Ходит черная королева - Юлия Николаевна Николаева
– К сожалению, я мало чем могу помочь, – заметил, когда мы с ним пошли по дороге от храма в сторону церковного дома. – Ничего такого, что могло бы подсказать, что случилось.
– Но вы ведь говорили?
– Да. Об их тревогах, целях на жизнь, об отношениях с богом и миром.
– И что можете сказать?
– Что тут скажешь, – улыбнулся отец Владимир. – Жизнь – это путь, на протяжении которого мы совершаем ошибки, падаем, каемся, встаем и идем дальше. Катя в этом плане была более открыта, чем Людмила. Она тянулась к богу, хотела разобраться, понять, хотела идти этой дорогой. А Людмила… Она, скорее, была за компанию с подругой. Помогала ей в приходе, говорила с женщинами, попавшими в трудную ситуацию. Но церковь, Христос – для нее это было пока закрыто. Ей самой. Мы не торопили, каждый приходит к богу, когда оказывается в подходящем моменте. Надеюсь, девочек все будет хорошо, и они найдутся.
С последним я была согласна, но пока что у меня возникали большие сомнения на этот счет. Все больше казалось, что девчонки впутались в сомнительную историю.
Мне разрешили побеседовать с беременными, но все они твердили, как им помогли слова девчонок, и какие они милые, добрые и хорошие. Ничего интересного и полезного. Выйдя из здания, я присела на скамейку, вытянув ноги. Ну и что делать теперь? Зацепок нет, может, Ветер до чего додумается? Надо бы в школу сходить, поболтать с одноклассниками, кто-то мог что-то слышать.
– Что, утомили вас?
Я повернула голову, рядом со мной села девушка с выпирающим животом. На вид ей было всего лет восемнадцать, но чувствовалось, что в обиду себя не даст, боевая.
– Кто утомил?
– Беременяшки, – насмешливо сморщила она нос. – Они как мозг потеряли, только и твердят, как все благостно и замечательно. Ничего не замечают.
Глава 13
– А что они должны замечать? – нахмурилась я.
– Да нет, не подумайте, в приходе, правда, все нормально, никаких подтекстов и прикрытий, хотя я сначала думала, что что-то нечисто. Но по ходу, некоторые реально настолько переживают о других. Хотя по чесноку, я слышала, что пристроить бабулю-дедулю в этот дом престарелых стоит немалых денег, так что не все так светло и ясно. Помощь и заботу получают те, за кого платят богатые родственники.
– Приходу же надо на что-то жить, – резонно заметила я. – Благодаря этим деньгам такие, как ты, получают помощь.
– Да, тут не поспоришь, – кивнула она. – Отец-настоятель нормальный мужик, умудряется совмещать как-то духовное и земное.
– Так что ты имела в виду, когда сказала, что беременные не замечают чего-то? – вернулась я к начатой теме.
– Так про этих двух, что тут проповедовали.
– Катя и Мила?
– Ага. Они ко мне тоже сунулись, только я сразу их раскусила. Ни черта они не хотят помочь другим. Они себе хотят помочь. Пришли две малолетки, которых никто не любит и не ценит. И думают, что если будут об этом всем рассказывать, то это изменится. Мне девятнадцать, когда было десять, моего отца посадили в тюрьму. Моя запойная мамаша выгнала меня из дома, узнав, что я залетела. Отец моего ребенка делает вид, что мы не знакомы, нормально, да? Я знаю, что такое расти в неблагополучной семье. И с материальной, и с моральной стороны. И вижу, что этим юным спасательницам душ нужно на самом деле: пойти к своим предкам и все им рассказать. А потом всем вместе отправиться к какому-нибудь новомодному психологу, который будет решать эту проблему. Я им так и сказала, когда они ко мне подвалили со своими трагическими жизненными историями. Они все поняли и отвалили, потому что кому приятно, когда их тычут в правду лицом, да? Проще делать вид, что они все такие милосердные и ни хрена не вампирши, которые сосут энергию из тех, кто проявляет к ним сострадание, чего не делают их предки.
– Вау, – высказалась я, когда девица замолкла. Точно боевая и не тихоня-скромница, как та же Мила. Против такой не попрешь. – Это мощно. Но… Я бы не стала их строго судить. Переходный возраст, гормоны, все чувства на пределе, понимаешь? Они еще не умеют глубоко анализировать происходящее и хватаются за те возможности, которые им помогают. Ну или им так кажется. Значит, они тебя больше не трогали?
– Нет, – качнула она головой. – Хотя через несколько дней одна из них подходила. Которая темненькая. Сказала, что я права. И что спасать таких, как мы, не надо, потому что мы и так сильные, ведь мы сделали выбор рожать, невзирая на обстоятельства. И что нужно показать тем, кто такой выбор, не сделал, как они неправы. Чтобы они поняли, что натворили. Короче, очередной бред. Я даже не стала ее слушать. Оно мне надо? У меня реально полно проблем, не то что у нее. Займись, говорю, это твоя миссия, ну и ушла. Ладно, пойду я, обед начинается.
Я кивнула, попрощавшись, проводила ее взглядом. Интересно, что имела в виду Мила, говоря подобное? Кому и что она собиралась показывать? Те, кто не сделал правильный выбор – рожать, это те, кто сделал аборт? Это она имела в виду? А как проще всего узнать список таких женщин, когда твоя мать работает в гинекологии?
– Залезть в базу? – задумчиво высказался Ветер. – В государственной структуре аборты запрещены, делают только по медицинским показаниям.
– Откуда такие сведения? – не удержалась я и снова себя укорила. С чего у меня вдруг вылезла эта язвительность по отношению к Ветру?
– Не из личного опыта, – хмыкнул он. – Если консультация Натальи частная и осуществляет подобные услуги, то да, возможно, что Мила как-то нашла список тех, кто делал аборты.
– И что она будет с ним делать? Показывать, что эти женщины были неправы? Каким образом?
– Сложно сказать. Но вляпаться в историю вполне могла, если нарвалась на какую-нибудь богатую дамочку, пытавшуюся скрыть беременность, например.
– Вот черт, – я покусала губу. – Позвоню Наталье.
Женщина оказалась на работе. Частная консультация располагалась в центре города, на скутере я добралась за двадцать минут.
– Я думала, вы работаете в государственной организации, – заметила женщине,
