Елена Чалова - Греческие каникулы
Она сразу поняла, почему Таки не смог вынести карту: она была нарисована на стене. Настя торопливо сделала несколько снимков, сперва только карты, а затем (на всякий случай) остальных вещей.
Надо заметить, обстановка комнаты оказалась простой, почти спартанской. Письменный стол с компьютером у окна, напротив всю стену занимал шкаф, дверцы всех секций были плотно закрыты. Вдоль третьей стены тянулся стеллаж, на полках которого стояли и лежали куски керамики, амфоры, осколки камня, статуэтки и прочие экспонаты явно археологического происхождения.
Настя легла грудью на подоконник и, вытянув вперед руки с фотоаппаратом, щелкала и щелкала.
Вдруг дверь комнаты распахнулась, и на пороге возник хозяин. Несколько секунд девочка и мужчина таращились друг на друга в растерянности. Потом оба завопили: Настя от испуга, а хозяин, надо полагать, от злости.
Девочка прянула назад, ноги ее соскользнули с плеч Таки, и она свалилась на землю, пребольно ударившись попой и локтем. Но разлеживаться было некогда, и в следующую секунду все трое уже бежали к стене. Вслед им из окна неслись гневные вопли, а потом раздался выстрел. Опомнились они только на склоне, где, ступив обутыми в носочки ногами на камни, Настя рухнула на землю. От боли и страха слезы хлынули потоком. Само собой, ее кроссовки остались валяться под окном.
Возвращение в отель превратилось в кошмар. В сумках у девочек не нашлось ничего подходящего для сооружения даже самой примитивной обувки. Лиза сняла носочки, отдала их подруге и надела кроссовки на босу ногу. Она предложила было идти в единственной паре обуви по очереди, но размер у Лизки был тридцать пятый, а у Насти — тридцать седьмой, и она наотрез отказалась впихивать разбитые и саднящие ноги в обувь на два размера меньше.
По понятным причинам обратный путь занял у охотников за сокровищами гораздо больше времени. Периодически, на особенно каменистых участках, Таки нес Настю на руках.
— Главное, Лизка, Марку ничего не говорить, — бормотала Настя, пребывая практически в полу обморочном состоянии. — Проберемся в комнату, принесешь аптечку… там в чемодане мама напихала всякого…
Марк очень душевно поспал после обеда, потом, освеженный сном и тишиной, решил поработать. Увлекся собственной статьей, и время пролетело незаметно. Услышав неподалеку неясные звуки, похожие то ли на жалобное тявканье и скулеж, то ли на крики и стоны морских птиц, Марк оторвал взгляд от монитора, поднял голову, и глазам его открылась дивная картина.
По дорожке двигались две скособоченные, но очень живописные фигуры. Настя опиралась на плечи Лизаветы, как раненый комиссар. Вид у обеих был совершенно дичайший: волосы спутанные и в беспорядке, ноги исцарапаны, майки грязные, на лицах — разводы, потому что слезы размазывались грязными ладошками. Руки явно обгорели на солнце. А уж когда взгляд Марка опустился ниже и он увидел, что Настя без кроссовок, он испытал настоящий шок.
Придя в себя, Марк рванулся навстречу раненым бойцам. Подхватил Настю на руки, отнес на диван в бунгало, налил воды и, пока она жадно пила, принялся ощупывать руки и ноги девочки. На локте обнаружилась ссадина и здоровенный синяк, коленки разбиты, ноги расцарапаны. Он осторожно снял носки и нахмурился: ступни Насти отекли и были порядком изранены, то есть девочка шла босиком не какие-нибудь пятьдесят метров по дорожкам или пляжу.
Он перевел взгляд на Лизавету, которая наливала себе второй стакан воды. По тому, как свободно девочка двигается, было очевидно, что серьезных травм у нее нет, и Марк опять уставился на Настю:
— Что случилось?
— С горки упали, — буркнула та.
— Настя! — Рык получился таким грозным, что Лиза поперхнулась водой, а Настя вжала голову в плечи. Никогда прежде Марк не повышал на нее голос. — Я спрашиваю: случилось ли что-нибудь серьезное и нужен ли тебе врач?
— Нет! — На глазах Насти вскипели злые слезы. — Меня не били и не насиловали, так что можешь не переживать! А коленки заживут! И не ори на меня!
Несколько секунд Марк вглядывался в серые заплаканные глаза. Если бы Настя обмякла, начала жалобно всхлипывать и демонстрировать хрупкость и слабость, он бы неизбежно стал ее жалеть. Но в девице вдруг взыграл бес: она выпрямилась, как будто позвоночник затвердел стальным прутом, вытерла грязной лапкой нос, сжала зубы и злобно уставилась на отчима. Марк пожал плечами и пошел за лекарствами. Он промыл и намазал йодом ссадины и царапины. Процедура получилась затяжная, учитывая большое количество мелких повреждений, да плюс еще Лизка, и Настя начала опять жалобно всхлипывать, но Марк словно окаменел. Руки его двигались ловко и быстро, причиняя минимально возможную боль, но на лице не отражалось ровным счетом никакого сочувствия. Уставшая и замученная Настя пожелала было, чтобы мама оказалась рядом. Уж она бы пожалела, приласкала… а потом допросила бы с пристрастием, и вот тогда… тогда мало ей бы не показалось. М-да… пожалуй, даже лучше, что мамы здесь нет. Марк мужчина, а как ни мал был жизненный опыт Анастасии, она уже понимала, что договориться с мужчиной куда проще. Помнится, слез он не выносит. Надо бы заплакать жалобно, но вот поди ж ты, слезы высохли и никак не получалось заплакать.
Тем временем Марк приложил лед к локтю, обработал ступни, подумал, оглядывая комнату. Тазика в бунгало не нашлось, тогда он вывалил на стол фрукты из стеклянной вазы, налил в прозрачную емкость холодной воды и принес Насте, чтобы она опустила туда разбитые ножки.
Делал он все молча, и девочки вдруг как-то затихли, встревоженно поглядывая на его сосредоточенно-спокойное лицо.
Когда Марк очередной раз пошел менять воду в импровизированном тазике, Лиза отправилась за ним, остановилась в дверях ванной и почему-то шепотом сказала:
— Марк, вы не волнуйтесь… С нами и правда ничего страшного не случилось. Сглупили немножко, и пришлось Настьке босиком пробежаться… Но ноги заживут быстро, а так мы целы и невредимы. Клянусь здоровьем братика!
Но ничто в лице мужчины не дрогнуло. Лиза и не думала, что он может быть таким… каменным. Она знала Марка уже несколько лет, со слов Насти считала его немного сентиментальным, мягким и вполне пригодным к манипулированию. Но сейчас на нее смотрел какой-то другой Марк, жесткий и непреклонный. И он очень ровным голосом спросил:
— Где Настины кроссовки?
Лиза молчала. Говорить правду нельзя, а придумать какую-нибудь проходную ложь они как-то не сообразили, должно быть, от испуга и усталости. Теперь вот приходилось расплачиваться за собственную глупость.
Так и не дождавшись ответа, Марк прошел мимо Лизы в комнату.
