Плохая девочка. 2 в 1 - Елена Сокол
– Хочешь сказать, если я не позволю Максу поцеловать себя, он пойдет за этим к другой?
– Эйфории от поцелуя ему хватит на пару дней, а потом захочется главного блюда: собственно, о нем я и толкую.
– Я должна переспать с Максом, чтобы он не переключился на кого-то другого?
– В теории – да. Но не обязательно прямо сейчас, обычно девушки чувствуют эту грань: когда парень уже достаточно вытерпел и вот-вот готов соскочить. Ты же для чего-то принимаешь его ухаживания? Так? Значит, он тебе интересен?
– Я не заставляю его общаться со мной. Она пару раз подвозил меня. Плюс, мы еще пару раз болтали в перерывах между занятиями. Макс приглашает меня на свидание в эти выходные – это считается ухаживанием? Неужели, я что-то должна ему за это?
– Хотя бы, поцелуй. Если он тебе приятен. – Алина поднимает с земли охапку листьев и взметает в воздух над нашими головами. – А если нет, то лучше сразу скажи ему об этом. Как твоя подруга, я должна тебя предупредить: если парень не вызывает у тебя никаких чувств, если нет желания его целовать, то дальше оно и не появится. Ждать бесполезно. Лучше не тратить ни его времени, ни своего.
– Макс мне приятен. – Задумчиво говорю я. Наклоняюсь, выбираю из кучи два ярко-красных листика и подношу к глазам. Солнце пробивается сквозь его тонкую структуру, и каждая прожилка наливается алым цветом, точно кровью. – Он милый, галантный. Просто мы не торопим события.
– Господи Боже, да просто скажи: он тебя возбуждает, или нет?! – Хохочет Алина, падая задницей на кучу листьев. – Тянет тебя к нему? Температура поднимается, если он берет тебя за руку? В животе щекочет? Дар речи теряется? Чувствуешь смущение? Ощущаешь себя голой под его взглядом? Хочешь его? Представляешь, как вы с ним… – Она закатывает глаза и делает неприличные движения.
Меня словно ледяной водой окатывают.
Все то, о чем говорит Алина, я испытываю – только не с Максом. Каждый раз, когда на меня смотрит мой сводный брат, я чувствую себя обнаженной: независимо от того, есть на мне одежда, или нет. Это происходит каждый раз, когда мы сталкиваемся взглядами, и усиливается, если остаемся наедине.
Вот как сегодня ночью, когда я почувствовала его присутствие в своей комнате, и когда увидела в темноте его силуэт. Он стоял рядом с моей кроватью и тяжело дышал, а мне оставалось гадать – для чего он явился: оскорбить меня, запугать, поглумиться или поговорить. Но каким бы ни был повод, я знала – он не причинит мне вреда. Не сможет.
Я знала, что если он захочет, позволю ему все – в полном смысле этого слова.
– Алина! – Вскрикиваю я. – Осторожно!
Она так красочно и ярко изображала нашу с Максом страсть, сидя на куче листьев, что не заметила крошечного грязно-белого котенка, прячущегося среди листьев.
– Что? – Хмурится подруга.
– Там. – Я опускаюсь на колени и вытаскиваю его из-под желтой листвы. – Наверное, хотел погреться. Удивительно, как ты его не зашибла!
– Кроха! – Подползает к нам Алина.
Малышу всего пара недель от роду, глазки только открылись, но гноятся, а лапки тонкие, и шерстка на них совсем короткая, редкая. Зато коготки – длинные и очень острые: от страха котенок сразу впивается в мой плащ и начинает жалобно пищать.
– Одно пузо и башка, – качает головой Алина, – а лапки – тонехонькие! Наверное, потерял мамку.
– Думаю, он голоден и напуган.
– Не вижу поблизости кошку с выводком котят. – Хмыкает подруга, оглядываясь. – Куда нам его теперь?
Кроха так крепко вцепился в меня и так протяжно мяукает, что мое сердце сжимается.
– Возьму его себе. – Провожу ладонью по мягкой шерстке, и котенок утыкается носом в мою подмышку. – У мамы была аллергия, поэтому мы никого не заводили. А сейчас… сейчас вроде как можно.
– Тогда предлагаю отменить поход в магазин за вкусняшками и наведаться к ветеринару. – Улыбается подруга. – Этому сорванцу понадобятся капельки для глаз, глистогонное и корм. Ну, и, может, какие-то обследования проведут. Хотя, в целом он выглядит здоровым. Вот увидишь, вымахает, как лошадь! Не пожалеешь, что взяла его себе!
– И лоточек купим. – Улыбаюсь я, прижимая к груди теплое кошачье тельце.
– И совочек. – Хихикает Алина, поглаживая спинку малыша.
– У него пятнышко на лбу в виде сердечка. – Умиляюсь я, разглядывая нового питомца.
– Все, это любовь. – Стонет подруга. – Назови его Максиком.
– Ну тебя! – Смеюсь я.
Меня переполняет какое-то неизвестное чувство. Я снова становлюсь ребенком, который радуется появлению друга. Раньше взрослые мне не разрешали заводить животных, а теперь я сама – взрослая.
– Почему бы тебе не подать на эмансипацию? – Словно читая мои мысли, спрашивает Алина, когда мы подходим к ветеринарной клинике. – Оформишься вспомогательным персоналом в фирме, в которой наследуешь долю акций от родителей, и сможешь управлять своими делами сама. Зачем нужно терпеть в своем доме чужих, по сути, людей?
– Я думала об этом. – Говорю, вспоминая про Кая и то, как он меня принял. – Но знаешь, они замечательные люди. Вчера, заплетая мне косы вечером, Рита сказала, что всегда хотела дочку, а Лео иногда дает мне уроки танцев. Они ужасно милые и добрые, и… с ними весело. К тому же, мне приятно заботиться о бабушке Хелене. Я чувствую от нее тепло, и она относится ко мне как к родной.
– Ты слишком добра. – Фыркает Алина. – Тебе нужна вакцина от излишней доверчивости!
– Да и осталось всего несколько недель до моего совершеннолетия! Мне исполнится восемнадцать, и что? Что это изменит?
– Ты сможешь не терпеть их в своем доме. – Улыбается подруга. – Они получат к нему доступ только ближе к весне, когда можно будет начинать дележку имущества твоих родителей. Как вообще, по-твоему, это справедливо, что ты должна делиться с кем-то тем, что твои родители нажили тяжким трудом?
Мы входим в клинику, и я поворачиваюсь к Алине.
– Кай, может, и высокомерная задница, но он – кровный сын Харри, потому имеет полное право на свою долю наследства. А Хелена – мать моего отчима.
– А тебе хватит и того, что останется после дележки, да? – Хмыкает она.
– А деньги – не
