Мадин - Лия Рой
— Мне не о чем с тобой больше говорить. Твоя ложь и отрицание очевидных фактов… они вызывают во мне лишь еще больше отвращения.
— Мадин!
— Свадьбы не будет, я уже сообщил всем со своей стороны, снял бронь с ресторана. Забудь обо мне и не ищи со мной встреч. Я больше не желаю тебя ни видеть, ни слышать. И это никогда не изменится.
— Мадин! — Я кричу, захлебываясь в слезах и долгое время не могу поверить, что любимый человек, обещавший драться за меня со всем миром, так легко и просто отказывается. Отказывается от меня, от нашего ребенка, о котором я даже не успеваю сказать, от нашей будущей семьи. От нашего совместного счастья, к которому мы так долго и упорно шли.
Я падаю на колени, на колючий гравий, который продавливает нежную кожу даже через плотную ткань джинс, хватаюсь за голову и вою. Не плачу, рыдаю, даже не замечая, когда мой собеседник исчезает со двора и скрывается в доме. Я не замечаю пары глаз, которые внимательно смотрят на меня еще какое-то время. Не замечаю торжества, отражающегося в них.
Я ничего не вижу. Мне не до этого. Я тону в своей боли.
Я пришла в себя, сбросив оковы прошлого только когда, наконец, добралась до автобусной остановки и едва не опоздала на него, чуть не упустив из под носа. Еле успев и поблагодарив водителя, я расплатилась, прошла внутрь и бросила сумку на свободное сиденье, села там же, рядом. Час до города, почти столько же на метро, а затем минут двадцать на маршрутке, и я буду на месте. У Игоря. Здорового и счастливого Игоря.
Вопреки всему, у меня все же получилось!
У меня получилось, и я была не только спокойна впервые за многие годы, я была горда собой.
33
Я посмотрел вслед уходящей Еве и понял, что готов был ее придушить. Прямо здесь и сейчас. Это было правильным решением с ее стороны — умотать отсюда, как можно быстрее.
— Дрянь, — прошипел я, сжимая кулаки.
Дрянь, в которую я влюбился с первого взгляда, стоило ей только впорхнуть в ту кафешку, где я ждал ее вместе с братом. Дрянь, которая до этого снилась мне целый год, каждую ночь, являясь эфемерным ангелом, обещавшая подарить мне счастье и гармонию… Ангелом, который оказался невестой моего ненавистного стремного брата. Но к черту Еву, я давно поставил крест на этой ведьме, и если бы мой брат не додумался снова втащить ее в нашу жизнь, я бы даже о ней не вспомнил. Честно. Клянусь. Я не был задротом, который готов был тащиться от отказавшей ему бабы годами. Нахуй оно надо!
Впрочем, возвращаясь к Мадину, то могу с уверенностью сказать, что братом он мне был много лет назад. Но уже в детстве я перестал воспринимать его таковым. Может быть, этому суждено было случиться, а, может, в этом были виноваты родители. Может, еще что-то, черт его знал. Я не был силен в психоанализе.
Когда его впервые принесли к нам в дом, когда родители, отсутствовавшие несколько дней, наконец, вернулись с маленьким свертком в руках, я понял, что на мне большая ответственность. Я полюбил его. Мой брат. Младший брат. На тот момент мне было уже семь лет, я успел пойти в школу и уже что-то, да понимал. Помню, как радостно рассказывал всем учителям и одноклассникам, что теперь у меня появился мелкий, что теперь мне будет с кем играть.
А затем что-то изменилось. Однажды родители оставили нас одних, им нужно было срочно куда-то уезжать. Их не было буквально пару часов, но за это время Мадин успел упасть и расшибить себе лоб. Помню, как я пытался «скрыть» это и еще лучше помню, как мать тогда впервые ударила меня. Сильно. Наотмашь. За то, что «не можешь присмотреть за родным братом!». На тот момент мне было около десяти, поэтому, наверное, она была права. Затем, чуть позже, это повторилось еще несколько раз.
А затем Мадин подрос и отношения стали еще хуже. Я был уже ближе к подростковому миру, а Мадин рос слабым здоровьем, хиленьким, худеньким. Может быть, поэтому родители все внимание стали уделять ему. Носились за ним, тряслись. Отец мог ударить меня, ничего не выяснив, стоило только Мадину пожаловаться на то, что я забрал какую-то вещь, игрушку. Но, в защиту брата, могу сказать, что папа никогда меня и не любил. Уж не знаю, чем я ему так не угодил, но ласки и тепла от него я не получал никогда, даже до рождения Мадина. Позже мне уже объясняли, что иногда в семьях так просто бывает. Просто случается. Одного ребенка любят больше, чем другого.
Я приказывал себе смириться. Долгое время. Старался делать вид, что нас любят одинаково, хотя меня в школу отправляли с температурой под сорок, а стоило Мадину чихнуть, как родители в панике вызывали лучших докторов. Меня отец лишил карманных денег, когда я проиграл городской турнир по карате дойдя до полуфинала, а Мадина поощряли всегда, даже за грамоты в духе «лучший кто-то там».
А затем этот гаденыш подрос еще больше и стал настоящей крысой. Мог сдать меня родителям, когда я курил или убегал на свидание к девчонкам. Он стучал и учителям, потому что мы учились в одной школе, хорошо, что хоть недолго. В тот период наша ненависть стала сильнее, чем когда-либо. Подростки жуткие сами по себе, а уж когда находятся в состоянии постоянной «войны», то беды не миновать.
Мы с Мадином стали постоянно драться, могли разнести целую комнату в доме, после, конечно, отгребали от родителей, но после ругани отца, мать почему-то всегда бежала успокаивать Мадина. А когда я спрашивал, какого хрена, мне всегда отвечали, что «он же младший!». Ну и что? Ну и что, блядь? Ему это служило пожизненным карт бланшем!
А затем гад закончил школу на золотую медаль, в то время, как меня дважды пытались оттуда выгнать. Универ я
