Маргарет Роум - Человек огня
В его устах ее имя прозвучало, как звон маленьких колокольчиков, и она была разоружена. Сама того не зная, она сделала открытие, которое до нее делали многие женщины: когда Рамон Вегас хочет быть убедительным, противостоять ему невозможно. Легкая краска выдала ее неуверенность, и он улыбнулся — умоляющей улыбкой раскаяния — и еще ближе протянул руку. Словно околдованная, она медленно подняла свою, пока та не стала на одном уровне с его рукой, и вздрогнула от его крепко рукопожатия. Он негромко сказал:
— Спасибо, Тина, за ваше великодушие. Не назовете ли меня по имени, чтобы я знал, что у меня еще есть надежда на вашу дружбу?
В этот волшебный момент, когда все тревоги и сомнения улеглись, казалось, это так легко сделать.
— Очень хорошо... Рамон, — капитулировала она, чувствуя, как у нее кружится голова. Он улыбнулся и на мгновение поднес ее руку к губам, прежде чем выпустить ее, потом довольно вздохнул и вытянулся рядом с ней. С легкой улыбкой следил он за тем, как она кончает есть.
Она больше не чувствовала голода, но необходимость пережевывать инжир дала ей возможность преодолеть ужасную застенчивость, которую она ощущала после его неожиданного поступка, и хоть немного привести свои чувства в порядок. Но когда он заговорил, то словно ощутил ее смятение и попытался его рассеять. Голос его был полон небрежного веселья, которое подчеркивалось грацией тела: он лежал расслабленный и спокойный, но напоминал осторожную пуму, всегда готовую к прыжку. И постепенно тема, которую он затронул, вызвала у нее такой интерес, что она забыла о своем смятении. Красота и свирепость джунглей; любовь к диким уединенным местам и стремление помочь аборигенам — все это отражалось в его полных искренности словах. Его очевидная чувствительность поразила ее; она поняла, что эти противоречивые качества мечтателя и человека действия являются обязательными для прирожденного исследователя. Он рассказывал о своем доме в плодородной долине, где с тропическим изобилием земля рождает бананы, кокосы и сахарный тростник, рассказывал о плантациях кофе и о скоте, пасущемся на соседних холмах. Она прервала его, спросив:
— Почему вы так часто оставляете свой дом, сеньор? Ведь вы, очевидно, счастливы в нем?
— Почему? — Он пожал плечами. — Вероятно, главным образом для того, чтобы эти угнетенные и преследуемые туземцы не считали всех белых своими врагами. До сих пор их опыт общения с белыми людьми ограничивался встречами с плантаторами и добытчиками каучука, которые из-за своего страха перед туземцами обращались с ними как с животными и не обращали внимания на их традиции и верования. Недавно правительство Бразилии предложило мне стать членом комиссии, которая занимается устройством жизни этих людей. Наша задача — освободить их от уз невежества, чтобы они когда-нибудь смогли занять свое место среди народов мира, как сегодня индейцы Северной Америки.
Он нахмурился и на какое-то время погрузился в мысли, затем в его поразительно голубых глазах появилось выражение решимости, и он продолжил:
— Задача трудная и долгая, но это необходимо сделать. Необходимо! Может быть, не в моем поколении и не в следующем, но когда-нибудь начатая сейчас работа будет завершена, и лишь тогда Бразилия почувствует уверенность, что позаботилась обо всех своих детях.
Тина почувствовала, как ее захватывают волны его мечты. Глубокое чувство, проявившееся в его словах, заставило ее вдвойне гордиться — гордиться им и гордиться собой за то, что сумела быть рядом с таким человеком. Ей хотелось бы помочь ему в осуществлении мечты, быть всегда рядом с ним, когда его планы начнут приносить плоды. Она нетерпеливо прервала наступившее молчание:
— Пожалуйста, продолжайте, сеньор, я хочу услышать еще?
Он вопросительно поднял черные брови.
— Сеньор?
Тина вспыхнула: ей по-прежнему требовались усилия, чтобы обратиться к нему по имени.
— Ну, Рамон... — запинаясь, произнесла она.
Он легко и гибко сел и улыбнулся ей сверху вниз.
— Но я достаточно говорил о себе. Хочу послушать о вас. Я знаю только, что вы англичанка — очень, очень англичанка! — подчеркнул он, по-прежнему улыбаясь, — и мне бы хотелось знать, на каком фоне выросла такая аномалия — ледяная девушка с огненной короной! — Он был достаточно близко, чтобы коснуться ее пряди, но только посмотрел на длинные волосы, которые она теперь распускала, и ждал ее ответа.
— В моей жизни вас мало что заинтересует, сень... Рамон, — торопливо поправилась она. — Дома я много работаю в Королевском ботаническом саду в Кью, а в свободное время учусь. Мы с тетей живем в Лондоне в одной квартире. Иногда мы приглашаем на обед друзей, в основном ученых, иногда нас приглашают в гости или в театр. Сравнительно с вашей, моя жизнь очень скучна и лишена событий.
— Вы меня удивляете. — Говорил он небрежно, но она ощущала его глубокий интерес и слишком поздно поняла, что выдала себя. Он постепенно завоевал ее доверие и заставил раскрыться, и она на мгновение подумала, не сознательно ли он это сделал. Напомнила себе о необходимости быть осторожней и торопливо попыталась исправить положение.
— Конечно, так бывает только, когда я в Лондоне. — Пришлось заставлять себя лгать. — К счастью, так бывает нечасто. Если бы не постоянные экспедиции, я бы не выдержала такую спокойную жизнь.
— Понятно. — Он говорил вежливо, но невыразительно. Она чувствовала, что чем-то разочаровала его, и попыталась найти подтверждения этого своего подозрения. Но густые черные ресницы заслонили его глаза — глаза, которые никогда не лгали, хотя иногда воспринять их правду было больно. Он рывком встал, и она больше не видела его лицо. И с леденящей резкостью сообщил:
— Уже поздно, сеньорита, пора нам пожелать друг другу спокойной ночи. Bucnas noches! — Поклонился и отвернулся.
Сердце Тины заныло при этом возвращении к формальному тону. Она смотрела ему вслед, и ее запинающееся «Hasta manana» растаяло в окружившей пустоте.
Глава восьмая
На следующее утро стало ясно, что знахарь передумал. Он не отказывался продолжать приготовления, но когда были готовы все необходимые ингредиенты: корни одних растений, кора других — и добавлены к груде листьев, с таким трудом собранных накануне вечером, знахарь не хотел продолжать. Он бросал украдкой взгляды на кусты, словно ждал чего-то, и по мере того как солнце все выше поднималось над поляной, Рамон начал проявлять признаки нетерпения. Он резко заговорил со знахарем, призывая его начать, но тот в ответ произнес что-то нечленораздельное и закатил глаза к небу, словно ожидая знака неудовольствия богов.
