Джудит Майкл - Преобладающая страсть. том 2
В одиннадцать вечера, когда гости расселись за круглые столы, чтобы закончить кофе с крем-брюле, Эдгар поднялся за столиком, где сидели его родители и он с Валери, а в оркестре громко прозвенели фанфары, призывавшие к тишине.
– У меня есть объявление, – сказал он.
Валери, протестуя, быстро дотронулась до его руки. Они не обговаривали этого заранее. Такое решение они должны были принять вместе.
Но Эдгар не обратил на ее жест никакого внимания – впервые за шесть месяцев.
– Это даже не совсем объявление, – продолжал Эдгар. Голос его был слышен за всеми тридцатью столиками. Звучавший мощно, он был преисполнен ложной патетики и того драматизма, от которого он уже не мог избавиться.
– На самом деле это просьба. Я решил обратиться прямо здесь, потому что здесь собрались наши друзья, и наши семьи тоже здесь, а сейчас к тому же конец сезона, когда все мы строим планы на будущее.
Моя дорогая Валери, я принял решение сказать об этом прямо здесь, не спросив у тебя разрешения, и это, наверное, задевает тебя, но я обещаю тебе здесь и сейчас, что это последнее мое решение, которое я принимаю без тебя. Я обдумывал слова, которые собираюсь произнести, с шестнадцати лет, прошло столько времени, я терял надежду, но вот настала минута, а мои слова просто требуют величественной и торжественной обстановки. Я мог бы произнести их в любой момент в эти полгода, – я знаю, и ты сама тоже знаешь, что все ждали, чтобы я произнес их, но мне казалось очевидным, надеюсь, что и для тебя тоже, что единственный способ подчеркнуть важность настоящей минуты, – это произнести их перед свидетелями, произнести их во веки вечные.
Он стоял прямо и гордо оглядывал гостей. Шепот удивления и одобрения прошелестел по зале. Раздосадованной Валери хотелось рассмеяться, но в ней поднималось негодование; она заметила, как пожирает ее глазами Розмари. «Мне нужно остановить это, это же цирк, да и только», – подумала она, вновь коснувшись руки Эдгара. Но вдруг убрала ее. Она не могла сделать этого, не могла устыдить его на глазах его семьи и друзей. Да и какая, в сущности, разница: так или иначе, а она выйдет за него замуж; и если он собирается сделать ей предложение перед собравшимися в «Плаце» тремястами свидетелями, почему это должно ее раздражать?
Голос Эдгара, громкий, хорошо поставленный, вновь зазвучал, хотя и не без легкой робости, когда он столкнулся с ней взглядом.
– Валери, я люблю тебя. Я люблю тебя, я обожаю тебя почти всю мою жизнь. Как только я впервые увидел тебя, мне захотелось заботиться о тебе, и я хочу всего себя посвятить тому, чтобы сделать тебя счастливой. Твои желания станут отныне моими, твои радости, твой мир будут принадлежать и мне. А мое сердце всегда принадлежало тебе. Валери, любовь моя, моя дорогая, чудесная Валери, я прошу тебя стать моей женой.
Эхо патетического монолога Эдгара прокатилось по бальному залу, рокот его голоса докатился до танцевального зала и даже до кухни, где повара и официанты стояли и слушали его. За столами кто-то начал аплодировать, остальные подхватили, гости встали, и вскоре бальный зал наполнился аплодисментами и поздравлениями, счастливыми возгласами и пожеланиями счастья и любви.
Эдгар протянул Валери руку, и, опираясь на нее, она поднялась и встала рядом с ним. Она смотрела на самодовольные улыбающиеся лица вокруг нее. Вот он, ее мир, знакомый, удобный, понятный, единственно возможный. В нем она чувствовала себя в безопасности.
Красивая игрушка.
«Ну и что, – подумала она. – Если мне так хорошо было здесь тридцать три года, значит, мне и следует продолжать в том же духе. Это то, что я делаю лучше всего».
Звук аплодисментов напоминал порыв ветра, и вдруг на какое-то мгновение она вспомнила свист ветра над озером, когда в густой белой пелене Карл сажал самолет, а их тащило сквозь вьюжную круговерть к лесу на далеком берегу.
«Тогда я была больше, чем игрушкой. Я спасла жизнь людям, спасла свою жизнь».
Ее опять словно накрыло волной воспоминаний, так остро вернулись к ней все ощущения той далекой ночи: мороз, страх, слабость – но еще она чувствовала, что она нужна, что от нее тоже что-то зависит, что ей придется делать что-то сквозь боль и страх, чтобы избежать опасности. Она знала, что совершает кое-что поважнее, чем ее собственные капризы.
«Я хочу, чтобы было опять так», – как только это прозвучало у нее в голове, Валери поняла, что она хотела этого все это время после катастрофы. Сама мысль, что она может никогда уже не испытать этого торжества победителя и того, что в ней нуждаются другие люди, ужаснула ее.
«Но, быть может, я и сгодилась только на один раз. Может быть, в следующий раз я струшу? Так все и думают.
Или все же я лучше, чем все обо мне думают? Может быть, во мне есть силы, которых никто и не подозревает. Да и я сама тоже».
Теперь гости толпились вокруг них, и Эдгар обвил ее одной рукой, прижимая ее к себе покрепче, отгораживая от толпы. Она знала, что так всегда и будет; он будет защищать ее от всего, что посмеет приблизиться. Он-то, конечно, не натворит ничего подобного тому, что совершил Карл, он убедил ее в том, что не оставит ее один на один с жестокостью мира.
Она чувствовала сквозь шелк его мощный торс, его силу и тепло, идущее не только от его сладкой любви, но и от его тугого кошелька. Уж Эдгар-то никогда не позволит малейшей опасности приблизиться к ее жизни.
Но когда нет опасности, откуда придет победа?
Хотя зачем опасности, вроде того кромешного ужаса, который пришлось пережить той ночью? И кому они нужны? Людям нужны покой и безопасность.
– Как ты сегодня обворожительна! – произнес кто-то.
– Ах, как это возбуждает, – услышать предложение таким образом! – воскликнула некая молодая особа. – Что за смельчак ее Эдгар! Настоящий герой!
Валери ошеломленно взглянула на нее. «Герой! Герой – потому что сделал предложение на балу!»
– Хорошо то, что хорошо кончается, – сказала какая-то женщина. – Что за кошмар, но ты здорово приземлилась, Валери. Ты настоящая леди.
Валери воззрилась на говорившую. «Здорово приземлившаяся, настоящая леди!» Это уже звучало двусмысленно. Ее хвалили за то, что она отхватила богатого мужа.
Взбудораженная толпа давила на нее, рты вытягивались в улыбки, и гости надвигались на нее, шумные, алчные, изрыгающие смех и торжество, уже пресытившиеся удовольствиями сезона, они как бы обволакивали Эдгара и Валери.
Валери с трудом сдерживалась, чтобы не рвануться прочь. «Безопасность, – напоминала она себе. – Удовольствия…»
«А как же то, что я никогда не испытывала, но все же смогла совершить? Что же, значит, мне уже не стать лучше, чем все обо мне думают?»
