Только не|мы (СИ) - Игорь Толич
Тони много ездил в командировки, которые могли затянуться на несколько дней или даже на целую неделю. Это значило, что после он сразу приедет ко мне — прямиком из аэропорта, с вокзала он брал такси и писал: «Буду через час». И уже через час мы сидели вдвоём при свечах, пили виски, слушали джаз. Я ела подаренные конфеты — Тони всегда привозил мне конфеты, куда бы ни отправлялся. Он знал, что я обожаю шоколад. И не потому что я ему сказала об этом, нет. Тони сам был наблюдателен.
А я… Я просто боготворила его. В Библии сказано: «Не сотвори себе кумира». Однако, согрешив множество раз, я уже потеряла счёт своим грехам и в конце концов устала грызть себя. Так пусть же моя неправедная вера хотя бы изредка радует меня. И неважно, что золотой телец однажды подвергнется уничтожению, а поклонявшиеся ему грешники попадут в ад. Без Тони для меня не существовало рая, а с ним рай становился ближе, чем весь остальной мир.
В марте вышла моя первая настоящая книга. Конечно, она не заняла первую строчку рейтинга продаж, а Пестов продолжал жаловаться, что в моих работах «маловато огонька», но, тем не менее, у меня всё же появился свой круг читателей. А с начала лета началась подготовка второй книги.
«Не мы» так и оставалась недописанной, но время от времени я возвращалась к ней, заполняла деталями, иной раз переписывая по несколько страниц — что-то добавляя, что-то убирая. Я не торопилась, хоть и была увлечена, а Тони поддерживал меня в этом процессе.
Иногда мы спорили и по-настоящему ругались из-за того, что я написала. Несмотря ни что, мне нравились наши споры — в них я чувствовала себя живой и значимой, пусть даже где-то реплики Тони доводили меня до крайней стадии бешенства. Всё равно. Это время было одним из лучших и плодотворных, потому что в перерывах между встречами с Тони я успевала не только порыдать, чем занималась всё реже, но и написать множество статей для разных журналов, куда я устроилась, чтобы заработать дополнительные деньги. Кроме того, параллельно я задумала ещё один роман и уже делала к нему наброски.
Меня переполняло ощущениями безграничной силы и энергии. Не припомню такого подъёма, наверное, со времён самых первых воспоминаний о себе. Творчество било изнутри живым, ярким потоком, переливаясь всеми оттенками цветового спектра: от весёлости — до жалкой пустоты, из беспросветного мрака — ввысь к неизведанному, а затем — обратно.
Но минуты тотального уныния опять внезапно сменялись громадным желанием свернуть любые горы. Особенно в те мгновения, когда Тони отправлял мне звонок или сообщение: «Я скоро приеду», когда шептал мне на ушко: «Лиз, ты безумно талантлива. У тебя всё получится…», когда с видом бывалого литературного критика вдруг заявлял: «А знаешь, мне нравится. Это смело!», я готова была вновь разрыдаться, но уже от счастья.
В августе вторая книга также поступила в продажу. Где-то в душе я надеялась с её помощью реабилитироваться в глазах своего издателя, в глазах Тони и, конечно, в собственных глазах, если этот роман побьёт успех предыдущего. Но чуда не случилось. Возможно, именно это событие вкупе с надвигающейся осенней хандрой остудило меня. Трудно чувствовать себя несокрушимым лидером, когда ты таковым никогда не являлся.
Я поглядела на свою жизнь со стороны и ужаснулась. Господи, что я делаю? Зачем?..
— Лиз, это пройдёт, — сказал Тони, чтобы поддержать меня.
Мы сидели в летнем кафе на открытой веранде. Уже смеркалось. По центральной улице шли горожане и туристы. Я смотрела на них, Тони держал меня за руку и смотрел на меня. А я не знала точно, чего хочу сейчас: чтобы он исчез и стёрся насовсем из моей никудышной жизни или же обнял, прямо сию минуту, обнял и больше никогда не отпускал.
— Мне кажется, что я — какой-то очередной бестолковый графоман…
— Ты знаешь, что это неправда.
— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Не знаю. Вот именно, что я этого никогда не знала и не узнаю. Такое вообще невозможно узнать. Можно быть в этом почему-то уверенным. Например, потому, что кто-то внушил. Или потому что ты неадекватный псих с отсутствием самокритики. Но что толку с такой уверенности? Просто иллюзия…
— Лиз, ты пишешь для четырёх журналов. У тебя выпущено две книги. Тебя любят читатели. Пусть их не миллион, но разве в этом дело?
Я снова качала головой, просто от безысходности, не в состоянии сформулировать хотя бы какую-то убедительную причину происходящего со мной.
Загорались огни фонарей. Отовсюду лилась музыка, превращаясь в какофонию звуков, что раздражало и ещё больше дезориентировало. Мы пили «Венецианский спритц» на основе просекко и «Кампари», и до того он был сладок, что хотелось залить его до краёв водкой, потому что даже виски сейчас оказался бы слишком приторным.
— Тони, — сказала я, — давай уедем куда-нибудь. Хотя бы на пару дней. Без разницы куда, хоть в Подмосковье.
— Хорошо. Вернусь из отпуска и что-нибудь придумаю.
— У тебя отпуск?
— Да, со следующей недели.
— И как ты его проведёшь?
Тони деликатно откашлялся и ответил:
— В Турции. Там хороший сервис для отдыха с детьми.
У меня почернело в глазах.
«С детьми». Точнее с ребёнком женщины, к которой Тони, по его же собственным заверениям, давно ничего испытывает. Однако с этой женщиной он летит в Турцию. С ней и с её ребёнком. Толстым, избалованным ребёнком, которому наверняка всё равно, где играть в компьютерные игры — в Москве или на берегу моря.
— Это невыносимо… — обронила я, закрыв глаза, уверенная, что сказала это лишь в мыслях, но почему-то вырвалось вслух.
— Лиз, мне тоже нелегко, — отпустил в ответ Тони.
— Тебе? — я резко распахнула веки. — Тебе нелегко? Ты живёшь, как тебе удобно, ни в чём себе не отказывая.
— Это неправда. И ты об этом знаешь.
— Я знаю только то, что ты ничего не хочешь менять. И говорить сейчас, что тебе нелегко, ты не имеешь никакого права, потому что ты сам решил так жить.
— Ну, в таком случае, ты тоже знала, на что шла.
— Ах, вот как?! — выпалила я в сердцах.
— Давай сменим тему, — мягко предложил Тони. — Ты не в настроении, а ссориться я не хочу.
— Не хочешь ссориться
