Венера для Милосского - Инга Максимовская
– Ты что творишь? – бархатный шепот кажется заполоняет все пространство. – Умом поехала?
– Совершаю самую огромную ошибку в своей жизни, – горячечно шепчу, наслаждаясь тяжестью вдавившего меня в матрас тела, в проклятом доме моего детства.
– Я могу уйти, – о черт, он решил поиграть в благородство? Очень некстати.
– Куда? Ты дурак?
– Наверное.
– Ты же не хочешь, чтобы я тебя умоляла остаться? – мой хрип самой мне кажется глупым и просящим. Опускаюсь все ниже и ниже.
– Нет.
– Тогда не останавливайся. Или иди… На хер.
– На хер, говоришь? – ухмылется он злодейски. О да, вот именно это мне сейчас надо.
Тонкий трикотаж рвется под его пальцами словно паутина. Мне кажется, что еще немного и я просто одурею. Температура наверное у меня зашкаливает за сорок, не меньше. Кровь в жилах сворачивается, становится тягучей. Такой же ка его движения, медленные, сводящие с ума. Он заполняет меня собой словно играя, издеваясь, слишком мучительно медленно, словно боясь, что я сейчас взбрыкну как необъезженная кобыла и сброшу его с себя. Точно дурак.
– Ведьма, – стонет Милосский, когда я впиваюсь пальцами в его ягодицы. Интересно, когда он успел снять свои дурацкие шорты? Точнее дедовы. – Венера.
– Молчи, Милосский. Просто молчи, – я задыхаюсь. Я чувствую его. Мне кажется, что все мое тело один сплошной оголенный нерв. И мне не стыдно, мне очуменно. – Я тебя терпеть не могу, – его движения превращаются в бешеную скачку. А может я просто уже не понимаю, на каком свете нахожусь. Оргазм рвет тело на тысячи лоскутов. И его громкий стон сливается с сипением рвущимся из моего чертова горла. Блядь, я врач венеролог, даже не вспомнила о презервативе. Хотя, у него чистые анализы. А я бесплодна после того проклятого аборта, разрушившего меня до основания. И сейчас я, кажется, впервые за долгие годы чувствую себя целой.
– Меня ты тоже бесишь, – шепчет Матвей мне прямо в ухо. – Но я не помню почему.
Глава 27
Матвей Милосский
«Ты не можешь даже свою жизнь изменить, Милосский»
Я сижу в холле дома, потому что мою комнату оккупировало мелкое горбоносое исчадье. Колючее, как еж, и ядовитое, словно плющ. Как дурак сижу, смотрю в одну точку уже почти час, верчу в пальцах мобильник, выданный мне бабулей и не знаю, что делать. Огонь в камине давно погас, но холода я не чувствую. По венам течет раскаленная лава. Я скажу ей правду. Прямо сегодня. Не дам совершить глупость и выйти замуж за чертова горячего кавказского мачо. А потом? Что потом? Что я могу ей дать, кроме денег. Которые, как я понимаю ей малоинтересны. Я не знаю эту железную маленькую женщину. Почти не знаю. И я не умею любить так, как она хочет, как того заслуживает. Не умею дарить тепло. И сам не могу отогреться. Я сейчас слепну от того, что обладал ею. Но так хорошо же не будет вечно. Я это понимаю и осознаю. Что будет дальше, когда я привыкну? Когда она поймет, что я на самом деле такое?
– О, вы решили ради разнообразия позвонить мне не ночью, а в пять утра? – несется мне в ухо совсем не бодрый голос помощницы. – А чего не в четыре? В четыре я бодрячком.
– Потому что в четыре я был занят, – хмыкаю я. В паху появляется тяжесть, при воспоминании о том, чем я был занят. Чертова пальма снова устремляется к потолку. – Что там по мальчику?
– Документы все подписаны. Остались крошечные условности, смена фамилии и отчества с Ивана Придорожного. На Ивана Милосского. Вы в курсе, что портите мальчику жизнь? С такой фамилией ему прямой путь…
– В депутаты. Ты вообще берега попутала?
– Точно, простите шеф, я в пять утра всегда несу чушь. Но, если честно, вы меня удивили. Усыновить сироту… От кого угодно можно было ожидать. Но не от толстокожего бесчувственного чурбана. Ой, простите, я в пять утра еще и тупею, – хихикнула эта холера. Уволю ее точно. Прямо завтра.
– Завтра позвоню, – рычу, борясь с адской тошнотой. Лидия права, я подонок и толстокожий чурбан. И Ванька мне нужен только для того, чтобы снова сделать так, как хочу я. Не получит Венера мальчика. Отменит свадьбу, которая ей нужна для того, чтобы стать матерью. И все снова будут несчастны. Ванька сменит детдом этого вонючего города на дорогущий интернат при Лондонской школе, Венера останется одна. А я… Я снова козел и скот. Потому что опять струшу и сбегу. Потому что ответственность за тех, кто мне стал дорог – это страшно. Все останутся при своих, но… Станут лишь еще более несчастными.
И не замечаю, как за окном рассветает. Мысли в голове роятся жирными мухами.
– И чего сидишь? Не слышишь в дверь звонят? – недовольный голос Розы Хаймовны выводит меня из ступора. Я заснул наверное, потому не слышал разрывающегося дверного звонка. Тело все затекло, аж ноги онемели. Голова гудит как царь-колокол. Того и гляди треснет.
– Гдэ она? Гдэ моя нэвеста? – вихрем врывается в мою боль, голос гордого орлана по имени Вазген.
– Спит еще, – тру виски пальцами. Да уж, в сравнении с нарядным и благоухающим одеколоном мачо смотрюсь я бледно сейчас, наверняка. – Не ори, и так башка трещит.
– А ты откуда знаешь, что она спит? Ты… Приперся, сука, все нам тут истоптал. Влез в наши жизни. И свалишь ведь. А нам потом разгребать. Венера будет моей женой, ты понял?
– Послушай, ты ведь сам ее не достоин. Ты это понимаешь? Она не переходящий кубок, она…
– А ты ведь не забыл ничего. Просто притворился, чтобы в ее дом влезть. Ты чем лучше меня? Ну и как, удался план? Дала она тебе?
– Идиот, – кривлюсь, глядя прямо в полыхающие, почти черные глаза соперника. И тут же получаю удар по ребрам. Мир взрывается яркими вспышками.
– Моя она. Ты понял?
– Зачем она тебе? Ты ее не любишь, – хриплю. Уходя от очередного сокрушительного удара.
– Ты любишь? Сука. Уезжай отсюда. И оставь в покое мою женщину, – рычит Вазген. Сейчас он не на врача похож, а на убийцу. – Что молчишь? Любишь?
Молчу. Молчу, потому что не знаю что сказать. Потому что боюсь признаться себе в… Блядь. Обваливаюсь в кресло, очень вовремя.
– Что вы тут делаете? – Венера появляется в холле, собранная, серьезная, словно это не она каких то несколько часов назад стонала в моих руках. Извивалась, отдавалась мне. – Вазген, дорогой. Ты вовремя. До слушания полчаса. Ванюшку дед отвезет в клинику. А вы, больной, выглядите плохо, – смотрит она на меня насмешливо, губы кривит. – Недоспали? Или может быть что-то вспомнили?
– Я недосказал, – сиплю я. – Удачи вам, Венера Карловна. Кстати, вы так и не сказали мне, когда свадьба? Видимо забыли сегодня, когда горели от температуры. Хотя, я думал…
– Вы много думаете для амнезийного, Матвей. Знаете, я сегодня стану мамой. И ради этого никакие жертвы не страшны и не ажно, что будет дальше. Вы понимаете? Я просто в горячке наверное дала вам повод думать что-то? Простите. Но, спасибо за комнату и за…
– Венера, а если вам не отдадут мальчика?
– Она все равно выйдет за меня замуж, – скалится Вазген, накидывает на плечи чертовой Ведьмеры пальто. Он ее недостоин. Ногтя на мизинце ее не стоит. А я? С чего я взял, что я достоин?
– Вы не приглашены. Поехали, Вася. Я сегодня стану мамой. Я стану.
Она идет молча и не оглядываясь. И она сегодня снова
