Девочка Лютого - Саша Кей
Мне снится какая-то непонятная белиберда, мешанина из лиц и событий недавнего и далеко прошлого.
А потом вдруг становится спокойно и хорошо, словно под чьим-то крылом.
И на смену пугающим снам приходят неприличные.
Ощущения настолько острые и правдоподобные, что я просыпаюсь на грани оргазма.
А в следующую секунду понимаю, что это не сон.
Глава 28. Бодрое утро
— Ты что творишь?
Макс, чью голову я вижу между своих бедер поднимает на меня глаза.
Вместо того, чтобы отпрянуть, когда его застукали, он, не отрывая взгляда от моего лица, гладит там, где только что был его язык.
— У тебя был кошмар.
Можно подумать, это все объясняет!
Я пытаюсь сдвинуть ноги, но Лютаев мне этого не позволяет.
— И ты решил именно таким способом меня успокоит? — я прячу лицо в ладонях. — Почему ты просто не разбудил!
— Не то чтобы я решил, — он трется щетиной о нежную кожу, — Сначала я хотел тебя просто обнять, но так вышло.
— Как это могло так выйти? Я же засыпала в шортах!
— Они мешали тебя успокаивать, — невозмутимо объясняет Макс, прокладывая дорожку из поцелуев по внутренне стороне бедра от колена вниз.
Я предпринимаю еще одну безуспешную попытку вырваться.
— Ты должен был меня просто разбудить! — выдвигаю я свое обвинение.
— Возможно, — соглашается он, и я чувствую его дыхание на влажных складочках. — Но не разбудил.
— Прекрати! — требую я. — Все! Кошмара уже нет!
— Я сделал доброе дело, ты больше не мечешься по постели, — эти слова Лютаев перемежает легкими покусываниями моих губок, так что насчет метаний — это не правда. Я все еще извиваюсь на простынях. — А вместо награды я получаю упреки.
Наглец, самодовольная морда!
Мое сердце колотится: то, что происходит, — это и неловко, и волнующе, и совершенно недопустимо!
Но Макс, похоже, не знает значения последнего слова.
— Карина, перестань! — жестко произносит он, его тон резко контрастирует с нежной лаской, которую Лютаев не прекращает.
Его палец все настойчивее раздвигает скользкую плоть и легонько рисует восьмерки вокруг клитора.
— Я сделаю так, как решил. И сейчас я хочу увидеть, как ты кончаешь.
Как можно говорить такие непристойные вещи таким будничным тоном, при этом вытворяя со мной такое?
Не успеваю ничего возразить, как Макс возвращается к своим действиям и проводит напряженным кончиком языка по моей киске.
— Если тебе так спокойнее, рассматривай это как аванс на завтра.
Хочу возмутиться, но Макс принимается за меня всерьез, и связные мысли вылетают из моей головы.
Его язык безжалостен: меня словно скручивает изнутри. Мое тело раздирают противоречивые желания: мне хочется одновременно и, сдвинув ноги, избежать этих острых ощущений, и наоборот — открыться и подставить ему всю себя.
— На самом деле, так даже лучше, — слышу я.
Как он может быть таким рациональным, когда я вся горю?
Но это последняя рассудительная мысль, потому что Макс подключает к ласкам пальцы.
Это невозможно стыдно и сладко.
То, как «успокаивал» меня Лютаев прежде, — тоже дарило острые и неизведанные ощущения, но сейчас…
Сейчас я чувствую себя особенно беззащитной.
И слабой перед его натиском.
Всхлипывая, я сминаю попадающееся под руку покрывало, хватаюсь за его руки, хозяйничающие внизу. Несу всякую чепуху, вроде «я тебя ненавижу», «ах, нет», «не останавливайся», «еще»… И бесконечно повторяю его имя.
И когда мне кажется, что я больше не вынесу, и сосущая жадная пустота внутри поглотит меня, Макс, показывает мне, что может быть еще лучше, руками доводя меня до грани. Переставая кружить вокруг и около, большим пальцем он с нажимом потирает клитор, от каждого микродвижения я словно поднимаюсь все выше и выше, пока в конце концов не срываюсь вниз.
Я закрываю глаза. Это по-детски, но мне стыдно.
Сквозь все еще шумное дыхание, слышу, как Макс поднимается с постели, чем-то шуршит и накрывает меня легким пледом.
Лютаев легко целует меня в висок и шепчет на ухо:
— Аванс засчитан, Карина.
Мое сердечко замирает.
Он ведь серьезно настроен взять меня.
Я прогоняю мыслишку, возникшую на задворках сознания: если таков аванс, может, расплатиться с Лютаевым — не такая уж плохая идея?
Господи, я никогда не выйду из этой комнаты. Буду сидеть здесь всю неделю, или сколько потребуется! Как я буду смотреть ему в глаза?
Всю ночь я не могу сомкнуть глаз. Ворочаюсь с бока на бок. Да уж. Успокоил.
Утром слышу возню Лютаева: вот он пошел в ванную, вот гремит на кухне. В какой-то момент он заглядывает ко мне в комнату, но я зажмуриваюсь, притворяясь, что сплю.
Слышу смешок, но Макс ничего не говорит.
И только когда хлопает входная дверь, я выползаю из спальни.
На кухне на холодильнике меня дожидается записка: «Ушел отрабатывать аванс. Позвоню».
Лицо заливает краска. Вот он специально? Не мог упустить возможность напомнить мне?
Но Макс!
Как ему в голову такое вообще пришло!
И ведь, если ему в голову уже пришло, то свернуть его с мысли невозможно!
Я вспоминаю его «Карина, перестань», и коленки начинают подгибаться.
Позвонит он мне!
Кстати, надо бы проверить телефон. Я уже два дня не звоню маме.
Впрочем, оказывается, что мама этого даже не замечает. У нее кипит отпускная жизнь, и ей немного не до меня.
Отгоняю иррациональную обиду: она же ведь не знает, что у меня сейчас происходит. Я же сама решила, ее не беспокоить.
А вот то, что я вижу пропущенный звонок от Гордеева, меня радует.
Глава 29. Тайное становится явным
Вне себя от злости, я нарезаю круги по кухне.
Не помогают ни дыхательные упражнения, ни три чашки успокоительного чая.
Я закончила телефонный разговор с Денисом сорок минут назад, и до сих пор в бешенстве!
Беседа получилась познавательной. Весьма.
Гордеев поведал, что вопрос с Комоловым-младшим успешно решен через его отца. Какие доводы применялись, он не пояснил, но Костика упекли в элитную дурку в другом городе и, скорее всего, надолго. Все средства связи у него отобрали, так что он беспокоить меня не должен.
— Собирался набрать тебя еще позавчера и замотался. Но, думаю, Макс тебя уже успокоил. Он вовремя тебя вытащил?
— Успокоил? — уточняю я.
Последние дни при слове «успокоить» я начинаю краснеть.
— Да. Он не сказал? Проблема была решена еще позавчера, мне даже не пришлось подключаться. Максу вполне по силам такое разрулить, он не последний человек в городе.
— О… А вопрос со следователем еще не решил, — задумываюсь я.
Неужели достучаться до полиции
