Даниэла Стил - Моменты
Алиса подтянулась и села.
— Думаю, с Эланой ты управишься без особенных хлопот, но Фелиция — дело другое. Что это она имела в виду… что, собственно, Амадо сделал с их матерью?
— София покончила с собой. Это произошло, когда у нее гостила Фелиция. Амадо сказал, что она оставила длинную и бестолковую записку, обвиняя его в том, что стала несчастной. И Фелиция никогда ему этого не прощала.
— Ужасно проделать такое перед собственным ребенком.
— Фелиция так никогда и не позволила Амадо взглянуть на эту записку, но время от времени шантажирует его, не желая слушать оправданий.
Алиса слегка вздрогнула.
— Насколько я понимаю, одно хорошо — что Фелиция живет в трех тысячах миль отсюда. Подумать только: так говорить о своем собственном отце! Им должно быть стыдно за себя.
— Амадо не перенес бы всего этого.
— А ты уверена, что он не знает? Он и сам, возможно, позволяет себе удовольствие выдать желаемое за действительное, когда дело касается этой парочки, но ведь не слепой же он.
Элизабет потянулась вниз, чтобы вынуть дубовый листок из своей сандалии.
— Я уверена, что тогда он предупредил бы меня.
— И как бы это выглядело? «Остерегайся моих дочерей: это юные ведьмочки, которые сделают тебя несчастной, если только предоставить им малейшую возможность», — так, что ли? Амадо любит тебя, Элизабет, но ведь Элана и Фелиция — его дочери. Я считаю, что для такого мужчины, как Амадо, дети — это все, — Алиса натянула юбку на колени, собираясь подняться. — Если у тебя будет собственный ребенок, это стронет чашу весов. Особенно если это окажется сын.
Мысль использовать ребенка в этой игре вызвала у Элизабет отвращение.
— Я не хочу одного сына, — сказала она. — Я хочу по крайней мере пятерых. И еще пятерых дочерей. И в один прекрасный день этот огромный пустой дом зазвенит голосами играющих детей.
Удары сердца Элизабет громом отдавались у нее в ушах, когда она дожидалась в вестибюле винного завода первых звуков «Свадебного марша». Она сделала глубокий вдох, а потом другой, третий…
— Держи себя в руках, а не то потеряешь сознание, — сказала ей Алиса. — Ты только подумай, как смешно будешь выглядеть, когда мне придется выволакивать тебя из церкви.
— Просто не верится, что я так нервничаю, — призналась Элизабет.
— Ну, ты вполне имеешь право… хотя бы для этого и не было никаких оснований.
— Консуэла просто прелесть, да? Не знаю, что бы я без нее и делала.
Алиса захихикала.
— Ты это о чем?
— Мне пришло в голову, как были бы расстроены твои милые родители, если бы смогли сейчас увидеть тебя.
— Ты имеешь в виду эту роскошь, с их точки зрения?
Находясь всего в нескольких шагах от черты, отделяющей прошлое, Элизабет все еще испытывала прежний страх. Что подумают люди, если узнают, кем были ее родители? Сочтут ли тогда друзья Амадо, что она достойна его? Не усомнятся ли они в мотивах, побудивших ее стать его женой?
Неужели она никогда не освободится от безумия всех этих вопросов?
— А я говорила тебе, что друзья Амадо приняли меня в свой круг? — спросила она Алису.
Тот факт, что она уже могла потерять нечто ценное, придавал ее страхам правдоподобие и силу.
— Да, — негромко ответила Алиса.
Консуэла открыла дверь и жестом показала Элизабет, что пора идти.
— Вы похожи на принцессу, — прошептала она, когда Элизабет проходила мимо нее. — Ах, как повезло Амадо.
Элизабет почувствовала, словно ей сделали подарок.
— Спасибо, Консуэла. Ваша доброта так много для меня значит.
Консуэла перевела взгляд с Элизабет на Алису, а потом — снова на Элизабет.
— Я всегда здесь к вашим услугам.
И вот послышались первые звуки «Свадебного марша». Элизабет положила ладонь на руку Алисы и сказала:
— Я люблю тебя, бабушка.
— Ну-ну, теперь-то уж не набрасывайся на меня с этой слезливой сентиментальностью, — сказала Алиса, моргая от набегающих слез. — В конце концов, я ведь могла не отпустить тебя.
Глава 11
В роль супруги Амадо Элизабет вошла даже легче, чем ожидала. Две недели, проведенные ими в Австралии, промелькнули слишком быстро. Эти дни были полны новых интересных знакомств, а ночи — часами эротических открытий. Как она и догадывалась, Амадо оказался нежным любовником, отдававшим ей себя с такой же радостью, с какой получал ее ласки. А вот его выносливости и изобретательности она предвидеть никак не могла.
Их возвращение в Сент-Хелену ознаменовалось подготовкой к сбору урожая и светской жизнью, несколько более насыщенной, чем хотелось бы Элизабет. Если они не ходили на вечер по случаю празднования конца сезона созревания винограда, то приходилось идти на другой, устраиваемый в их честь. Садоводы и виноторговцы долины Напа неизменно поддерживали дух конкуренции, но это никогда не выходило за рамки семейных отношений.
Каждую неделю Элизабет проводила два-три дня в Сан-Франциско, убеждаясь, что подготовка телевизионной части рекламной кампании, которую планировалось запустить первого ноября, идет без сучка без задоринки. Следила она и за завершением работы над рекламными щитами, готовящимися к установке весной в главных магазинах.
Друзья Амадо радостно приветствовали ее появление, и это позволяло ей чувствовать себя так уютно, словно она всегда находилась среди них. За единственным исключением: для Майкла Логана, кажется, не имело значения, что она делала и как она это делала. Он был непоколебим. Стоило ей войти в комнату, как он уходил. А если Майкл был вместе с Амадо на винном заводе и она пыталась подойти к ним, он сразу «вспоминал», что у него, мол, есть какие-то дела и немедленно удалялся. А поскольку жили они по соседству, да и кабинеты их находились в одном и том же здании, избежать встреч было невозможно. Они сталкивались друг с другом по нескольку раз в день, и эти встречи рождали неловкость.
В тот день рано утром Амадо пригласил ее составить ему компанию в поездке в Модесто, городок в нескольких часах езды. Но Элизабет отказалась. У нее выдался первый свободный день за месяц, и она не только хотела, но и нуждалась хотя бы в коротком отдыхе. В то утро она решила расслабиться, не думать ни о чем плохом и прогуляться по холмам. А может быть, просидеть весь день у камина, уткнувшись в какую-нибудь книжку.
Время уже близилось к полудню, а она пока что не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она стояла на террасе, оперевшись локтями о перила, и читала последнее письмо Алисы. Закончив читать, она лениво прошлась взглядом по долине и задержала его на участке, где виноградная лоза была покрыта блестящими красными листьями. Еще год назад она бы увидела просто красивое пятно, теперь же понимала, что виноград болен.
