Дж. Редмирски - По дороге к любви
Вдруг глаза отца открываются, и я сразу отдергиваю руку.
— Это ты, Эндрю? — (Я киваю.) — А где Линда?
— Кто?
— Линда, — повторяет он и, кажется, снова хочет закрыть глаза. — Моя жена, Линда. Где она?
Сглатываю слюну, оборачиваюсь к Кэмрин: она сидит тихо и наблюдает.
Снова гляжу на отца:
— Папа, вы с ней в прошлом году развелись, ты не помнишь?
Поблекшие глаза его наполняются влагой. Это не слезы. Просто какая-то влага. В лице мелькает изумление, он чмокает губами. Видно, как в пересохшем рту шевелится язык.
— Хочешь пить? — спрашиваю я и тянусь к столику на колесиках, отодвинутому от кровати. Там стоит бледно-розовый кувшин с водой и толстая пластмассовая кружка с крышкой, из которой торчит соломинка.
— Видел мисс Нину? — спрашивает отец.
Снова киваю:
— Да, классно выглядит, губки накрашены, глазки подведены.
— Хорошо, хорошо, — едва заметно кивает он.
Ситуация тягостная, понимаю: это написано у меня на лице, видно по тому, как я сижу, скрючившись. Не знаю, о чем говорить. Попытаться заставить его выпить воды или просто сидеть и ждать, когда вернутся Эйдан с Эшером? Пусть лучше они делают все это. У меня ничего не получается.
— А кто это там сидит, такая хорошенькая? — спрашивает папа, глядя на стенку.
Как он ухитрился разглядеть Кэмрин, если смотрит совсем в другую сторону? Потом до меня доходит: он видит ее в зеркале, высокое такое зеркало, в нем отражается другая часть палаты. Кэмрин слегка ежится, но потом лицо ее освещается улыбкой. Она машет ему рукой, то есть, собственно, не ему, а его отражению.
Несмотря на опухшее лицо, заметно, что губы отца улыбаются.
— Это что, твоя Эвридика? — интересуется он, и я испуганно таращу на него глаза.
Надеюсь, Кэмрин не расслышала, что вряд ли, в тишине палаты отчетливо раздается каждый звук. Папа с трудом поднимает руку, подзывая Кэмрин поближе.
Она встает и подходит, становится рядом со мной. Улыбается ему такой теплой улыбкой, что я даже удивляюсь. Держит себя совершенно естественно. Но я понимаю, она волнуется, наверное, чувствует себя неловко, еще бы, стоит тут в больничной палате перед умирающим человеком, с которым совсем не знакома, но, смотри же, держится молодцом.
— Здравствуйте, мистер Пэрриш. Меня зовут Кэмрин Беннетт, мы с Эндрю друзья.
Отец смотрит на меня. Знакомый взгляд: он сравнивает ее слова с выражением моего лица, пытаясь вычислить, что означает слово «друзья».
И вдруг делает такое, чего я раньше за ним никогда не замечал: протягивает мне руку.
Стою как громом пораженный.
И только когда замечаю, что Кэмрин украдкой показывает мне глазами, мол, что ж ты стоишь как столб, сбрасываю оцепенение и, волнуясь, беру его руку. Держу ее бесконечно долго, испытывая неловкость. Отец закрывает глаза и снова засыпает. Убираю руку, когда чувствую, что он уснул и пальцы его ослабили хватку.
Открывается дверь, входят братья, с ними жена Эйдана Мишель.
Отхожу от кровати, уводя за собой Кэмрин и не сознавая, что снова держу ее за руку, пока Эйдан не уставился на наши переплетенные пальцы.
— Я рад, что ты успел, — говорит он, хотя и с легким пренебрежением в голосе, я это четко улавливаю.
Он все еще сердится на меня за то, что не прилетел раньше на самолете. Да и черт с ним, ведь переживет. Каждый переживает горе по-своему.
Тем не менее он обнимает меня, одну руку просовывая между мной и Кэмрин, другой хлопая по спине.
— Это Кэмрин, — говорю я, глядя на нее.
Она уже добралась до стула, где недавно сидела, и улыбается всем по очереди.
— Это мой старший брат Эйдан и его жена Мишель. А этот охломон — Эшер.
— Сам придурок, — отзывается Эшер.
— Согласен, — признаю я.
Эйдан и Мишель усаживаются на стулья возле стола и принимаются делить на всех бургеры и жареную картошку, которые принесли с собой.
— Старик так и не приходит в себя, — произносит Эйдан, кладя в рот несколько кусочков. — Не хочется так говорить, но, похоже, уже и не придет.
Кэмрин смотрит на меня. Мы с ней оба только что разговаривали с отцом, и я понимаю, она ждет, чтобы я сообщил им об этом.
— Наверное, — отзываюсь я и вижу, как Кэмрин смущенно отводит глаза.
— Ты надолго? — спрашивает Эйдан.
— Не очень.
— Ну да, чего еще от тебя ждать? — говорит он, откусывая от бургера.
— Эйдан, только не начинай снова эту бодягу. У меня нет настроения, не время, да и не место.
— Как хочешь. — Эйдан качает головой и при этом работает челюстями. Макает картошку в кетчуп. — Делай как знаешь, только на похороны приезжай обязательно.
Лицо его бесстрастно. Просто лицо жующего человека.
Чувствую, как тело мое деревенеет.
— Да ладно тебе, Эйдан, — слышу за спиной голос Эшера. — Прошу тебя, не начинай хотя бы сейчас. Серьезно, братан. Эндрю прав.
Эшер всегда играл роль этакого миротворца между мной и Эйданом. Он у нас самый уравновешенный и хладнокровный. А вот наши с Эйданом мозги никуда, за нас думают кулаки. Когда мы были маленькие, постоянно дрались, и он всегда побеждал, но даже не подозревал, что каждая драка с ним была для меня уроком, таким образом он выбивал из меня дурь, а заодно учил драться.
Теперь, думаю, наши силы примерно равны. Мы любой ценой пытаемся избегать физических стычек, но я первый признаюсь, что дурь из меня он выбил, зато в нем осталось еще порядочно. И он это знает. Поэтому и снижает обороты и сдает назад, слава богу, у него Мишель под боком. Протягивает руку и вытирает кетчуп с ее губ. Она хихикает.
Кэмрин наконец ловит мой взгляд. Наверное, давно уже пытается привлечь мое внимание. Мне кажется, она хочет сказать, что ей пора уходить, но потом качает головой, как бы просит, чтобы я успокоился.
И я мгновенно успокаиваюсь.
— А вы, ребята, — вклинивается в паузу Эшер, чтобы разрядить обстановку, — давно уже встречаетесь?
Он сидит, сложив руки на груди, возле телевизора, подпирает спиной стену.
Мы с ним внешне очень похожи, у обоих каштановые волосы и эти чертовы ямочки на щеках. Эйдан совсем другой: волосы его намного темнее, ямочек нет, зато на левой щеке маленькая родинка.
— Да нет, мы просто друзья, — отвечаю я.
Думаю, Кэмрин краснеет, впрочем, кто ее знает.
— Наверное, хорошие друзья, если едет с тобой до самого Вайоминга, — замечает Эйдан.
Слава богу, он уже присмирел. А то пришлось бы дать ему по морде, если бы вздумал сорвать на ней злость.
— Да, хорошие, — вступает в разговор Кэмрин, и я вдруг слышу, какой у нее красивый голос. — Я живу недалеко от Галвестона, подумала, что одному трястись так долго в автобусе, наверное, скучно, вот и решила составить компанию.
