Татьяна Тронина - Женщина-рисунок
– А зачем ты кричал на меня? Мне было так больно…
– Прости, прости… – опять объятия и поцелуи, слезы и смех.
Пожалуй, теперь уже оба они – и Иса, и Соня – решительно не помнили, из-за чего они поссорились. Они только удивлялись тому, что столько дней были не вместе. Поцелуи, словно вода, смывали все прошлые обиды.
После исступленных поцелуев они вдруг замерли, глядя друг на друга.
– Принцесса… – едва слышно произнес Иса. Коснулся кончиками пальцев ее лица. – Какая ты нежная… красивая… я красивее не видал. Никогда.
– И ты красивый! – она облизнула губы. Его смуглое, цыганское лицо… Мелкие завитки волос – до плеч, «вечная» щетина… Все в Исе вызывало у Сони желание. Какой там Фред… Старый, лысый сатир, да и только! Кощей Бессмертный! Пусть едет в свои момбасы-канзасы, там себе жену ищет…
* * *Соня проснулась от того, что смеялась. Но что ей снилось, она не запомнила… Села в кровати, щурясь от солнца и все еще бессознательно улыбаясь. Наверное, вот так она просыпалась в детстве, совсем маленькой девочкой… Дети часто просыпаются с улыбкой. Исы не было – он рано утром уехал по делам.
Соне было так хорошо, что она решительно не знала, чем ей заняться. Она словно боялась расплескать эту радость, растратить ее на мелочи… Но заниматься надо было – в первую очередь нарисовать очередной макет для кондитерской фабрики «Б. Чиркунов». Что-то там про осенние цветы… Хотя до осени было еще целое лето!
…Соня умылась и, не завтракая, села за стол – на голодный желудок ей всегда лучше работалось.
Открыла контейнеры с гуашью, придвинула к себе лист картона… Обычно она рисовала с натуры, и рисунки ее отличались строгим натурализмом. Таковы правила. Кондитерской фабрике «Б. Чиркунов» абстракции не требовались! Но в этот раз невозможно было соблюдать серьезность. Соня, больше дурачась, чем рисуя всерьез, с ходу намалевала оранжевые фантастические цветы с сиреневыми листьями. Потом синие лианы какие-то… Разноцветные птицы. Бабочки. Чьи-то странные глаза прятались за листьями – с золотой радужкой, узким – кошачьим! – зрачком. Страшные и красивые глаза – они наблюдали за всем этим буйным разноцветьем.
Краски Соня выбирала яркие, кричащие, густые. Она не думала, рисуя, она просто водила кистью по бумаге – как хотелось. Конечно, баловство… Надо приниматься за заказ.
– Привет! – в окно заглянул Игорь. Как всегда, стесняющийся и раскованный одновременно. Ходячий позитив…
– Привет! – отозвалась Соня.
– Иса дома?
– Вечером будет.
– А… Что ты делаешь? Рисуешь?
– Ага… Правда, больше дурачусь. Вот, гляди, какая каля-маля получилась! – Соня показала ему свой рисунок.
– Ой. О-ой… Вакханалия красок! А это чьи глаза? Прямо мороз по коже от них…
– Не знаю, – пожала плечами Соня. – Так, просто.
Она хотела разодрать лист картона пополам, но Игорь закричал:
– Ты что? Не смей! Это чудо что такое… Отдай мне.
– На.
Соня протянула ему рисунок, Игорь кончиками пальцев взял лист за краешек – краска еще не высохла.
– Фантастика! – сказал Игорь, глядя на рисунок. – В этом что-то есть. Очень, очень сильно. Я, знаешь, всегда любил классику и реализм, но это…
– Спасибо, Игорь, ты очень добрый! – улыбнулась Соня, перегнувшись через подоконник. Солнце грело ей лицо. И тоже хотелось быть позитивной, раскованной.
– Я завидую Исе…
– Игорь, не надо.
– Нет, правда. Завидую белой завистью. Вы с ним как… у вас с ним так… вроде ничего особенного, а я за вас радуюсь. И грустно – оттого, что у меня такого нет.
– Игорь! – укоризненно воскликнула Соня.
– Знаешь, я понял, чьи глаза ты нарисовала сейчас!
– Чьи? – с интересом спросила Соня, разглядывая собственный рисунок.
– Это глаза бога.
– Ой! Ну ты скажешь!..
– Нет, точно… Бог смотрит, наблюдает – своими ли глазами или глазами какого другого существа… Не важно. Главное, от этого взгляда ничего не скроется, – он помолчал. – Я на стену повешу. Рамку сделаю. Все, пока. Не буду тебя отвлекать.
– Пока! – крикнула ему вслед Соня. – Рамочку попроще… Слышишь?..
Она вернулась в комнату – в коридоре звонил стационарный телефон.
– Алло?
– Алло. Это кто? – услышала Соня голос Валентины Прокофьевны.
– Здравствуйте, Валентина Прокофьевна! Это Соня!
– Соня? Соня, дай Ису.
– Исы нет. Он в отъезде. Что ему передать?
– Пусть мне новую антенну привезет. Старая упала. Сломалась, – в голосе тетки Исы сквозили страх и раздражение. Ну да, как она без телевизора…
– Я вам сама сейчас антенну привезу, – решительно произнесла Соня. – Часа через полтора буду…
Соня мудро решила не беспокоить Ису. У того и так дел невпроворот! А у нее, у Сони, куча свободного времени. Заказ еще может подождать…
Через полтора часа Соня уже подходила к дому Валентины Прокофьевны.
– Который час, девушка? – крикнул пожилой мужчина в пролетарских красных штанах, сидевший на лавочке у подъезда.
– Половина первого…
– Мерси! А какая погода будет, не слышали?
Соня не ответила. Очень привязчивый дядечка. Словоохотливый…
…Валентина Прокофьевна страшно обрадовалась приходу Сони. Антенну подключили, телевизор вновь заработал.
– Счастье-то какое… а то бы «Судебный час» просмотрела! – с облегчением вздохнула тетка.
– Я пошла тогда… – Соня улыбнулась.
– Иди… Да, а может, чаю?
– Нет-нет, побегу…
– Беги… А то я чего-то совсем… Этот чокнутый еще приперся… Беги, деточка.
– Какой чокнутый? – спросила Соня.
– Да этот… в красных штанах. Из дурдома.
– Да? – Соня мигом вспомнила дядечку у подъезда. – И чего ему надо?
– Шоколаду! Псих и есть псих. Спрашивал, не наш ли это родственник с ним в дурке лежал… От доктора! Ненормальных на улицу выпускают! Тс-с, «Судебный час» начался!
Валентина Прокофьевна прилипла к экрану, а Соня, сильно озадаченная, вышла из дома.
Дядечка в красных штанах все еще сидел у подъезда. Вытирал лысину платком, блаженно щурился. Секунду помедлив, Соня подошла к нему:
– Простите… Вы кого-то искали?
– Я? Да, искал, – мгновенно оживился, заерзал дядечка. – Я Бурдовский, Альберт Антонович. Бур-дов-ский, а не Бурдонский, и не Бурденко, это совершенно другие фамилии, но многие путают… Дело в том, что я лежал в Вышнегорской больнице, и моим соседом был некий старик, цыганистого вида…
«Цыганистого?!»
– Кто? – сразу насторожившись, спросила Соня.
– Вот в том-то и дело, что никто не знает, кто это! Он имени своего не помнит! Да вы садитесь, милая…
Соня послушно села рядом с Бурдовским. Она почему-то сразу подумала об отце Исы.
– Этот человек лет десять назад попал в больницу. С разбитой головой, и это… У него эта… амнезия.
