Сюзанна Форстер - Приходи в полночь
Равнодушно глядя на нее, он сунул руку под свою обрезанную футболку, будто собираясь почесать живот, покрытый темными волосами.
— Вы мне больше нравитесь, доктор, когда сердитесь. Тогда ваши глаза мечут молнии.
Больше всего на свете Ли хотелось повернуться и уйти. Этот человек использует вульгарные выражения и почесывается у нее на глазах! Но Ник Монтера слишком часто заставлял ее чувствовать себя сухой формалисткой. Если прежде ей было просто любопытно, то теперь она с упрямой решимостью готовилась выяснить, что питает темную движущую силу этого фотографа. И если ее теории верны, разгадка здесь, в его работе, в фотографиях, развешанных по стенам.
— Что вы чувствовали, когда фотографировали этих женщин? — спросила она. Вопрос прозвучал резче, чем ей хотелось.
Он подошел к дремавшей кошке и принялся легко перебирать пальцами мягкую шерстку. Мэрилин развернулась и потянулась на солнце, как маленькая львица, пока Монтера ее гладил. Его браслет-змейка поблескивал, как древний символ эротической связи между человеком и животным.
Довольное урчание кошки разносилось по всему помещению. Ли нетерпеливо переступила с ноги на ногу. И наконец Монтера посмотрел в ее сторону. Выражение его лица давало понять, что его общение с кошкой было вознаграждено гораздо больше, чем общение с ней, но — вечный оптимист — он намерен провести еще один раунд.
— Что я чувствовал? Это слишком расплывчатый вопрос, доктор. Не могли бы вы его детализировать?
— Ваши модели раскрываются перед вами. Это ясно видно по снимкам. Они вам доверяют. Вам никогда не казалось, что вы злоупотребляете их доверием? Эксплуатируете их?
— Черт побери, нет… Я делаю их бессмертными.
Каблучки Ли резко клацнули по плитке. Так же, как он обессмертил Дженифер Тейрин?
— Как именно?
Он продолжал поглаживать кошку, по-прежнему гипнотизируя ее своими волшебными прикосновениями.
— Они показывают себя мне, — тихо произнес он. — Они раскрываются передо мной, как никогда до этого и никогда потом. И я плачу им сполна. Это момент чистой истины. Я запечатлеваю его… навсегда.
Ли мгновение помолчала, наблюдая, как он ласкает кошку.
— Они никогда не чувствуют себя выставленными напоказ? Или будто над ними совершили насилие?
— Нет, если они мне доверяют. Да и почему они должны это чувствовать? Я их мать, их отец, их прошлое, настоящее и будущее… — Он посмотрел на нее. — Я их биограф.
«И их любовник?» — подумала она.
— А если они вам не доверяют? Что тогда?
— Тогда я с ними не работаю. Они или полностью отдаются работе, или уходят.
— Понятно.
— Неужели? — Он чесал шелковистую шерстку под подбородком у Мэрилин, но взгляд его следил за рукой Ли, теребившей мочку уха и яркое золотое колечко. — Мне кажется, вы не понимаете, — проговорил он.
Ли поправила подплечники.
— Я понимаю то, что вы требуете от женщины полного подчинения своему видению. Вы хотите контроля, полного контроля над ней.
— Подчинения… интересный выбор слова. Я бы выбрал другое. Я бы назвал это покорением.
— А есть разница?
— Большая. Первое предполагает принуждение и сопротивление. Второе предполагает выбор — пленница, которая добровольно отдается зависимости… и находит в этом удовольствие.
— Но и то и другое — зависимость, — заметила Ли. — Разве это не весьма архаичное понимание выбора?
Он потянулся, выгнувшись, и сел на край комода рядом с кошкой. Недовольное мяуканье Мэрилин было вознаграждено медленными, успокаивающими движениями.
— Мы все зависимы, доктор, — сказал он. — Мы только можем притворяться, что это не так. Можем размахивать флагами и кричать о свободе, но никто из нас не владеет своей душой.
— Вы действительно этому верите? — Ли поймала себя на том, что смотрит на него во все глаза, пораженная его убежденностью.
Его взгляд был проницательным и в то же время успокаивающим. Когда он включал его на полную мощь, как лампы в студии, эффект оказывался гипнотическим. Она пыталась найти аргумент против его заявления, но в голову ничего не приходило. Его слова задели в ней какую-то струнку. Ей не хотелось с ним соглашаться, но она знала: в чем-то он прав.
— Значит, вот что вы даете этим женщинам, — проговорила она, и ее голос затих, пока она пыталась понять, что хочет сказать. — На одно мгновение? Вы возвращаете им их души? Или по крайней мере отблеск их душ?
Он медленно кивнул:
— Да… да, именно это.
Теперь он смотрел на нее так, словно она в первый раз сказала что-то умное и стоящее, что то, с чем он действительно согласен. В глубине своего существа Ли ощутила едва уловимый трепет, отвечая на какой-то импульс, неподвластный ее контролю. Она мысленно взмолилась, чтобы в голосе ее не слышалось дрожи.
— Понимаю, — сказала она.
На этот раз он ее не поправил.
— Вы когда-нибудь это пробовали, доктор? — спросил он. — Вы когда-нибудь полностью чему-нибудь покорялись? Или кому-нибудь?
— Мы все покоряемся, разве нет? В тех или иных обстоятельствах.
— Вы бы так не говорили, если бы с вами это было. Это не сравнимо ни с чем. Другого такого чувства нет. Это рай — или самое близкое к нему из доступного нам. Физический, эмоциональный, сексуальный.
Горловой возглас Мэрилин подтвердил его слова. Кошка выбрала этот момент, чтобы перевернуться на спину и, выгнув спину, предложить Нику погладить ее живот. Он легонько ее пощекотал, и короткий резкий вопль сказал всем присутствующим в пределах слышимости, что она пребывает в полном экстазе.
— Почему бы мне и вас не сфотографировать? — спросил он, продолжая усмирять кошку.
— Нет, это не… — Она чуть не сказала «подобает».
Ник встал и направился к ней.
— Обещаю, что больно не будет. И это единственный способ увидеть меня за работой. Сегодня у меня больше не будет съемок.
— Нет, в самом деле. Это обсуждению не подлежит.
— Вы не хотите стать частью моей коллекции отражений в пруду?
Его взгляд скользнул по ее телу, загоревшись мужским одобрением. Он оглядел ее с головы до ног, оценил и как фотограф; и как мужчина — искусство и мужественность так перемешались, что отделить их уже не представлялось возможным.
— Вам может понравиться позировать обнаженной, — сказал он. — Мне бы понравилось.
— Что ж… решено. — Она легко рассмеялась. — Вы позируете, я фотографирую.
Теперь ее сердце бешено стучало. Интересно, подумала Ли, в комнате находятся два взволнованных существа женского пола. Одно — отчаянно желавшее привлечь его внимание, а другое — отчаянно желавшее избежать его.
