Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 2

Но это запретные мысли. Не хотеть детей — это ненормально. Оскорбительно признавать, что некоторым не следует заводить детей, так что мы с Вики держим наши сомнения при себе и делаем вид, что мы довольная всем пара, издающая сигнал: «НОРМАЛЬНЫ; НОРМАЛЬНЫ!»

— Ты уверена, что не хочешь сделать аборт, — уже не в первый раз говорю я Вики.

— Я не смогла бы. Я считаю, что женщина всегда должна сама решать, делать ей аборт или нет, но я не думаю, что когда-нибудь смогла бы это сделать, если бы только не забеременела в результате изнасилования или если бы доктора клялись, что ребенок, который должен родиться, будет уродом. Все дело в чувстве вины, я боюсь. Меня пугает, что у меня будет депрессия.

Она права. Она слишком долго несла непосильную ношу вины.

— Себастьян, ты хочешь чтобы я сделала аборт?

— Нет, я хочу то, что для тебя будет наилучшим, и, насколько я могу судить, ты приняла единственно возможное в этих обстоятельствах решение. Но мне надо было еще раз убедиться, что ты не хочешь, пока еще есть возможность изменить свое решение.

— Я не смогла бы… не смогла бы…

— Тогда не надо. Ты права. Я очень рад. Мы справимся.

— Я полюблю его, когда он родится, — говорит Вики, стараясь заглушить наше общее отчаяние.

— Я тоже.

Это правда. Мы будем любить его. Но это не меняет того обстоятельства, что его зачатие было большой ошибкой, которая может иметь роковые последствия.

Мы решаем не подыскивать себе дом, пока не родится ребенок, так что остаемся на Пятой авеню, и всякий раз, когда мы не в состоянии больше ни секунды оставаться в особняке Ван Зейла, мы уединяемся в нашей квартире.

Приятно снова приезжать сюда. Вики тоже рада, но вскоре наша идиллия нарушается: Вики уже не может заниматься со мной любовью, у нее появляется чувство неполноценности, которое сменяется чувством вины, а затем и стыда.

— Послушай, — говорю я, — все в порядке. Я справлюсь. Я не собираюсь умирать. Мне пришлось воздерживаться, когда я учился в школе, и я еще в течение некоторого времени так проживу, только и всего. Я абсолютно не давлю на тебя.

Она взволнованно смотрит на меня своими серыми глазами и говорит:

— Ты будешь мне изменять?

— Меня не интересуют другие женщины. Они для меня не существуют.

— Но как ты справишься?

Иногда она так простодушна, что я вспоминаю эту историю с колпачками. Я объясняю, как справлюсь за закрытой дверью ванной комнаты.

— Наверное, Сэм делал то же самое, только не говорил тебе, — бросаю я небрежно, чтобы показать ей, насколько неважен этот вопрос, но даже ободряя ее, я думаю, что это в точности то же самое, как Сэм, ловкий бывалый Сэм Келлер, пытался обмануться, убеждая себя в том, что ее отвращение к сексу может служить оправданием его неверности ей.

Я чувствую, что опять незаметно оказываюсь на месте Сэма Келлера, и на этот раз его шкура мне слегка не по размеру, поэтому я делаю усилие и сбрасываю ее с себя. Я не займу место Сэма Келлера, потому что люблю Вики, и что бы ни произошло, я спасу ее; я верну ее к той жизни, которую Сэм Келлер разрушил почти до основания.

Я звоню Эльзе. Это глупо, но я ничего не могу с собой поделать. Я должен знать, как Алфред. Мама говорит, что он прекрасно себя чувствует, но она пока не видела его с тех пор, как мы с Вики уехали в Рино, потому что Эми Рейшман взяла Эльзу и Алфреда в путешествие по Европе и они только что вернулись.

— Привет, — говорю я, — не вешай трубку. Как он?

— Прекрасно. — Она вешает трубку.

Я вне себя. Гнев полезен для здоровья. Я звоню снова.

— Я хочу видеть его.

— Гм! Ишь чего захотел! — это ее первая реакция, но затем она смягчается, и я встречаюсь с Алфредом. Он помнит меня. Его маленькое лицо светится. Он подбегает ко мне и начинает со мной болтать. Он пока еще говорит не слишком внятно, но я понимаю его. Я остаюсь на десять минут и наблюдаю, как он играет. Эльза не показывается. Когда я пришел, меня встретила няня и проводила к Алфреду.

После свидания с Алфредом, я чувствую себя намного лучше.

Приходит и уходит Рождество. Начинается новое десятилетие. Мы с Вики больше не пытаемся заниматься сексом, но у нашего брака есть одна хорошая сторона, — это то, что мы теперь можем спокойно выходить из дома, не опасаясь детективов Эльзы. Мы ходим в театр, на выставки, на концерты — даже на самый последний выпуск фильма Пресли «Креольский король», который не сходит с экранов, давая пищу всем поклонникам Элвиса, которые страстно желают увидеть своего кумира на экране в новом приключенческом фильме. Мы много смеемся, много, интересно беседуем, много веселимся. Это почти компенсирует нам отсутствие секса, но с сексом все должно быть в порядке после рождения ребенка. Я должен потерпеть и вести сексуальную жизнь школьника до марта — нет, апреля или начала мая. Ребенок должен родиться в марте, но после родов Вики нужно время, чтобы поправиться.

О Боже, как это долго!

У Вики родился мальчик. Я счастлив, но мама с Корнелиусом счастливы еще больше. Я надеюсь, что они не выведут Вики из душевного равновесия: ведь она выглядит бледной и уставшей.

— Со мной все в порядке, — говорит она, когда мы видимся, но это не так. Что-то происходит в ее голове. Она все думает, думает, думает. Она где-то очень далеко.

Я научил ее думать. Я научил ее, как рассматривать проблемы в разных аспектах. Я заставил ее поверить в то, что она личность и имеет собственное мнение. Не будет ли величайшей иронией…

Но нет. Я не могу позволить себе даже думать об этом. Я не буду.

Возвращайся, Вики. Пожалуйста, возвращайся. Я люблю тебя и искренне верю, что мы сможем это сделать вместе.

Может быть, когда-то Сэм Келлер тоже говорил эти слова. Я снова на его месте, но на этот раз его шкура крепко прилипла к моим плечам, и я не могу ее сбросить. Действительно ли я поступил не многим лучше Сэма Келлера? Наверное, нет.

Но я, несомненно, должен был бы поступить лучше! Потому что я люблю Вики, я вижу ее с такой ясностью, что не только могу понять, что она страдает, но и без колебания определить причины ее страдания. Я понимаю ее. Я точно знаю, через что она прошла, и я помог ей пережить все это. Что бы еще я мог сделать?

Тем не менее что-то не так. Может быть, в конце концов, это не Эльза, а я похож на слабоумного ученого, который не может написать свое имя, хотя и вычисляет логарифмы в уме. Я, может быть, знаю Вики, но я не знаю женщин вообще — и то, как я недооценил Эльзу, доказывает это. В некоторых благоприятных обстоятельствах я проявляю удивительный талант как непрофессиональный аналитик, но что действительно происходит в глубине моего сознания, что лежит в основе моей сумасшедшей любви, сочувствия и участия?