Жена врага. Ты станешь моей - Мия Фальк
А с другой стороны я почему-то не могу не переживать за Влада. Вот искренне хочу чтобы к нему вернулся его отец.
А еще вкус губ его вспоминаю: и что-то влечет и что-то пугает.
В замке поворачивается ключ и я приподнимаюсь.
Ругаю себя: дура, вот надо было бы бежать, а потом вспоминаю, что выхода особо не было.
Одергиваю платье, но там охрана, не он.
Опускаю глаза. Да неужели я рассчитывала увидеть Сафонова?
— На выход, — командует амбал, зажимая в ухе наушник.
Я прохожу в коридор и меня тут же обыскивают. Молча приподнимаю брови — не хочется нарываться.
Но так меня даже Эдуард, кажется, не стерег.
— Вас велено пустить к ребенку, — это все пояснения, которых я удоставиваюсь.
— А что потом? — пытаюсь вызнать у провожатого.
Но тот отмалчивается. Похоже, никто тут не шутил по поводу няниной должности.
— Как там хозяин?
— Не положено.
Ну ясно.
Амбал распахивает передо мной дверь и я замираю на пороге шикарно отделанной детской комнаты. Хотела бы я чтобы что-то подобное было у Руслана.
Ведь Сафонов реально ничего не жалел для ребенка, о котором, выходит, и толком-то не знал?
Все это разбавляет только грустный мальчик у окна.
Сидит на украшенном разноцветными подушками подоконнике, прикладывает ладошку к стеклу и у меня сердце сжимается. Скучает? Только вот почему?
Влад оборачивается, его губы на мгновение вздрагивают и я опускаюсь на колени, произношу:
— Иди сюда!
Он останавливается в нескольких шагах. Я оборачиваюсь охраннику и делаю жест головой: “убирайся”.
Ну, к счастью, у меня еще осталось то, что Эдуард называл “барскими замашками”.
Дверь хлопает за спиной.
— Я знаю, что ты не моя мама, — опускает глаза Влад и сердце екает. — Моя мама…
Взгляд у него такой, что я догадываюсь о том, что малыш скажет дальше.
— Твоя мама любила тебя.
Кивает.
Хотел бы верить, но как можно поверить в то, чего не видел и не пробовал?
Я обнимаю мальчика и крепко прижимаю к себе.
— Прости что врал, — скрипучий голос над ухом, он будит во мне что-то истинно человеческое.
Сейчас я не могу неискренне.
— Зачем?
— Я просто с ним оставаться не хотел, — сжимаю мальчика еще крепче а затем отстраняюсь, смотрю ему в глаза.
— Это твой настоящий папа, — хочу чтобы понял, чтобы почувствовал, о чем я.
— Все говорят, что он, — Влад утирает нос пальцем. — Что он… людей убивал…
— Что? Кто говорит?
— Я сам видел, — разводит руками в стороны. — Он плохой человек. Он тебя хотел убить.
Я цепенею.
Действительно, а что Влад успел повидать: то, как Сафонов едва меня не придушил.
Сажусь на обложенный подушками подоконник и подпираю щеки локтями.
— Давай сбежим!
— Еще увидишь, он извинится!
Произносим одновременно с ребенком.
Растерянно смотрю на Влада. Вот стоило подумать, прежде чем обещать такое. Сафонов извиняется. Наверное это невиданная картина, но я почему-то улыбаюсь мальчику и уверенно киваю головой.
— Обязательно.
Влад вдруг улыбается.
— Тебя разве не учили? — в моем голосе игривые нотки. — Если быть вежливым, то можно сделать хорошим человеком любого жуткого грубияна.
— Мой папа грубиян?
Мне приятно, что Влад впервые назвал Сафонова папой.
— А еще задира и хулиган, — надуваю губы. — Но это не так страшно.
— Я дрался с хулиганами.
Ничего не могу сделать с собой. Смеюсь.
Влад мне нравится. Впервые за долгое время у меня отлегает от сердца, но следом становится мерзко — ведь мой мальчик не рядом. Какое право я имею веселиться.
Влад, кажется, замечает мое настроение.
— Эльвира, если он тебя тут держит, я его снова побью.
— Э-э-э… нет, у нас с ним что-то вроде соглашения, — которое я, в общем-то не заключала. — Ты хорошо себя ведешь, а он везет нас с тобой потом к братику.
— К Руслану? — поднимает брови Влад, а я киваю немного обреченно.
Наверное я наивная.
Охрана следит за тем, чтобы наш день был выверен по часам. Мы завтракаем в собственной маленькой столовой, ходим на прогулку в парк, но все, к сожалению, под охраной.
С тоской смотрю на окружающие нас горы и понимаю, что без посторонней помощи я вряд ли отсюда выберусь. Потом на Влада.
А имею ли я право выбраться одна?
Потом в небо. Счастливой семьей мы все вряд ли станем.
В дверях на меня налетает Инга.
— Оу фак!
Блондинка распрямляется, одергивает костюм и шикает на охранника, который тянет к ней руку.
— Подходить не велено, — говорит секьюрити.
— Тебе проблем по жизни мало? — от ее холодного взгляда мне не по себе.
Про таких говорят “отбитая стерва”.
— Не велено.
Она хмыкает и проходит мимо. На миг я ощущаю как она касается моего кармана.
Инга толкает охранника плечом и скрывается в недрах дома.
Смотрю ей вслед.
До вечера все тихо, а вечером вдруг объявляется Сафонов.
Я думала, что его ранили и после такого как минимум еще неделю отлеживаться. Сафонов он, что, железный? Хотя — смотрю на его плечи, на сильные руки — ну чисто внешне он гора.
— Я обещал праздник, но заболел, — вдруг начинает хозяин и на моем сердце становится немного теплей.
Да, он необузданный, да, в чем-то ненормальный, но он любит своего ребенка.
— Просто не приходи к нам, — бурчит Влад и мне в который раз становится горько от той ошибки, которая, кажется, закралась в отношения отца и сына.
Сажусь на колени около мальчика, смотрю ему в глаза.
— Он разрешит нам с тобой уехать ненадолго, — улыбаюсь. — Например, на катере. Если разрешишь его с собой взять.
На лице Сафонова четко контурируются желваки, я вижу как крепко он сжимает руки. Чертов борец с чем только можно и нельзя! И ведь не понимает, что это пугает ребенка.
Весь день я пыталась объяснить Владу, что его отец нормальный, старалась как могла, а если Валерий сейчас снова попытается продемонстрировать силу, коту под хвост мои потуги.
— Не будет никакой охраны, — тихонько добавляю. — Мы просто на море посмотрим.
Влад жмется ко мне и шепчет тихое “угу” на ухо.
Я улыбаюсь и робко смотрю на его отца.
Сафонов вскидывает брови — не ожидал.
Закатывает рукава. Да что у него, каждое хорошее чтоли ассоциируется с желанием кому-то что-то надрать?
Сафонов оборачивается и делает знак охране.
Поверить не могу, что все сложилось.
Накручиваю локон на палец, думая об этом и вздрагиваю, когда Сафонов касается моего плеча.
— Спасибо, — вдруг произносит, и его взгляд сейчас какой-то незнакомый.
Живой что ли. Человеческий.
— Пожалуйста.
Мы смотрим глаза в глаза и тут что-то как будто скользит
