Улей 2 (СИ) - Тодорова Елена

— Было? — раскрывает его мысли старуха. И добивает. — Ева об этом знает и молчит.

— Значит, это правда… Моего отца убил Исаев?

Лицо Марии Иосифовны смертельно белеет. Она крестится и читает молитву, которая в ее устах больше похожа на проклятие.

— Правда. И тут твоя зазноба тоже свидетель. Через нее я и увидела новые подробности.

После этого пропасть между Титовым и Исаевой увеличивается с геометрической прогрессией. Когда они только познакомились, то решили, что между ними может быть их собственная игра без правил. Их личная война.

Но на деле оказывается, все гораздо хуже. Они — часть неутихающей войны поколений.

«Сколько же Еве было лет, когда это произошло?»

«Помнит ли она об этом?»

«Почему молчит?»

«Как она живет в этом доме?»

— Руслан не пожелал признавать тебя и быть твоим отцом. Я не поддерживаю его в этом. Но и не осуждаю. Это его решение. Хоть у нас одна кровь, я тебя не знаю, Адам. И, честно говоря, не хочу узнавать. Мне хватило в жизни переживаний… Но считаю нужным предупредить тебя. Отрезай ее сейчас.

Эти слова вытесняют из души Титова все содержимое. Затягивают, словно в вакуум. Это хуже боли. Душевная пустошь способна подвести человека к краю безумия.

Непонятно, почему, но Адам всеми силами выталкивает Еву из круга этих событий. Она Исаева. Она знает все кровавые подробности. Она покрывает своего отца. Она часть всего произошедшего… Но какое-то чувство внутри Титова упорно высекает ее из этой черноты.

— Почему Исаев убил моего отца? Что произошло?

— Какая разница? Никто не имеет права решать то, что дозволено только Богу, — заявляет старуха, раскачиваясь на стуле. — У всего есть последствия. Исаеву тоже предстоит с ними столкнуться. Виновные будут наказаны. И очень скоро.

— Почему тело не нашли?

Мария Иосифовна цепенеет, прекращая свои бессмысленные покачивания вперед-назад. Молчит, пока в уголках глаз не собираются слезы.

— На морском дне мой Руслан. За десятки километров от родного берега. В цепях и оковах. На морском дне…

Глава 3

Выполняя просьбу Дианы, Адам забирает из детского сада Софию и, пользуясь ее компанией, пытается не думать об Исаевой и всей той грязи, что таится между их семьями.

— Что будем смотреть?

— YouTube! — звонко выкрикивает девочка.

— Мама не разрешает смотреть YouTube.

— И когда это мы маму слушали?

Адам хмыкает и наклоняется, чтобы помочь Софии с сапогами.

— Справедливо.

Освободившись от обуви, она на ходу сбрасывает куртку и бежит в комнату. Титов берет с полки ее комнатные тапки и медленно бредет следом.

— Не ходи босиком, Софи.

Девочка кивает и тут же забывает о своем согласии, продолжая скакать по комнате, словно пружина.

У самого Адама указание Дианы вызывает удивление. Полы в их квартире с подогревом и, понятное дело, тапки лишние. Но логику женщины не перепрешь.

Бросая шлепки около стены, решает, что они обуют их Софии позже.

— Адам! У меня такая новость! Я села на поперечный шпагат. Хочешь, покажу тебе?

Реагируя на ее восторг, слегка улыбается.

— Позже, Софи. Сейчас мы будем есть.

— Гренки! Гренки! — не переставая скакать, выкрикивает девочка.

— Ты же не ешь гренки.

— Раньше — да… Но мама сказала, что вредная еда тоже бывает полезной, если этого требует наша душа.

— Во завернула.

— Я или мама?

— Обе.

Спустя вереницу видео-челленджей и мультфильмов, Софи засыпает, свернувшись калачиком у него под боком. А Адам, машинально продолжая наблюдать за противостоянием мультяшных супергероев, мысленно возвращается к Исаевой. Хотя он не уверен, что переставал о ней думать.

В его голове такая муть…

— Куда теперь? Ответь! Я готов отправиться с тобой куда угодно.

— Да-да. А сейчас — вверх.

— Именно! На седьмом небе нам самое место.

— Рано обрадовался!

— Искра, промелькнувшая между нами, вызвала замыкание.

— Да ну? А по-моему, мы просто попали в непростую ситуацию[1].

Непростая ситуация… Да, все непросто. Все хрен пойми как! Информации столько, что уложить все в единое целое за один день не представляется возможным.

Титова мучает вопрос, как с подобным справляется Ева… Хотя она такая ненормальная, что, вполне возможно, не видит во всем этом дикости.

И сразу за этими мыслями у Адама перед глазами возникает картинка из прошлого — огромный синяк на лице Евы. А потом он вспоминает, сколько боли несет ее электронный дневник.

Каменеет. Перестает дышать.

«Чем она сейчас занимается?»

«С кем она?»

«Мать вашу…»

Это же не волнение? Он же не ревнует?

Неважно, что они переспали. Это ничего не меняет. И то, что Ева оказалась девственницей, тоже не имеет значения. Титов не из тех, кому важна непорочность. Он бы не стал из-за этого патентовать на девчонку права.

Нет. Конечно, это не ревность.

Он не понимает Исаеву. В ее поступках редко можно отыскать логику. Но это уже через край.

Она такая лживая.

Одни лишь воспоминания о ее выходках вызывают у Титова неописуемую злость. Он пытается держать под контролем то бешеное нетерпение встретиться, что поселилось внутри него после Молдаванки. Нельзя сейчас видеть Еву, потому что в подобном состоянии он совершает безумные поступки.

Нужно дождаться, когда эмоции улягутся, а голова станет трезвой.

А время так и тянется…

Повинуясь порыву, Адам находит в смартфоне электронный дневник Исаевой. Листает записи одну за другой. Кажется, большинство из них он уже помнит наизусть. По крайней мере, их смысловое содержание.

Цепляется взглядом за текст трехмесячной давности.

«Какая разница, какая я?

Хорошая или плохая… Добрая или злая… Ведьма или феечка… Все хорошее уничтожено до меня.

Любви нет.

Не потому, что я лично ее не ощущала. Потому что я ее не видела. Ни одного чертового примера! Люди притворяются друг перед другом, чтобы не чувствовать себя одинокими. Они проводят вместе вечера, ходят по магазинам, вместе ездят отдыхать. Навязывают друг другу свои интересы, постят в сеть постановочные фотографии. И тр*хают друг друга, просто потому, что это допустимо.

А потом женятся, и все становится еще хуже. Они заводят детей, не справляются с новым укладом и режимом, страдают, ссорятся и драматично мирятся, привыкают игнорировать друг друга, имитируют оргазмы, заводят кого-нибудь на стороне и тайно ненавидят свою жизнь.

Правды нет. Искренности нет. Любви нет.

Так какая разница, какой буду я? Никакой. Из-за меня одной Вселенная не слетит с накатанной орбиты. Ничего не изменится.

UPD. Конец света УЖЕ наступил. Мы либо все умерли и не поняли того, что попали в ад. Либо настолько приспособились выживать, что продолжаем по инерции жить, даже в постапокалипсисе».

— Все нормально? — голос отца, замершего на пороге, вытягивает Титова из паутины беспорядочной информации.

— Только не начинай, папа, — говорит он, перехватывая напряженный взгляд Терентия Дмитриевича. — Когда ты уже поймешь, что я не причиню Софии вреда, какое бы настроение мной не управляло? Я забочусь о ней.

Отец сконфуженно кашляет и отводит взгляд в сторону.

— Я не…

— Не оправдывайся. Просто пойми это уже, наконец.

— Адам…

Он не дает отцу договорить. Поднимаясь с дивана, подкладывает под голову Софии подушку. Хватает телефон и сигареты.

— Раз ты дома, я выйду ненадолго. Есть кое-какие дела.

Чувствует себя сорвавшимся наркоманом. Да, у него ломка. Ломка по Исаевой.

— Хорошо. Тем более, Диана заедет за Софией с минуты на минуту…

Этого Адам уже не слышит. Отправляется за своей дозой.

[1] Мультфильм, снятый по комиксам «Леди Баг и Супер-кот».