Спаси меня от одиночества (СИ) - Драгам Аля
ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ НА ВЗАИМНОСТЬ И ПОНИМАНИЕ
Глава 34. Ника.
Автомобиль останавливается в этот раз чётко напротив подъезда. Антон барабанит пальцами по рулю и смотрит чётко перед собой.
Я сижу, не спеша сбегать. Во мне расцветает благодарность к этому серьёзному и поначалу пугающему мужчине.
После скандала, устроенного папой, мне казалось, что я ни за что не покажусь в больнице. От стыда готова была провалиться сквозь землю.
Но Антон и Кен… Они молодцы! Кен такую речь произнёс, что отец опешил и замолчал. Мало того, что его угрозы не могут быть реализованы, но Кеша ещё и пригрозил проблемами с законом за распущенное поведение в публичном месте.
Я не запомнила все формулировки, потому что сначала опешила от крика, потом от жеста Антона, быстро закрывшего меня спиной. Ну и по нарастающей — от блестящего выступления адвоката.
То, что Кен оказался рядом, я не удивилась. Выкрики папы собрали много зрителей. А вот жесты Антона…
— Спасибо, — выдавливаю из себя, потому что отдаю себе отчёт в том, что моих благодарностей микроскопически мало, чтобы выразить всю признательность за эти два дня.
Сначала он приехал на помощь незнакомой девушке. Забрал с собой, заботился, возился весь день, да ещё и оказался вовлечённым в ссору.
— Мне очень стыдно за поведение… папы, — немного запинаясь, называю отца привычным словом. Оно идёт с трудом и на языке ощущается чужеродным. — Не могу сказать, что не ожидала. Ожидала, наверное.
С каждым словом говорить становится легче. Мне жизненно необходимо выплеснуть всё. Выговориться, чтобы внимательно выслушали. Пусть молча, так как сочувствие и жалость — последнее, чего желаю.
— Он поступил, как самый настоящий предатель! Понимаешь? — хмыкаю, хотя ни капли не смешно. — Сначала дал нам иллюзию нормальной семьи и любящего отца. А потом забрал. Просто взял и разрушил, как… Не знаю… Как ветер разрушает гору из песка. По песчинке уносит, оставляя маленькие дырочки, потом дыры, а потом яму.
— Ник…
Антон сидит очень близко ко мне. Так близко, как только позволяет консоль между сидениями.
— Прости. Я не должна была. Извини, — торопливо бормочу, сгорая под внимательным прищуром его глаз. — Я… Мне пора.
— Подожди, Ника, — он мягко, но настойчиво берет мою руку и тут же отдёргивает свою. Сглатываю ставшую горькой слюну: вновь приняла хорошее воспитание за что-то другое. — Дети не должны нести ответственности за поступки родителей.
— Я слышала уже, — киваю. — Но всё равно мы несём. Он не извинится…
— Мне не нужны его извинения. Настоящий мужик должен уметь отвечать за свои слова и поступки.
— Не знаю…
— Для меня важно, чтобы ты не плакала больше.
Ладонь с вытатуированными на ней непонятными символами поднимается. Антон проводит костяшками пальцев по моей щеке и показывает влажный след.
— Он того не стоит. Я понимаю, что это родной человек, Ник. Сложно предугадать, как бы я себя вёл, окажись на твоём месте. Наверное, набил ему морду.
— Я не могу набить. Но Вику точно не прощу! — выпаливаю и смело задираю голову.
Когда сестра проснулась от шума и увидела происходящее, у неё началась истерика. Пришлось делать успокоительный укол и договариваться, чтобы психолог навестил её с самого утра.
— Хорошо, — мужские губы вдруг трогает улыбка. — Не прощай. Прощение надо уметь заслужить.
— Ты говоришь, как моя мама.
— Мы немного успели пообщаться.
Они действительно о чём-то долго разговаривали, а я сидела с Викой и гладила её почти прозрачные пальчики. С другой стороны кровати сестрёнки сидел Кен и шёпотом убеждал нас не бояться. Никто никого не заберёт и не отберёт. Закон на нашей стороне. Точнее, на стороне ребёнка. К тому же, у Вики совсем скоро наступит совершеннолетие.
— О чём?
— Спросишь у мамы. С тобой подняться?
Оборачиваюсь на дом с тёмными окнами. Почему-то свет не горит ни на одном этаже.
— Не надо. Папа сюда точно не придёт.
Я на это надеюсь.
Если бы в этот момент меня попросили заглянуть внутрь головы, то там можно было бы обнаружить маленькую мысль, испуганно юркнувшую в дальний уголок. Мне бы хотелось, чтобы Антон поднялся и остался.
Было бы не так одиноко и не так неуютно.
Но с рассудок твердит не совершать ошибок. Он взрослый мужчина. Красивый мужчина.
А я девушка.
И нам нельзя ночевать в одной квартире. Это неприлично. Мы же не пара в конце концов!
На прощание Антон просит дать ему мой номер и обещает завтра утром набрать, чтобы отвезти в больницу.
Диктую цифры и получаю дозвон. Сохраняю в контактах, подписав буквой «А». Уверена, что удалю, как только Кена выпишут.
Не будет же он возить меня, когда его друга уже там не будет!?
— Спасибо. И… пока?
Взмахиваю ладонью и выскакиваю под набирающий обороты дождь. Он лупит по асфальту, отскакивая от него и пачкая обувь и брюки.
Прикладываю таблетку к квадратику домофона, но не слышу характерного писка. Дёргаю на себя тяжёлую металлическую дверь. Открыта.
В подъезде темнота. Включаю фонарик на телефоне и пробираюсь по лестнице, подсвечивая путь.
Нет света. Прекрасно, блин!
Это значит, что горячий чай остаётся несбыточной мечтой.
***
Пристроив телефон на полке, принимаю душ. Долго стою и греюсь под горячими струями. Достаю из шкафчика мочалку и, выдавив гель, скребу кожу, оттирая вылитую грязь от отца.
На запястье уже проступили пятнышки, которые завтра превратятся в синяки.
Тру, тру, тру. До покалывания и неприятного жжения.
Хочу смыть конец дня, чтобы не чувствовать себя… ненужной…
Снимаю лейку с держателя и начинаю смывать пену. Экран телефона тревожно моргает, сообщая о низком заряде батареи. Мне хочется ещё тепла, но приходится выбираться, заворачиваться в полотенце и бежать в спальню. Там, наспех промокнув кожу и волосы, переодеваюсь в пижаму и под прощальный «дзынь» юркаю под одеяло.
Комната погружается в темноту.
За окном бушует настоящая буря. Ветер сгибает деревья, и они скрипят. Вода потоком несётся к земле, усиливая эффект как бы апокалипсиса.
Я дрожу от неконтролируемого страха. Жутковато находиться одной в такую погоду, не имея возможности спрятаться в спальне у мамы или позвать под одеяло сестру.
Мы с ней раньше боялись вместе, как в любимом детском мультике.
Облизываю пересохшие губы. Очень хочу пить, но из своего укрытия вылезать не тороплюсь.
Мучаюсь по ощущениям час или больше. Наверное, больше. Потому что меня клонит в сон. Я задрёмываю, но от стука в стекло вздрагиваю и просыпаюсь. Понимаю, что это ветка дерева, а сердце всё равно бьётся в горле.
Всё-таки спускаю ноги на холодный пол и шлёпаю в кухню. Наливаю себе в стакан воды из графина и жадно выпиваю. Подхожу к окну. Минутка передышки выглядит обманчивой. Небо чернющее и тяжёлое.
Но дождь утихает. Вместо водной стены — стрелы. Они прорезают пространство и уносятся к земле. Это почти красиво.
Прижимаюсь лбом к оконной раме и оглядываю двор.
Внизу, среди тёмных силуэтов, вспыхивает и гаснет крошечный огонёк. Я обращаю на него внимание и присматриваюсь. Ахаю, когда понимаю, что за огонёк рассмотрела. И кто это там, внизу.
