В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина
Формальных гамм она терпеть не могла. После Брамса взяла тему из Гайдна и проиграла ее сначала в медленном темпе, громко, затем сделала все то же самое легко и быстро — во всех разновидностях, вплоть до хроматических, и еще арпеджио…
На этом закончила разминку и отправилась на кухню — пить чай.
Кухня здесь была роскошная, поскольку от прежних хозяев осталась вся встроенная техника. Плита с особенными конфорками, очень удобные выдвижные ящички, микроволновка, гриль, вместительный холодильник, даже посудомоечная машина, которой Алена пользовалась всего несколько раз, когда к ней заходили гости. А так… Одну чашку можно сполоснуть и руками. Но жук — квартирный хозяин — все равно требовал за весь этот комфорт лишних денег.
Алена знала, что было у жука (а был тот черным, низеньким, круглым — и в самом деле жук!) еще несколько квартир, которые он сдавал.
Данную жилплощадь он приобрел год назад — прежние хозяева съехали — и сразу же заселил в нее Алену, купившись на ее концертное прошлое. Он считал себя меломаном и в каждый свой приход за ежемесячным взносом долго и подробно рассуждал на музыкальные темы — почему, например, он итальянской опере предпочитает немецкую…
Иногда Алена натыкалась на вещи, оставленные прежними хозяевами. Нашла, например, множество детективов, спрятанных в самых неожиданных местах, даже за батареями, и честно их все прочитала, получив немалое удовольствие. Раньше у нее не было времени на это. Обнаружила в одном из ящиков коробочку с засохшим индийским шербетом. Кожаную ключницу без ключей. Под ванной — скомканную футболку с надписью «I want to believe»…
Однажды Алена спросила жука, кто здесь жил раньше. Но тот ответил, что не знает. Квартиру он покупал через агентство, а там подобные сведения не принято разглашать…
Она допила чай и быстро оделась — джинсы, свитер, короткая дубленка с капюшоном.
Час пик в метро только начинался, но, к ее счастью, вагон в центр был относительно пуст, потому что вечером толпа обычно валила из центра на окраины.
Обычно дорога занимала у нее около часа.
Алена ехала и тайком рассматривала людей, придумывая о каждом, кто цеплял ее внимание, свою историю. Попадали эти фантазии в точку или нет — неизвестно… Вот эта девушка, например, поссорилась со своим молодым человеком. Разговаривает с подружкой, а сама отводит несчастные глаза и время от времени покусывает нижнюю губу. Вон тот дядька в пыжиковой шапке — женат, и причем женат давно. У него взрослые дети. В семье он царь и бог. Вокруг него домашние водят хороводы, а жена умиленно сдувает с него каждую пылинку — такой он весь чистый, отмытый, ухоженный и лоснящийся. Только он, гад, всего этого не ценит, потому что в данный момент весьма недвусмысленно таращится на Алену, перекладывая из одной руки в другую хороший кожаный портфель… Ну да, специально ловит ее взгляд, чтобы познакомиться!
Алена презрительно фыркнула и отвернулась к вагонному стеклу, всем своим видом показывая, что знакомиться ни с кем не собирается.
Потом поймала себя на мысли — раньше она ничем подобным не занималась. Не читала детективов, не стояла часами у окна, не придумывала истории о прохожих. Она была другой, а теперь словно погружалась в мир фантазий, удаляясь от мира реального. Все то, что окружало ее, медленно теряло смысл — Алена даже решила, что постепенно превращается в призрак, растворяется в воздухе, перестает быть живой… Сейчас ее еще замечают, а потом — все, никто не повернет голову в ее сторону.
…Она поздоровалась с охранником и быстро, прямо через зал, прошла в гримерку. Там переоделась — темно-синее длинное платье, черные лодочки.
Стоя перед зеркалом, заколола свои темные, довольно длинные волосы вверх — в строгий пучок, аккуратно закрепила на макушке микроскопическую шляпку с вуалью в мушках, которая слегка прикрывала лоб. Потом нанесла тон на лицо — густо-белый, неестественный. Темно-вишневая помада, густые тени у глаз… Девушка в стиле декаданса — именно такого имиджа требовал от нее Халатов.
Вышла на сцену — и сразу почувствовала всей кожей оживление в зале. На экране сбоку задрожали титры — «Роковая любовь». Киностудия Ханжонкова, дата… Господи, сто лет с тех пор прошло!
Поглядывая искоса на экран, Алена заиграла бравурную, игривую мелодию — поскольку первые кадры начинались с праздника.
В полутемном зале ресторана стоял непрерывный гул — люди разговаривали, гремели тарелками, сновали между столиками официанты… Это была полностью идея Халатова — показывать старые фильмы, имитируя атмосферу начала двадцатого века. Времена Гиляровского и купеческого разгула, всеобщего обжорства и утонченного эстетства. Интерьер с самоварами, бочонки с пивом, меню, напечатанное в дореволюционной орфографии…
За ближайшими к сцене столиками уже смотрели на экран. Посмеивались, комментировали сюжет и чрезмерные старания актеров, давным-давно умерших. Алена тоже старалась играть с некоторой чрезмерностью, и музыка, выходившая из-под ее пальцев, полностью соответствовала страстям столетней давности. Это оказалось даже забавно…
Фильмы были короткими — один сменял другой, и после каждого ей хлопали.
К десяти публика уже разгорячилась, голоса и смех стали громче. Это была так называемая приличная публика — и тем заведение Халатова ценилось. Сюда в основном ходили парами, иногда устраивали корпоративные вечеринки, любили заглядывать иностранцы, и, разумеется, никто не кидал на сцену денег с требованием «сбацать «Мурку».
В начале одиннадцатого Алена ушла со сцены, и ее место заняли другие музыканты — это было то самое время, когда публика хотела плясать. Небольшой цыганский ансамбль лихо заиграл кадриль и задвигались стулья в зале — на пятачок перед сценой выскочило сразу несколько желающих размяться — компания менеджеров среднего звена (как определила Алена из-за кулис). Все в ресторанной науке было рассчитано — и время есть, и время слушать, и время плясать, чтобы затем вновь есть, есть, есть…
Она уже переоделась, как вдруг в гримерку постучались.
— Да! — крикнула Алена.
— Привет… — в открытую щель протиснулась лохматая черная голова — это был Коля Жданько, официант. Его почему-то все звали Николя — на французский манер. — Тебя Иван Родионович к себе просит.
— Где он?
— Все там же, на втором этаже…
Алена поднялась наверх по узкой лестнице — там, на балкончике, был кабинет Халатова. Он любил наблюдать за происходящим в зале.
— Добрый вечер, Иван Родионович.
— Садись, Алена… — Халатов подвинул ей стул. — Вот, перекуси чем бог послал…
Иван Родионович Халатов был человеком известным — главным образом потому, что очень
