Солнечный ветер - Марина Светлая
До того самого дня, когда ей сообщили о смерти отца и о том, что в родительском доме требуется ее присутствие и… помощь.
Тогда все изменилось. И менялось с катастрофической скоростью каждый день. Теперь оказаться под ее крылом жаждала беспомощная и растерянная мама. Юристы без конца требовали ее внимания к каким-то деталям, связанным с имуществом, которое с какой-то радости отец полностью завещал именно ей, будто бы оно было ей нужно сейчас, когда отцовской любви и защиты она на долгие годы была лишена, а Даня был лишен деда. Будто бы таким образом отец просил у нее прощения. И наконец Шамраи. Нарисовавшиеся непонятно откуда и непонятно зачем — Шамраи. Сначала Стах через своих юристов. Потом Назар — лично.
А ей плевать было на претензии и просьбы обоих. Именно поэтому — она давным-давно их всех выбросила. Настолько давно, что и думать забыла.
Что же тут удивительного, что когда на следующий день после съемок в клипе ей в очередной раз позвонил адвокат предупредить, что Шамраевы представители никак не успокоятся и продолжают настаивать на продаже участка под Рудославом, она просто велела послать их подальше, не желая грузить свою жизнь этим хламом. Довольно того, что Назар то и дело мелькал перед глазами. Неужели в таком огромном городе им настолько тесно, что не разминуться? Ведь столько времени она преспокойно жила, пока не появился этот дурацкий участок.
Продать его к чертям. Кому угодно, за любую цену. Только не Шамраям!
Но вот у Стаха по этому поводу было другое мнение. В чем она и убедилась, когда еще через день, возвращаясь домой после очередного рабочего дня, выйдя из машины и направляясь к подъезду, услышала у себя за спиной окрик:
— Здравствуй, Милана!
Обернувшись, она разве что вслух не послала по всем известному адресу того, кто непрошенным явился пред ее очи.
— И вам не хворать, Станислав Янович, — холодно проговорила она.
И в ответ на эту холодность его губы тронула улыбка — на первый взгляд даже дружелюбная. В золотистом свечении заходящего солнца и предвечернем шуме двора Стах выглядел чужеродным, как призрак прошлого посреди бьющей ключом жизни. И, хоть и постарел, все еще был хорош собой — генетика и жизнь на свежем воздухе, возможно, делали свое дело. Даже старость ему шла, добавляя лоска и внешнего благородства, и только взгляд больше не был таким пронзительно ярким, что, впрочем, скрадывалось солнцем.
— Не сердись, я пришел с миром, — проговорил он, не приближаясь, все еще стоя у своей машины, за рулем которой ожидал водитель. Другой, не тот, который был когда-то.
— У нас с вами разные понятия о мире.
— Возможно. Но удели уж старику внимание, а? Я все же такой путь проделал.
— И зачем?
— Ну ты же сама, наверное, понимаешь. Позволь мне объяснить лично, раз мои остолопы достучаться не могут.
— Отчего же? — усмехнулась она. — Они вполне понятно все объяснили. Но я не собираюсь ничего продавать.
— Давай поднимемся к тебе и обсудим этот вопрос.
— Нет, — отрезала Милана и кивнула в сторону небольших беседок, устроенных во дворе дома, — мы все можем обсудить здесь.
Несколько секунд Стах внимательно смотрел на нее, разглядывая и все еще сдерживаясь от того, чтобы позволить себе жадность, которая рвалась наружу и которую он в действительности испытывал. Какой она стала. Господи, какой же она стала! Лучше, красивее, соблазнительнее. И как сильно понимал сейчас самого себя в прошлом, когда мозги вскипели, разжижились и утекли ниже пояса.
А ведь думал, что все равно, что отболело и закончилось давно.
Он бы и не вспоминал, если бы не Сашкина смерть, на которую он наткнулся тогда, когда и сам долбанулся со всего маху о то, что вышел на финишную прямую. От понимания, что уже финиш, его полоскало недолго. Мрак наползал, когда оглядывался за спину и видел проделанный путь. Потому цеплялся за мелочи, чтобы не тронуться умом. И пытался, как мог, привести в порядок дела. А еще и этот дурацкий участок, который он так и не выкупил в свое время. Теперь приходилось биться за то, чтобы сделать это сейчас и спокойно заниматься им уже на законных основаниях! При жизни Брагинца как-то и в голову не приходило подобным озадачиваться. Тот когда-то хотел там построить базу отдыха — в лесу, на природе, от реки недалеко. Не сложилось. Стах и пользовал делянку по своему усмотрению, пока та не представляла интереса для Брагинца. И даже Саша знал об этом, но помалкивал. Их сотрудничество было во многом обоюдовыгодным, чтобы из-за такой «шалости» его разрывать — даже после всего, что разделило их во всем прочем, человеческом. Бизнес есть бизнес. И если бы после смерти наследницей стала Наталья, как того ожидал Шамрай, то ничего бы и не изменилось. Но в завещании значилось совсем другое имя.
Как удар под дых. Как будто его, и без того добегавшего до финиша, пытаются прикончить на полном ходу.
Этим проклятым именем, которое он давно заменил про себя на другое слово, потому что совсем не вспоминать не выходило. Он все еще помнил, как сломал зубы о Милану Брагинец. И помнил самого себя, сломавшим о нее зубы. Потому возвращаться к этому, даже видеть набор букв в документах, слышать его от юристов — хотелось меньше всего на свете. Вот только ее упорство вызывало одновременно с этим жгучее желание все-таки поглядеть. Подглядеть. Имеет же он право напоследок, а?
Эта раздвоенность и привела его сюда после очередного отказа. Чтобы теперь оказаться в беседке во дворе современного высотного дома, не приглашенным даже на кофе. А ведь из ее рук когда-то выпил бы что угодно, даже, наверное, яд.
— Послушай, Милана, — заговорил Стах, прочистив горло, — вряд ли ты в курсе, но моя делянка граничит с твоей, мы их еще сто лет назад с твоим отцом покупали вместе. В тех краях когда-то нефтедобыча была, даже местами били из-под земли отдельные жилки, но нам не повезло. Мы тогда
