Люсинда Кэррингтон - Девяносто дней Женевьевы
— Послушайте, — произнесла она серьезным, деловым тоном (самым серьезным, на какой только была способна), — я уже сказала вам, что согласна. И обсуждать здесь больше нечего.
Синклер по-прежнему смотрел на нее словно рабовладелец, выбирающий на рынке раба. Женевьева отступила к столу. Понимая, что это совершенно бессмысленное движение, она вдруг прикоснулась к пуговице на своем пиджаке. Синклер так смотрел на нее, что ей показалось, будто ее одежда расстегнута. Увидев, как искривились в усмешке его губы, женщина поняла, что он догадался, о чем она подумала.
— Я уже сказала, что принимаю ваше предложение, — продолжила Женевьева, надеясь отвлечь его. — Нам с вами больше нечего обсуждать. Осталось только уточнить, когда именно вы хотите встретиться со мной. И поскольку это довольно деликатное дело, я надеюсь на то, что вы проявите осторожность и благоразумие.
— Не беспокойтесь, — ответил Синклер. — Я не привык хвастаться своими победами.
— Это деловое соглашение, — сказала Женевьева ледяным тоном, — а не капитуляция.
Он долго вглядывался в ее лицо, а потом улыбнулся. Медленно, как бы нехотя.
— Конечно, — согласился Синклер. — Только бизнес и ничего больше.
Помолчав немного, он произнес изменившимся голосом:
— Расстегните пиджак.
Женевьеве снова показалось, что она ослышалась.
— Пиджак? — переспросила она. — Зачем?
— Перед тем как мы с вами договоримся о времени и месте наших, так сказать, неофициальных переговоров, я хотел бы взглянуть на то, что получу, — объяснил он приятным спокойным голосом (хотя в нем отчетливо слышались стальные нотки). — Я хочу, чтобы вы сняли пиджак. Немедленно.
Женевьеве очень хотелось послать его ко всем чертям. Однако, посмотрев ему в лицо, она поняла, что это будет крайне неблагоразумно. Женевьева быстро исполнила просьбу Синклера, надеясь, что это его удовлетворит. Под коротким пиджаком на ней была белая шелковая блузка с воротником-стойкой. Женевьева понимала, что сквозь плотную, непрозрачную ткань он почти ничего не сможет увидеть, может быть, только контуры ее бюстгальтера. Того самого, из изящного белого кружева, вспомнила она.
— И блузку, — добавил Синклер.
На этот раз ее пальцы замерли.
— Блузку? — спросила Женевьева срывающимся голосом. — Это исключено!
Улыбка Синклера превратилась в кривую усмешку.
— Не изображайте оскорбленную невинность, мисс Лофтен. Расстегните блузку, или я сделаю это сам.
Ее пальцы коснулись обтянутых шелком пуговиц.
— Сюда может кто-нибудь войти, — заметила она.
— Да, может, — согласился Синклер. Он был невозмутим и спокоен. — Поэтому вам нужно поторопиться.
Женщина дергала маленькие круглые пуговицы. Их всегда было трудно расстегивать, а сейчас у нее еще и дрожали пальцы.
Наконец блузка была расстегнута. Женевьеве захотелось немедленно запахнуть ее, однако сделать это она не успела, потому что Синклер быстро подошел к ней и, схватив за запястья, развел руки в стороны. Посмотрев ей прямо в лицо, он перевел взгляд на ее шею, потом на грудь.
— Неплохо, — сказал он.
Синклер двигался так быстро и уверенно, что Женевьева совершенно растерялась. Он оттеснял ее назад до тех пор, пока она не уперлась бедрами в край своего стола. Она хотела возмутиться, но не успела даже рта раскрыть, как он запустил руки ей под блузку. Женевьева почувствовала, как его ладони коснулись ее спины. Застежка бюстгальтера оказалась прямо под его пальцами, и Синклер расстегнул ее. Не прошло и секунды, как бюстгальтер оказался прямо под шеей, грудь полностью оголилась, а ее саму еще сильнее прижали к столу.
Женевьева похолодела от ужаса, представив, что ее могут застать в таком виде. Она, конечно, знала, что все ее коллеги стучат в дверь, прежде чем войти в кабинет, но входят они обычно, не дожидаясь разрешения. Стук — всего лишь дань вежливости. Сможет ли она услышать звук приближающихся шагов, ведь пол в коридоре устлан толстым ковром?
Синклер прижался коленями к ее коленям, однако сознательно избегал любых других контактов. Женевьева не знала, возбужден ли он. Она наклонялась все ниже и ниже и, чтобы не упасть, обеими руками оперлась на стол. Женщина понимала, что в таком положении не сможет помешать ему, не сможет защититься от его губ или рук.
Он наклонился и, коснувшись губами ее левого соска, начал осторожно ласкать его языком, то поглаживая, то постукивая по нему. Буквально через несколько секунд сосок напрягся и затвердел. Взяв его в рот, Синклер принялся интенсивно посасывать его, и всякий раз, когда он, сжав сосок губами, оттягивал его, по телу Женевьевы пробегала сладкая дрожь. Похоже, этот человек знал, чего она хотела, потому что выбрал правильный темп и силу движений. Потом, сжав рукой другой сосок, Синклер слегка подразнил его, сжимая, пощипывая и поглаживая ладонью ее грудь.
Женевьева почувствовала, что еще немного, и она застонет от наслаждения, поощряя его к дальнейшим действиям, но усилием воли заставила себя сдержаться. «Неужели мне это действительно нравится?» — с ужасом подумала она. Женевьева понимала, что в любой момент в кабинет может кто-нибудь заглянуть, и это еще больше заводило ее.
— Прошу вас, — с трудом выдохнула она, не зная, как далеко она позволит ему зайти (или как далеко он сам заведет ее). — Сюда может кто-нибудь войти, — повторила Женевьева.
Подняв голову, Синклер посмотрел ей в лицо.
— Боитесь, что ваши коллеги увидят вас и подумают, что вы ведете себя как заправская шлюха? — спросил он и, сжав руками ее груди, приподнял их, поглаживая соски большими пальцами. — Думаю, им понравится то, что они увидят, — медленно пропел он томным голосом. — Я уверен, что многие из ваших коллег захотели бы поиграть с вашими сосками. Наверное, нам стоит позвать их всех сюда. И дать каждому по пять минут, — сказал он, продолжая лениво прикасаться к ее груди. — Мне почему-то кажется, что вам это понравится.
При обычных обстоятельствах сама мысль об этом привела бы Женевьеву в ужас, но Синклер говорил таким мягким, завораживающим голосом, что она, как ни странно, не испугалась. Его предложение показалось ей довольно заманчивым. Почему бы и нет? Если, конечно, это будут не ее коллеги, а кто-нибудь другой. Например, юноши, которых она не знает и которые не знают ее. И Синклер обязательно должен смотреть на то, как они ее ласкают, и наслаждаться тем, что видит. Интересно, что она при этом будет чувствовать? Женевьева едва заметно вздрогнула и облизала губы. Синклер нависал над ней, не касаясь ее руками.
— Мысль об этом заводит вас, не так ли? — пробормотал он. — Вы кажетесь строгой, чопорной и холодной, но на самом деле вы не такая. И я это почувствовал, но мне нужно было убедиться. Может быть, вас действительно заинтересует сделка, которую я хочу вам предложить?
