Она под запретом (СИ) - Салах Алайна
На выходе из спальни замираю. Страшно. Это же Арсений, от него всего чего угодно можно ожидать. Вдруг он на меня закричит и выгонит? Хотя за годы, проведённые в этом доме, я ни разу не слышала, чтобы он кричал.
Чтобы придать себе бодрости, я начинаю воспроизводить в памяти все интимные эпизоды с ним, от которых меня потом лихорадило. Случай в душевой, касания на танцполе, то, что произошло в этой самой комнате и у меня дома. Убеждаю себя, что кое-какая власть у меня над ним есть. Арсений хочет меня как женщину. Можно ведь постараться воспринять задуманную авантюру как вызов. Смогу ли я его соблазнить?
Такой настрой перебивает внутреннюю дрожь, и я решительно выхожу в коридор. В нём темно, но глаза уже успели привыкнуть к отсутствию света. Дверь в спальню Арсения находится в конце коридора. Вторая справа.
На полпути к ней сердце волнительно ухает. Сейчас я, пожалуй, совершаю самый смелый и безбашенный поступок за всю свою жизнь. А что, если он спит?
Решив, что буду ориентироваться по ситуации, я собираюсь постучаться, но оставляю эту вежливость и осторожно приоткрываю дверь. Арсений ведь и сам так делает — вламывается без спроса.
В воздухе его спальни витает знакомый аромат иланг-иланга, под потолком неярко поблёскивают два точечных светильника. Арсения в кровати нет. Я перевожу глаза в дальний правый угол, где из-за точно такой же двери, как и в моей комнате, доносится звук льющейся воды. Арсений в душе. Сердцебиение перемещается в низ живота, и я машинально прикладываю к нему руку. Волнение нарастает с каждой секундой. Нас разделяет всего лишь стена, а за ней он мокрый и голый.
Не зная, что делать, я пячусь назад и опускаюсь на край кровати. В моей спальне преобладают светлые оттенки, а у Арсения даже постельное бельё тёмно-синее, в цвет его глаз. Сжимаю и разжимаю кулаки. Ещё ведь не поздно уйти.
Мотнув головой, чтобы оттолкнуть эту трусливую мысль, я обнимаю себя руками. Когда он выйдет, можно встать и снять футболку. Ему нравится моя грудь, насколько я успела заметить.
Шум воды стихает, и у меня моментально пересыхает во рту. Через какие-то несколько секунд Арсений выйдет и увидит меня. Я нервно поправляю волосы и встаю. Оттягиваю футболку вниз, чтобы прикрыть бёдра, но сообразив, что подобная скромность противоречит моему плану, отпускаю.
С лёгким скрипом открывшейся двери в комнату проникает пряный аромат геля для душа и влажность. Я напрягаю мышцы ног и спины, чтобы продолжать стоять прямо и не ёжиться. Из одежды на Арсении лишь белое полотенце, замотанное вокруг бёдер, глаза смотрят прямо в мои. Всего на долю секунды в них мелькает замешательство, которое сменяется знакомым выражением незаинтересованности.
— Что ты забыла в моей комнате? — и голос резкий и холодный, как сталь ножа.
Мне требуется напомнить себе, что я являюсь организатором и участником авантюры и преследую конкретную цель. Меня не должны задевать его подначивания и его грубость. Я здесь ради себя.
— Ты ведь входишь без спроса в мою.
— Что-то похожее я уже слышал, — развернувшись, он кладёт на комод телефон, который был зажат у него в руке. — Для чего пришла?
Он спрашивает это так незаинтересованно и небрежно, что моя решительность начинает трещать по швам. Нет-нет. Мне нельзя так быстро сдаваться. Я не прощу себе, если не попробую.
Вкрадчивый тон, призывный изгиб губ.
— А ты сам как думаешь?
— Снова выпила? — рот Арсения кривится в саркастичной усмешке.
Я мотаю головой и начинаю идти к нему, попутно убеждая себя в том, что мои действия — это чётко продуманный план, в котором не задействованы эмоции. Так действительно проще. Когда твоя цель — победить.
— Нет, я не пила. Просто в доме никого нет.
Сощурившись, Арсений оценивающе смотрит, как я приближаюсь, а я не без странного удовлетворения думаю, что он ослепительно хорош: красиво вылепленные плечи, сильные руки, идеальный пресс. Это ведь важно? Чтобы партнёр привлекал физически?
— И ты решила, что это хороший повод расстаться с девственностью?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А ты так не думаешь? — удерживать соблазнительную улыбку становится всё тяжелее, потому что я начинаю краснеть. Я — это ведь всё ещё я, несмотря на данную себе установку.
— Несколько дней назад ты тряслась от мысли, что я тебя изнасилую, а теперь сама пришла ко мне в комнату. Ничего не изменилось. Я не собираюсь оправдывать твоих романтических ожиданий относительно первого раза.
— Если бы у меня были ожидания, я бы не пришла к тебе. Я не рассчитываю на романтику.
Арсений молчит, глядя на меня сверху. Его обнажённая близость начинает меня подавлять, а влажный запах его тела сбивать с мысли. Дальнейшего плана у меня нет, поэтому я делаю то, о чём думала раньше: подцепляю полы футболки и тяну её вверх.
Зубы начинают постукивать от собственного безрассудства, кожа вспыхивает. Ткань приземляется мне на ступню, и я неловко отпихиваю её в сторону. Я по собственной инициативе стою перед мужчиной почти голая. И не просто перед мужчиной — перед Арсением.
Его взгляд спускается к моей щеке, царапает уголок губ, скользит по шее. Я затаиваю дыхание и прикрываю глаза, потому что знаю, куда он посмотрит через секунду. Жар, распускающийся внизу живота, настолько силён, что подступает к горлу.
Я делаю ещё один крошечный шажок вперёд, за ним ещё один, пока затвердевшие соски не упираются Арсению в грудь. Этот момент едва ли не интимнее всего, что у меня было. Вокруг светло, а я совершенно трезва.
На его обожжённых солнцем ключицах поблёскивают капли воды, на шее и подбородке пробивается щетина. Я осмеливаюсь лишь на секунду встретиться с ним взглядом и, положив руки ему на плечи, тянусь к губам.
От неожиданного болезненного давления в бёдрах охаю. Арсений рывком тянет меня вверх, а уже через секунду с грохотом опускает на комод. Что-то тяжёлое с глухим звоном падает на пол, в копчик вонзается корпус его телефона.
— Ты сама пришла, — зло выплёвывает он, вклиниваясь мне между ног. Его рот впивается в мой, и одновременно с этим тонкие полоски ткани, прикрывающие мои бёдра, с треском съезжают вниз и повисают на коленях обручем.
От взорвавшихся эмоций меня начинает колотить. Острое возбуждение находит выход в сбивчивом всхлипывании и беспорядочном движении рук, шарящих по его спине и шее, выливается в отчаянном поцелуе. Я кусаю его губы, сосу язык, сжимаю ногами бёдра, прикрытые полотенцем. Хочу затоптать в себе страхи, забыть, что всё случится вот здесь, на комоде, в наполовину снятом белье.
Зажмурившись, я сосредотачиваюсь на вспышках ощущений: на том, как тело пропитывается запахом его кожи, как сладко жжёт соски от трения об его грудь, как рука Арсения путается в моих волосах. Он больше не гладит мой затылок, а с силой сжимает, словно хочет сломать, подчинить. Эта грубость отдаётся влажными спазмами в промежности. Ровно то же я чувствовала тогда в спальне: его животная необузданность и жёсткость находят отклик в моём теле, делают его пределом моих желаний. Наверное, это и называется похоть. Без его привычной холодности в Арсении так много всего первобытного, опасного и притягательного. Он бы запросто мог сломать меня пополам, а вместо этого трогает так, словно годами чувствовал неумолимый голод.
Полоски моего белья соскальзывают к щиколоткам и падают на пол, лишая меня предпоследней преграды. Последняя — это полотенце на бёдрах Арсения. Я не вижу, а чувствую, как он выдвигает ящик комода, слышу, как шарит внутри него рукой. Значит, всё-таки здесь.
Его бёдра влажные и твёрдые как камень — полотенце тоже упало на пол. Шелест фольги заставляет меня опустить глаза: в руке Арсения зажат белёсый кружок, о котором я, впрочем, моментально забываю, потому что впервые имею возможность разглядеть его член. Член, который я однажды уже трогала. Он длинный, прямой, немного темнее, чем его кожа. Напряжённый настолько, что видны набухшие вены. Большая головка, покрытая чем-то блестящим. Все это делают. Мне не нужно бояться.