Паниклав (СИ) - Ричи Кристина

Закрываю глаза руками, слышу скрип, открываю снова, освещение стало еще хуже, в конце коридора перед той самой четвертой дверью, стоит чья — то темная тень. Я не могу разглядеть кто это, по очертаниям не понятен даже пол стоящего. Но он поднимает свою руку и указывает на меня пальцем. Темное огромное худи и широкие брюки, капюшон скрывает лицо. Страшный и опасный тип. Бугимен?

Я должна проснуться, такие сны они же не реальны, странно, почти ничего не чувствую, кроме дикого страха. Но я не просыпаюсь, пытаюсь нащупать ручку от первой двери, что совсем рядом.

Пальцы почти онемели, страх сковал все тело, я даже кричать не могу. Хрип и мое громкое дыхание. Наконец — то ручка проворачивается, и я со всей своей онемевшей и ступорной скоростью забегаю в комнату и закрываю дверь на ключ, что оказался в замке. Пытаюсь успокоить дыхание.

Оглядываюсь по сторонам, комната очень знакома, это комната из моего детства, это моя комната, обои в цветочек у меня были лет до двенадцати. Тогда еще не было Джереми.

Я прохожу и трогаю свои детские вещи. Из ванной комнаты выходят мама с папой. Я теряю дар речи. Я умерла? Это то место, куда попадают после? Это не сон?

— Мам, пап? — мама улыбается и тянется ко мне — обнять.

— Джесси как же я соскучилась, кроха моя.

— Эй, мне тоже нужны обнимашки, она и моя кроха, — папа обнимает нас обеих.

— Не могу поверить, как же мне вас не хватало, — я сжимаю их еще крепче.

— Ну ты чего, крошка? Раздавишь нас, мы всегда с тобой, помнишь? — папа показывает на свое сердце потом на мамино, а потом на мое, дергает меня нежно за носик. Он так всегда напоминал, о любви нашей семьи. Я стою и не могу поверить в это чудо. Они живы, они со мной. Или это я мертва? Вопросы, от которых мои мозги начинают дребезжать вместе с глазами. Но это точно они, я чувствую их объятия, мамины нежные легкие духи с капелькой сандала, папин родной запах сигарет и мыла.

— Я люблю вас, простите меня, я должна была быть дома в тот вечер, — мой хрип и вся боль отчаяния выходят наружу, но родители явно не понимают, о чем я.

— Эй, кроха, что с тобой, какой вечер? Все хорошо, мы не сердимся. Ты наше солнышко Джесси. Мы очень тебя любим, — папа смотрит на меня внимательно, а мама на него, а я на всех. Что вообще происходит в этой комнате? Это комната желаний?

Мы болтаем обо всем, но не о том, что было с ними, они будто из моих детских воспоминаний, ничего не помнят о пожаре. Меня укладывают на кровать посередине, как в моем детстве, гамбургер из папы, мамы и меня. Я мечтаю увидеть Джереми, если могу обнять родителей и снова почувствовать их рядом, то может и с братиком такое можно провернуть. Я прикрываю глаза и снова этот треск поломанного радио.

— Послушайте, мне нужно знать, что с ней? Когда она очнется? Кто-нибудь мне скажет хоть что-нибудь? — это голос дяди Сэма, он обеспокоен моим состоянием. Наверное, я тоже, но не те чувства сейчас со мной.

Мне хорошо, умиротворенность. Я с родителями. Здесь тихо, спокойно. Прости дядя, я пока не хочу возвращаться. Не готова к реальности.

— Здравствуйте, я лечащий врач пациента — Джесси Кэмбэлл, вы родственник? Меня зовут доктор Джонатан Скай, — представляется мужчина с хриплым голосом, скорее всего преклонного возраста.

— Здравствуйте, она моя племянница. Прошу, скажите мне, с ней все будет хорошо? Почему она без сознания уже больше суток? — дядя Сэм, как же мне жаль его, он остался один, я подвела его, поломанная кукла Джесси. Дефект.

Нужно было все свои сбережения передать в фонд помощи людям с психологическими травмами. Сейчас многие жертвуют средства в проект «Исцеляющая справедливость», хорошие и добрые люди помогают этому проекту, работающему в Сент-Луисе, штат Миссури. Не успела, промелькнули мысли только сейчас я.

— Послушайте, мы продиагностировали ее травмы, полученные при падении с лестницы, хорошо, что она не поднялась слишком высоко, — врач прерывается.

— Это я виноват, лестница из мрамора, скользкая, Джесси промокла в тот вечер и поскользнулась, я виноват, — дядя почти плачет, это слышно по его прерывистому тону.

— Послушайте, по предварительному заключению, могу сказать, что она не поскальзывалась. Травмы головы при падении и ушиб позвоночника, не дают мне такой картины. Скорее всего у нее был приступ, в следствии чего она и упала, но какой приступ я пока не могу сказать, это лишь предположение. Доктор Лэрик звонила и передала нам карточку Джесси, у девушки были проблемы психологического характера, — меня обсуждают, а я не могу вмешаться. Так себе ощущение.

— Да, она потеряла семью два года назад, приступы агрессии и панические атаки, я в курсе ее проблем, но она достаточно сильная и Джесси хороший человек, может быть я не в курсе всего, но думал, что мы справляемся, — дядя Сэм, даже я не понимаю себя, но ты многое сделал для меня.

— Трудные подростки и их проблемы, не вините себя, Джесси не получила страшных травм, угрозы для жизни нет. Могу лишь предположить, что есть какие — то нерешенные проблемы, но они ее личные. Она вернется к нам, когда сама этого захочет, понимаете, о чем я? — доктор Скай прав как никогда. Я не хочу возвращаться.

— Но как мне помочь ей вернуться? Что можно сделать? — дядя Сэм не сдается.

— Я думаю, она сейчас на правильном пути, так ведь Джесси? — доктор Скай будто знает, что я слышу их, но мне нечего ответить.

— Она слышит нас? — дядя Сэм, не отступит.

Прошу не нужно ничего.

— Не знаю, это лишь мои предположения, но стоит поговорить с ней, может быть есть что-то, что поспособствует ее возвращению или может быть кто — то? — Доктор Скай уходит, тяжелые шаги отдаляются.

— Джесси прошу вернись ко мне, мы справимся, обещаю.

Трескучее радио прерывается. Я устала, прости дядя, дефект отключается.

глава 34

Джесси

Когда меня не станет — я буду петь голосами Моих детей и голосами их детей, Нас просто меняют местами Таков закон сансары, круговорот людей.

(Сансара — Баста)

Снова треск радио заставляет меня открыть глаза, я все также в своей комнате. Родителей нет рядом, но я знаю, что они где — то поблизости.

— Здравствуйте, доктор Скай, — голос дяди снова на той же волне.

— Здравствуйте Сэмюель, я считаю вам пора вернуться домой и хорошенько выспаться, мы следим за состоянием Джесси круглосуточно. Если она придет в себя, мы вам незамедлительно сообщим. Не стоит загонять себя и дежурить у ее кровати, вы себя доведете до ее состояния, нам не нужно таких жертв. Джесси расстроится если проснется и увидит вас таким уставшим, — вот снова согласна с доктором. Дяде надо отдохнуть. Со мной все хорошо, я там, где была когда-то счастлива.

— Эм, хорошо, я уеду сегодня, но завтра приеду. Слышишь Джесси я рядом, я с тобой милая.

Знаю дядя, я знаю.

Наконец — то тишина, встаю с кровати и заправив ее аккуратно покрывалом встаю и иду умываться. Сажусь за свой письменный стол и листаю альбом, любовь к карандашам и кистям у меня с самого детства. Пролистывая альбом, понимаю, что уже тогда для меня были важны детали: глаза, губы и эмоции людей.

Беру карандаш и открываю последнюю страницу с белым чистым листом.

Рука сама выводит его портрет, почему даже сейчас я рисую его. Красивые густые темные брови, ровный прямой чуть вздёрнутый нос, пухлые темно — розовые губы, родинка на щеке, и одна на лбу. Его карие мечтательные и добрые глаза с дерзкой смешинкой, как же я скучаю по нему, я люблю его. Это не изменить, он со мной, он во

мне, но я не произнесу его имени. Заканчиваю портрет длинными ресницами, в ушах два маленький колечка. Слезы капают на рисунок, вот он снова со мной и нет мне покоя.

— Кроха, ты снова рисуешь? — мама подходит сзади и обнимает меня, заплетает мне косу.

— Я всегда любила рисовать, — обнимаю ее.

— Да, сколько тебя помню, лет так с трех, особенно в гостиной на обоях, папа переклеивал в том месте, у камина помнишь? — мама начинает смеяться.