Ева Геллер - Потрясающий мужчина
— Привет, господин Виндрих, — поздоровалась она с Бенедиктом и сняла невидимый волосок с его пилотской куртки.
Мне она сказала:
— Приветик, ну и постарела же ты! — Потом захихикала: — Я, конечно, шучу.
Я лишь ответила:
— А ты стала такой элегантной, — не прибавив, что шучу.
Анжела польщенно улыбнулась, приняла мой подарок, даже не развернув с трудом упакованный сверток, и потянула за руку Бенедикта:
— Господин Виндрих, пойдемте скорей со мной! Мой друг Шмидт хочет с вами познакомиться. — Она потащила его к какому-то типу в расстегнутой рубашке и с золотой цепочкой на шее, прислонившемуся к двери. Тот сразу же втянул его в разговор.
Я осталась одна в прихожей.
— А где дядя Георг? — спросила я Анжелу, повернувшую ко мне спину с вырезом до талии.
Она небрежно бросила через плечо:
— Папа в баре у бассейна.
— Спасибо, я знаю дорогу к бассейну, — сказала я, хотя никто и не предлагал проводить меня.
Дядя Георг стоял у бассейна с бокалом пива. Рядом с ним я чувствовала себя спокойно: на нем была серая спортивная рубашка и джинсы. И встретил он меня сердечно и приветливо. Я рассказала, что вовсю занимаюсь ремонтом, но сразу все закончу, как только надо будет приступать к работе у него. Дядя Георг отнесся к этому с одобрением. Он представил меня даме за сорок, одной из его чертежниц, а потом господину Вельтье с женой.
Господин Вельтье оказался мужчиной довольно маленького роста, мускулистым, черноволосым, с молодым живым лицом. И только обесцвеченная перекисью водорода прядь озадачивала и заставляла задуматься о его возрасте. Тогда ему можно было дать лет сорок пять. Госпожа Вельтье была изящной, стройной, загорелой, с несколькими продольными морщинами на лбу, какие часто бывают у женщин, всю жизнь остающихся изящными, стройными и загорелыми. Тем не менее внешний вид госпожи Вельтье доказывал, что она полна решимости справиться с семейной катастрофой без подтяжки лица. Они выглядели вполне счастливой супружеской парой. Почему он изменял ей?
Тетю Сузи я, конечно, нашла на кухне. Хотя она была хозяйкой этой виллы с подогретым бассейном, камином, сауной, гаражом на четыре машины и имела домработницу, но осталась обычной милой домохозяйкой. И так же гордилась своими тортами домашней выпечки, как дядя Георг — построенными им домами.
Тетя Сузи пришла в восторг, увидев меня. Она обожает родственников, то есть обожает обсуждать: кто, на ком и почему женился; у кого, почему и сколько детей; кто, что и от кого унаследовал; кто и почему не пришел на похороны. На правах близкой родственницы мне было позволено взбивать сливки и даже отнести их потом на Анжелину территорию.
У Анжелы не комнаты — у нее территория, которая занимает почти весь первый этаж. Три комнаты, из которых самая большая — так называемая студия. На белом шерстяном ковре — два белых кожаных дивана, а посередине — стеклянный стол с нераспакованными подарками. На одном из диванов в театральной позе восседала Анжела: правая рука с бокалом шампанского — на спинке, левая нога подогнута под себя, отчего она обнажилась до самого бедра. В общем, сцена из рекламы пылесосов. Рядом с Анжелой устроился белый йоркширский терьер, пушистый зверек со свисающей на глаза шерстью. Как я слышала, ей подарили его на Рождество.
— Иди к своей Анжеле, Ромео, — позвала она, когда пес сделал попытку удрать на кухню к тете Сузи.
Двое неизвестных мне мужчин сидели на втором диване напротив Анжелы и пожирали ее восхищенными взглядами. Я присоединилась к Бенедикту, который сидел вместе с Детлефом Якоби, пришедшим без своей подруги, и Герхардом Крифтом — тоже без подруги, потому что у него ее не было. Мы сидели в стороне на белых садовых стульях, принесенных от бассейна, и слушали гостей, имевших право сидеть в непосредственной близости от Анжелы.
Гости жаловались на своих консультантов по налогам, на свои банки, которым для записи на кредит требовалось три недели, а списание со счета они помечали задним числом. Одного банк обманул на двенадцать марок, но он обжаловал эти деньги.
Потом пошли жалобы на машины. Увы, Анжела отнюдь не была довольна своим новеньким «БМВ-кабрио» суперкласса. Она заказала цвет черной икры, а это, как любому идиоту известно, — темно-серый. Продавец же, не имевший ни малейшего представления об икре, заказал не тот цвет. И теперь у ее машины цвет черно-серый, как у какого-нибудь дешевого эрзаца! Анжела добилась снижения цены, но теперь у машины заклинивал верх и она уже дважды сломала себе ноготь!
У ее визави были схожие проблемы. Один, с большим «мерседесом», сообщил, что его машина при скорости двести километров в час так шумит, что не слышно звонка телефона.
Мужчина, остававшийся все это время на заднем плане, перещеголял всех, рассказав, как до бесстыдства долго ему пришлось ждать свой новый «ягуар»:
— Считай, девять месяцев!
— Да за это время я могу родить ребенка! — засмеялась Анжела.
Теперь на очереди оказался ее терьер. Видит ли Ромео хоть что-нибудь сквозь густую шерсть перед глазами? Когда Бенедикт предложил убрать ее наверх и заколоть Анжелиными заколками, та притворилась возмущенной. Ее Ромео — не девочка, он ее и взглядом больше не удостоит. Заставить его бегать с заколками для волос!..
Наконец она развернула подарки. Завязала узлом на бедрах большой платок с лошадиными мотивами и воскликнула:
— Вот как будет шикарно! — Как и подобает диве, она поцеловала кончики своих пальцев. — Спасибо, мои дорогие мужчины!
О моей старинной серебряной рамочке она не сказала ни слова, но, естественно, пришла в восторг от собственной симпатичной мордашки. Каждому пришлось сказать ей, что она ничуть не изменилась. Это, конечно, очевидная ложь, но тетя Сузи тут же позвонила моим родителям, чтобы поблагодарить за очаровательную фотографию своей Анжелы.
Я всего лишь один раз, и то очень коротко, поучаствовала в разговоре — рассказала Анжеле, что намереваюсь сделать в своей комнате лакированный бирюзовый пол. Кто-то меня сразу перебил, сообщив, что видел в Лос-Анджелесе огромный торговый зал с лакированным полом. У меня что-то подобное? Я вспомнила свою комнату в двенадцать квадратных метров и молча покачала головой.
Бенедикт засмеялся:
— Нам не нужен торговый зал, у нас жилой дом.
Я тут же осмелела и начала рассказывать, что крашу стены по-особому, нанося губкой различные оттенки бирюзового почти без перехода, и как здорово это выглядит.
— Сразу видно, что ты сама красишь, — вмешалась Анжела, — по твоим ногтям.
Я была посрамлена и замолчала.