Туфельки для мамы чемпиона (СИ) - Аникина Анна

Роберт почувствовал, как задрожали плечи у Беаты. — О, Господи, я тебя расстроил! Идиот! Кто меня за язык тянул! — Обними меня, пожалуйста! — Что? — Обними. Сейчас. Мне очень нужно, — едва слышно проговорила Беата и прислонилась к нему всем телом.

Тёплые нежные и сильные руки взяли её в кольцо. Укачивали, успокаивая.

Беата подняла лицо. Встретилась с Робертом взглядом. Всмотрелась в такие давно знакомые, но заново узнаваемые ею черты. Провела ладонью по контуру лица. Роберт поймал губами кончики её пальцев.

Тёплый ветер гулял в кронах деревьев на высоком берегу Вислы. Этим двоим, что стояли на мощеной площадке перед памятником Марии Склодовской, было сейчас не до разговоров.

Глава 59

59.

Их отношения отмотали маховик времени назад. Обоим будто снова максимум двадцать. Они молоды, свободны и увлечены друг другом. Их притяжение велико, и каждый день приносит новые открытия. Всё, как в юности. С поправкой на наличие у обоих колоссального жизненного опыта.

В конце лета Беата начала работать с иностранными студентами, приехавшими в Варшаву в университет. Им предстояло пройти подготовительный курс, который позволит продолжить дальнейшее обучение на польском языке. Для большинства ребят родным языком был русский. Вот и пригодился опыт общения в клубе у Кирсановых. Там, кстати, никто не собирался расставаться с Беатой. И ждали осени, чтобы возобновить встречи.

У Роберта в начале сентября снова была серия трансатлантических рейсов. Варваша-Париж-Нью-Йорк. И обратно. Его не было дома почти неделю. Зато потом полагались три абсолютно свободных дня.

На воскресенье решили рвануть на машине в Люблин. Красицкие ждали их в гости. Благо туда меньше двухсот километров.

Всю дорогу Роберт держал Беату за руку. Будто боялся, что она исчезнет, как видение.

Рассказывал ей про Красицких. Хотел как-то упредить её реакцию на прямолинейность Алекса. — Понимаешь, он же полукровка. Мама была из Испании. Поэтому он Алессандро. Но все давно зовут его просто Алекс. Он бывает не сдержан на язык. Лепит вслух все, что думает. — Ну, может быть это и неплохо, — осторожно заметила Беата. — Его жена Божена по образованию врач-психиатр. Сейчас, насколько я знаю, работает клиническим психологом. А ещё она отлично готовит. И раскормила Красицкого. В интернате и даже в университете он был длинный и худой. Но пожрать любил всегда. — А ты? Что ты любил?

Этот вопрос сбил Тухольского с толку. Он чуть крепче сжал её пальцы. Беата испугалась, что нечаянно спросила не о том. — А я любил крендели с кунжутом, — после паузы ответил Роберт, — и покупал себе один каждое воскресенье. Красицкий не понимал, почему. Ведь за эти же деньги можно было купить пирожок с картошкой. Он сытнее.

Беата уставилась в окно, чтобы не расплакаться. — А дети? Сколько им? — перевела тему через минуту. — Сейчас старшему десять. Средней значит девять и младшей семь. Они подряд. Не знаю, как Боженка умудряется, но у них в доме порядок, — засмеялся Роберт.

Беата вспомнила дом Орловых, где даже бардак выглядил милым. Но у тех пятеро.

На площади возле Люблинского замка местные бомжи пытались взять хоть немного денег с иностранцев, не читающих по-польски и не сумевших разобраться с единственным паркоматом. Пожилая пани в шляпке и кружевных перчатках кормила голубей.

Мальчишки носились на скейтах. Невеста с женихом фотографировались на зелёном газоне возле большой лестницы.

Беата залюбовалась молодожёнами. Такие красивые и счастливые. Глаз не оторвать. — Принцесса, самая красивая женщина в этом городе — это ты. Лучше любой невесты, — зашептал ей на ухо Роберт.

Беата не могла не реагировать на его откровенность. Щеки мгновенно алели. Вроде взрослые, а как подростки, ей Богу. Хотя, думалось Беате, что юный Тухольский не мог бы так откровенно говорить с ней. Так показывать свои чувства и так открываться.

Во дворе замка Беата заглянула в старинный колодец. — Роберт, ты не помнишь, какого он века? — Замок? Четырнадцатого. — А колодец? — Тоже, наверное. А что? — Сейчас начало двадцать первого. Представляешь, сколько людей за шесть с лишним столетий смотрели вот так, как мы, в его глубину.

В старом городе сели в кафе выпить кофе. За соседним столиком компания французов в фанатских футболках обсуждала предстоящий футбольный матч с местной командой. — У поляков сейчас ни одного приличного игрока нет. Разве что в молодежке. А наши всё-таки чемпионы мира. — Да, странные они. Нос задирают, будто не на задворках Европы живут. Они от нас отстали лет на триста. Как они едят эту странную капусту?

Беата видела, как закипает Роберт. Оказывается, он прекрасно понимает французский язык.

— Не понимаю, как французы едят лягушек и улиток. Милый, я думаю, что лучше уж наш бигос, — обращаясь к Роберту в полный голос проговорила Беата по-французски. — Да, дорогая, — отозвался тут же на приличном франзузском слегка обалдевший от её смелости Тухольский, — Я вот тоже думаю, какие же они отсталые. Люблинский старый королевский замок на пятьдесят лет старше, чем Нотр-Дам.

Они переглянулись и прыснули со смеху. Роберт оплатил счёт. Мимо ошарашенных притихших французов пара вывалилась на улицу, смеясь. — Ну, принцесса, ты даёшь! — Это ты меня удивил. Откуда такой шикарный выговор? — Сейчас ещё больше удивлю. Из интерната. И потом два месяца стажировки в ЭйрФранс.

Глава 60

60.

Красицкие ждали их к обеду. Едва Роберт с Беатой переступили порог их дома, на Тухольского налетели дети. Повисли, как на дереве. Он закружил на руках сразу троих.

Беата подумала, что из Роберта вышел бы прекрасный отец. И тут же следующая мысль почти лишила её дыхания. А что, если у него есть где-то ребёнок? Уж больно отточенными были движения, естественной улыбка, когда он встретился с Красицкими-младшими.

Божена оказалась небольшого роста, похожей на сдобную румянцю булочку. Алекс — крупный и высокий. С залысинами на высоком лбу. И умными тёмными глазами. — Ну наконец-то! — шумно приветствовал он вошедших, — не на другом конце света, чай, живём. Еле дождались. Роб, знакомь давай нас с оригиналом.

Божена и Роберт метнули на Красицкого гневные взгляды. Беата не очень понимала, в чем подвох. Подумать она не успела. Алекс уже стиснул её в медвежьих объятиях, потом её ласково обняла его жена.

Дом и вправду был очень уютным. С кучей милых мелочей. Фарфоровые тарелки на стенах. Южная стилистика в интерьерах.

Беата похвалила дом и обстановку. Действительно необычно для восточной Польши. — Это всё Алекс. — Да, это моё альтер-эго. Алессандро Маркус Габриель Красицкий. Дал же бог имячко, да? Buenas duas belleza. Me alegro de verte en mi casa. (Добрый день, красавица. Рад приветствовать вас в своём доме) — Me alegro de verte también. Tu casa es maravillosa. (Мне тоже приятно. Ваш дом прекрасен.) — без запинки ответила Беата. — Тухольский! Ты чёртов счастливчик! Моя жена так и не говорит ни слова по-испански. Беата, может быть вы не окажетесь пообщаться с моей матушкой. Она последнее время говорит только на родном языке. — Конечно. И давай на "ты". — Вооот, сразу видно, наш человек. Не то что… — Алекс, — укоризненный взгляд Божены остановил поток мысли хозяина дома, — дай гостям хоть оглядеться. И обед будет через десять минут. Мама Тереза подождёт.- А я что? Я не против пообедать. — воодушевился Красицкий, — Пойдёмте в столовую. Дети! Мама сказала, десять минут! Кто опоздает, моет посуду! — заорал он в сторону лестницы на второй этаж. — Да, друг, пожрать ты всегда был не дурак, — смеялся Роберт, похлопывая Алекса по выдающемуся животу. — Это всё нервы. Студенты все как один бездари и лентяи! Зачем они, спрашивается, идут в университет? Шли бы заборы красить! Так нет, механико-математический факультет им подавай! А спросишь простое определение, так у них язык в @опе! Вот ты помнишь, что такое предел функции в точке? — Помню, конечно. Тебе кванторами или своими словами? — Да это я так… Ворчу. Ты ж голова! Учился то лучше меня.- Лучше всех Мицковский учился. Где нам до гения. Тебе, кстати, привет.