Бог Ярости - Рина Кент
— У тебя такие мягкие руки, — он покусывает мою губу, челюсть и адамово яблоко.
Из меня вырывается стон, и он усмехается, облизывая раненную кожу, а затем шепчет:
— Сожми меня, малыш.
Я делаю это осторожно, не желая причинить ему боль. Хотя, не похоже, что у него такие же проблемы с моим членом, поскольку он дрочит мне так, будто у него со мной проблемы.
Не то чтобы я жаловался. Никто никогда не прикасался ко мне так грубо. Так… восхитительно.
— Ты не сделаешь мне больно, цветок лотоса. Сожми сильнее, — он проводит языком по моей челюсти. — М-м-м. Позволь мне убрать с тебя кровь.
Он прикусывает это место, как будто хочет разорвать кожу, а затем сосет до тех пор, пока у меня не кружится голова.
Мою кожу покалывает, когда он отстраняется, чтобы оставить между нами пространство.
Николай отпускает мой член, и прежде, чем я успеваю подумать об этом, прижимает свою руку к моей, раскрывает ее и трется своим членом о мой, а затем кладет наши соединенные руки поверх и сжимает. У меня большие ладони, но они кажутся крошечными, когда обхватывают наши члены.
— Давай я покажу тебе, как правильно вытаскивать душу мужчины из члена. Расслабь руку.
Я так и делаю, мои глаза завороженно следят за его движениями, когда он берет мою ладонь и использует ее, чтобы погладить оба наших члена. Грубо. Резко.
Вид его руки с чернилами на моей превращает похоть в опасную потребность.
Удовольствие сгущается в моем члене, но оно перерастает в лавину, когда Николай прижимается всей своей длиной к моей руке.
Нашим рукам.
Он вращает бедрами и подается вперед, вонзаясь в мой пах своей проколотой головкой. Раз, два.
На третий я тоже начинаю двигаться, подстраиваясь под его ритм и дрочу ему так же сильно, как он направляет мою руку, отказываясь только получать. Отказываясь быть запертым в роли, которая возмущает меня до глубины души.
Под нашими пальцами скользит влага, и я не уверен, его это сперма или моя. Очевидно, мне все равно, потому что я двигаюсь быстрее и сильнее. Выхожу из-под контроля, в котором я так хорош.
— Твоя рука так хорошо дрочит мне, малыш, — Николай стонет, прикусив уголок губ между зубами, и я не могу не смотреть на его лицо. На выражение «трахни меня». На ямочку на его щеке, когда он издает эти чертовы эротические звуки, которые разрушают что-то внутри меня.
Как дикарь может быть таким… привлекательным?
Это все алкоголь. Пожалуйста, скажите, что это только потому, что я напился.
— Тебе приятно, когда я прикасаюсь к тебе? — он сжимает мою руку вокруг всей длины. — Это опьяняет? Освобождает?
Все, что я могу, — это смотреть на него. В трансе. Шоке. Как будто моя душа покинула пределы моего физического тела.
— Тебе не нужно отвечать. Твой член говорит за тебя чертовски хорошо. Ты течешь для меня… блять… — дышит он. — Кончи для меня, малыш. Покажи мне, как сильно ты меня хочешь.
О, блять.
Нет, нет, нет.
— Нет… Пошел ты6… — я не могу больше держаться за свою ложь. Даже в моих собственных ушах она звучит жалобно.
— Поправка. Это я тебя трахаю.
Мои яйца наполняются до краев, и я не успеваю ничего сказать, как моя сперма разбрызгивается по футболке Николая и стекает даже по его шее и челюсти.
Лихорадочное ощущение распространяется по всему телу, когда я наблюдаю, как он высовывает язык и слизывает каждую каплю спермы с губ и подбородка.
А для того, что он делает дальше, нет никакого объяснения. Он использует мою руку, надавливая на мой медленно кончающий член, быстрее, сильнее, пока меня не пробирает дрожь.
Пока я не забываю свое чертово имя.
— Ух… бля… я кончаю… — его мышцы напрягаются, когда он делает еще несколько грубых толчков, а затем я чувствую влагу на своем паху и по всей руке.
— Прекрасный принц весь в моей сперме. Вкуснятина. Я могу и привыкнуть к этому виду, — он размазывает сперму по обоим нашим телам, затем протягивает руку, блестящую от свидетельств нашего разврата, и смазывает ею мои губы.
Голова идет кругом, и я чувствую, как горят мои уши.
Нет, нет…
Мои губы раздвигаются, и он просовывает средний и безымянный пальцы внутрь, до самого горла, заставляя меня попробовать его на вкус.
Нет, не только его. Нас.
Боже правый. Это так пошло.
Тогда почему ты не борешься?
Должно быть, я пытаюсь издать еще один звук в попытке заговорить, потому что Николай качает головой, глаза все еще пылают интенсивностью и необузданной похотью.
— Заткнись, мать твою. Не пытайся испортить все своим поганым ртом. Позволь мне занять его для тебя, — он просовывает пальцы глубже. — Подавись моими пальцами. Я хочу, чтобы ты проглотил каждую каплю спермы в своем горле.
А потом он трет пальцами мой язык, и небрежный звук слюны эхом отдается в воздухе вокруг нас.
Он делает это до тех пор, пока я не начинаю облизывать его.
Пока я не уговорю себя поверить в то, что это сон.
Это был не сон.
Сколько бы я ни пытался убедить себя, что мне все привиделось и что я не мог сделать это на людях — там, где меня мог кто-то увидеть. Правда в том, что мне не снились сны.
Даже немного. Даже близко.
Я мечусь по спальне и ванной, терзаемый головной болью и мыслями, настолько хаотичными, что они усиливают мигрень.
Мои вдохи и выдохи быстрые, прерывистые и полностью отталкивающие от реальности, в которой я проснулся сегодня утром.
В пять утра, как по будильнику.
Только ничего не имеет смысла.
Я перестаю расхаживать и смотрю на свое отражение в зеркале в ванной, и чем дольше я смотрю на это гребаное лицо, тем сильнее сжимаю волосы. Слабоумный, чертов придурок, который не может держать себя в руках только потому, что немного выпил.
Черные чернила покрывают мои черты, делая их безликими. То, что смотрит на меня в ответ, неузнаваемо.
Монстр.
Сердце колотится, и я бросаюсь к зеркалу, а затем бью по нему кулаком. Поверхность трескается, но не разлетается на осколки, и мне приходится смотреть на шесть искаженных версий своего
