Любовь для Ангела (СИ) - Анна Баскова
18
— Предупредить….Скорее всего, Гаврилов, скрывает от него, инцидент с ее исчезновением. Хотя, возможно, отец уже в курсе. И даже волнуется, за нее и Машу. Если еще умеет за кого-нибудь волноваться. Кроме себя. И своего драгоценного детища. Корпорации. — Люб, ты помнишь на память номер телефона отца? — Юрий вытащил из кармана трубку, протянул ей, — позвони, сообщи, что с вами все хорошо, тебе самой станет легче. Мне так кажется. А мы с Марией, пока колбаски слишком горячие, порисуем соусом на тарелках. Принимая смартфон, почувствовала, как дрогнули пальцы. Вроде решила же, что следует обозначится, а как до дела дошло…. Куда-то испарилась уверенность. Маша зашевелилась, заерзала, на скамье. Люба опомнилась, освободила от своей руки, прижатую к боку дочку. Маша спрыгнула со скамьи:- А как это, соусом рисовать? — Еще точно не знаю, но мы придумаем. Пойдем на веранду, Машунь. Одной рукой он удерживал блюдо, наполненное горкой горячих колбасок, за другую руку, схватилась другой, Маша, не спеша пошагали к дому. Звук шагов по деревянным ступеням, едва слышный щелчок выключателя….Открытую веранду, залил мягкий электрический свет. Уютный. Теплый. Невесть откуда, взялись мотыльки, вглубь веранды лететь не решались, вились над перилами. Она поднялась на ноги, постояла минуту. Шагнула на траву, потихоньку пошла к гамаку. Сумерки становились гуще, сосновый лес вдалеке, казался сплошной темной полосой. Уже не различимы, далекие силуэты деревьев. — Машунь! Вот, я олух, в кладовке, есть целая пачка маркеров! Разноцветных! Всяко лучше для рисования, чем томатный соус. — А на чем ими рисовать, всё равно, на тарелках? — Обои от рулона отрежем. Порисуем на обоях. — Ух ты! Обои, это что? — Материал специальный, им стены оклеивают. — Не поняла, но мне нравится! Доносилось с веранды. Подсознание услужливо развернуло перед глазами воспоминание. День отлета отца в Европу. Он заехал попрощаться. Дома. Отказался от проводов в аэропорт. Расцеловал Любу и маленькую внучку. — Улетаю со спокойной душой. Дочка, внучка, и бизнес, в надежных руках. Спасибо тебе, Антон. Не устаю повторять: повезло Любе с мужем, мне с зятем. А вам, со мной. Нездоровых интересов, к вашей семейной жизни не проявляю, и впредь обещаю, не проявлять. Знаю, к чему приводят подобные интересы. Испытал на себе. Да и, какой резон, к вам лезть? Живете в любви и согласии. Уверен, что и дальше в ваших отношения ничего не изменится. — сказал, преданно заглядывающему в его глаза, Гаврилову. Она слушала и не показывала внутреннего напряжения. Боялась огорчить своего отца, разочаровать. Расстраиваться папе нельзя, с его предполагаемым диагнозом. Пусть считает, что в ее семейной жизни все прекрасно. По всем показателям, идеальная семья…. После отъезда отца, Гаврилов превратил ее жизнь в ад. Кромешный ад. Череду нескончаемых унижений, издевательств моральных и физических. Диагноз отца, к счастью не подтвердился. И даже тогда, она не решилась, хотя бы намекнуть ему, об истинном положении дел. Не решилась. Побоялась. Запуганная и…. что кривить душой, забитая. Спустя еще какое-то время, ей стало казаться, что отец догадывается, знает о том, что с ней происходит. Догадывается несмотря на ее счастливую улыбку, с экрана. Во время сеанса связи по скайпу. Догадывается и ему всё равно. Лишь бы видимость благополучия поддерживалась. И компания процветала…. Господи боже, она собралась звонить отцу, с личного номера Юры. Где гарантия, что отец, сразу после разговора, не перешлет номер Гаврилову? Нет, никакой гарантии. Гаврилов из кожи вылезет, но владельца номера вычислит. Юрий первым окажется под ударом. Нет. Отцу звонить нельзя. Не сейчас. И не с номера Юры. Юрий Ангел, не должен подвергаться опасности. Как только вернется юрист, запустится бракоразводный процесс, и ресурсы у Гаврилова будут отобраны, вот тогда, она и свяжется с отцом. Это больно. Горько. Она не доверяет собственному папе. А так, хочется. Очень. С Юриного номера, никаких звонков. Развернулась, быстрым шагом направилась на свет, мягкий, уютный свет освещающий веранду. Маша успела нарисовать на куске обоев трех человечков разного роста, с палками вместо рук и ног. Над человечками, висело оранжевое солнце, рядом с ними выстроились желтые шарики с подобием красных клювов. — Мам, это ты, дядя Юра и я. И цыплята. Еще ежиков, нарисую потом. — Очень красиво, Машунь. С ежиками, еще красивее будет, — склонилась, чмокнула дочку в щеку. Виновато улыбнулась Юре, отдала смартфон. — Я не смогла. Не уверенна, что могу доверять. В серых глазах мелькнуло сожаление. — Прости, Люб. Не хотел. — Юр, ну за что тебе прощения просить, я сама вдруг подумала, что нужно позвонить, а потом…. Колбаски остыли, до нужной температуры? Давайте, ужинать, мои хорошие. Сказала и…. Утонула в серых глазах. Несколько долгих мгновений, не могла отвести взгляда. Стояла, как вкопанная, и чувствовала, как невесомое золото мягкого света, осыпает их с головы до ног.
— Раз уже начинаем ужинать, куда убрать рисунок? — напомнила о себе дочка, вернула на грешную землю. Сразу двоих. И Любу и Юрия. Колбаски остыли больше чем нужно, но вкус от этого не испортился. Ужинали с удовольствием. После, пили терпкий чай из термоса. Когда с трапезой покончили, Юрий взглянул на вечернее небо, потом на часы. — Машунь, еще недостаточно потемнело, для волшебства. Потерпишь немного? — Потерплю. — зевнув, согласилась дочка. И тут, на столешнице, мигнул экраном, и зазвонил телефон. — Артем. — коротко сообщил Юра, поднес трубку к уху. — В деревню въехали? Хорошо, значит четыре — пять минут, и вы у нас. Машин не пять? Шесть. Ну, ладно, разместимся. Мишаня и Верочка едут с Марией? И чудесно, наша Маша обрадуется. Ну все, выдвигаемся к воротам, встречать вас. Спасибо, ребята. Большое
