Легенда о розе. Цена предательства - Ольга Рузанова
Прячу его в грязный кулак и прижимаю к груди. Улыбаясь сквозь слезы, плетусь в дом.
Зная свой организм, завтра я, скорее всего, свалюсь с температурой, но меня это не волнует. Со мной будет кольцо Алекса. Единственное свидетельство того, что у нас было.
Надев его на палец, на ходу раздеваюсь догола и, включив воду в душевой кабине, останавливаюсь у большого зеркала.
Отвратительное зрелище.
Спутанные волосы мокрой паклей облепили голову, красные от слез глаза и размазанная по лицу косметика завершают образ.
Грязная, жалкая и ничтожная. Снаружи и внутри.
Алекс меня такую никогда не захочет. Я его не заслуживаю, и как бы мне не было больно, навязывать себя не стану.
Буду любить его издалека, лишь бы он был рядом.
Встаю под горячие струи и тру кожу до покраснения. Хочется смыть с себя слюну Марка, его запах и прикосновения. Хочется вывернуться наизнанку, чтобы вытряхнуть из себя оставленный им мусор, обеззаразить там все хлоркой и в ней же прополоскать мозги.
Глава 27.
Глава 27.
Утро начинается с головной боли, хриплого кашля и ломоты во всем теле.
Что и следовало ожидать.
Плохое самочувствие вкупе с воспоминаниями вчерашнего вечера напрочь отбивают желание жить. Не хочется ничего. Мое будущее серое, унылое и лишено смысла.
Прижавшись сухими губами к гранату на кольце Алекса, долгое время смотрю в одну точку. Прокручивая в голове события, последовавшие за возвращением Кляйса, прихожу в ужас.
Я больная.
Неужели, мне настолько понравилось быть в образе жертвы, что я снова захотела его на себя примерить?..
И ведь примерила бы, если бы не Алекс. Тяга и тоска по нему не дали снова погрузиться в Кляйсовское болото.
Как?.. Как я вообще в него ступила?.. Я ведь знала, что он из себя, как человек, представляет. С самого начала. Еще с тех времен, когда мы восемь лет назад только начали встречаться.
Марк лжец до мозга костей. Он врал всегда и всем. Отцу, моему дяде и мне. В моем случае, он даже не пытался делать это хорошо. Врал коряво, не заботясь, чтобы его россказни выглядели правдоподобно.
А я все понимала, видела, как он пытается мной манипулировать и поддавалась манипуляциям.
Зачем?!
Чувствуя, как подобные мысли усиливают мигрень и угнетают мое и без того шаткое эмоциональное состояние, решаю спуститься за лекарством.
С трудом поднявшись, несколько мгновений ловлю равновесие и накидываю на плечи бабкину шаль. На большее сил у меня не хватает.
- Люся, - хриплю не своим голосом, - дай порошок от температуры.
- Ой! Ирма Сергеевна, что с вами?
- Простыла.
- Летом? – восклицает она, но тут же осекается.
Начинает суетиться, греет воду, достает с верхнего шкафа кейс с лекарствами. Я же обессиленно падаю на стул и, спасаясь от озноба, кутаюсь в шаль.
В то время как я пытаюсь собрать развалившиеся куски себя самой в единое целое, влетевшая в кухню Катерина просто лучится молодостью и здоровьем.
Ее счастливый вид вгоняет в сердце ржавый гвоздь, но я эту боль принимаю со смирением. Винить кого-то, кроме себя, я не в праве.
- Извините, - пищит она, остановив на мне испуганный взгляд.
Я вглядываюсь в ее голубые глаза и нахожу там то, что она не очень-то старается скрыть – злорадное торжество.
Ненавижу.
Ненавижу и завидую. Сучка оказалась умнее меня.
В воспаленном мозгу мелькает мысль уволить ее, но я обрубаю ее на корню. Алекс просил не трогать его.
- Вот, - говорит Люся, опуская передо мной стакан с лекарством и термометр, - измерьте температуру.
- Позже…
Я и так знаю, что она повышенная. Пихать градусник подмышку при Катерине я не стану.
- Где все? – интересуюсь у Люси, намекая на непривычную тишину в доме и во дворе.
- Все уехали, даже Митрич!
- Куда?
- Вы не знали? – переспрашивает быстрым шепотом, - ночью на карьере взрыв был… есть погибшие!..
- Что?! На каком карьере?
- Я не знаю, - качает она головой, - Ирма Сергеевна, вы у бабушки вашей спросите, с ней утром Митрич разговаривал.
Не допив лекарство, я срываюсь с места. Ударившись плечом об косяк, едва не заваливаюсь на выходе, но, не останавливаясь, бегу в покои бабки.
- Привет, - хриплю, влетев в комнату.
Бабушка, как всегда, курит. Стряхнув пепел, смотрит на меня недовольно.
- Ты вчера на ночь не умылась или помирать надумала? Выглядишь хреново, - прокуренным голосом выдает она.
- Спасибо, ба… - сажусь напротив нее в кресло, - расскажи про взрыв.
- А что рассказывать?.. – тушит недокуренную сигарету и, оттолкнувшись ногами от пола, раскачивает кресло, - ночью на руднике взорвался тротил, погибли трое.
- На каком руднике? На новом?
- Нет, на старом. На новый так просто, да еще с тротилом, не проберешься.
- Кто это сделал, уже известно?
- Официально, пока нет, - отвечает неопределенно.
- Шумовы?
- Кто ж еще?..
- Боже… - вырывается у меня.
Противостояние выходит на новый уровень и, похоже, ставки будут только повышаться.
- Крестный тоже туда поехал?
- Он в городе проблемы решает, - ворчит бабка, - кто-то слил информацию про взрыв журналюгам. Началась шумиха.
Черт. Это очень – очень плохая новость. Добыча нефрита полулегальна, некоторые нюансы работы на карьерах широкой общественности знать нельзя.
- И что делать теперь? – спрашиваю охрипшим от болезни голосом.
- Нам с тобой – сидеть и не мешаться под ногами, - пусть Олег с Сашенькой разбираются.
Сашенька. Так она Алекса называет. Каждый раз с поволокой в бесцветных глазах и нежностью в голосе. Сама признается, что питает к нему слабость, видимо, напоминает ей того самого лейтенанта.
- Ну, а ты чего? – намекает на мое состояние, - где летом сопли умудрилась заработать?
Опустив голову, я смотрю на его кольцо. Больное горло и насморк – то, что пришлось за него заплатить.
- Под дождем промокла…
- Дура, - тяжело вздохнув, шепчет бабка.
Говорит это так, словно стала свидетелем нашего с ним разговора. Не удивлюсь, потому что она откуда-то всегда все знает.
Но сегодня ее эпитет более чем кстати.
Я не просто дура. Я больная на всю голову идиотка.
- Такого мужика просрала, - продолжает она сокрушаться, - променяла на кусок дерьма.
Я даже не пытаюсь оправдываться. Жадно впитываю каждое слово, чувствуя некую поддержку с ее стороны. Бабушка понимает меня,
