Елена Свиридова - Возвращение из ночи
— Мы должны ее найти!
— Где она?
— Где она?
Они движутся по кругу, и круг сужается. Сзади появляются мотоциклисты и тоже медленно ведут свой мрачный хоровод.
Я лежу, прижавшись к земле. Я не хочу, чтобы они увидели меня. Но вдруг раздается крик.
— Вот она! Я вижу ее!
Это кричит Марина. Она первой меня заметила.
Все бросаются на ее крик. Она бежит впереди, медленно, словно преодолевая толщу воды...
— Не подходите!!! — отчаянно кричу я. Но мой голос не слышен, он раздается где-то внутри меня. — Не подходи...
Марина уже близко... Но вдруг раздается выстрел... Она вскрикивает, как раненый зверь, и медленно запрокидывается на спину. Вокруг растекается красное пятно... Остальные продолжают приближаться ко мне, сужая свой хоровод... Вот Юра вскрикнул, опрокинулся навзничь... Виктор замер с удивленным лицом, по которому течет кровь... Вскидывая руки, они падают один за другим...
А это я, сжав автомат, стреляю в них... Я хочу крикнуть, чтобы они уходили, и не могу. Стучу зубами о приклад и продолжаю стрелять. Они падают, один за другим. Это я, я убиваю их! Как часто бьется мое сердце... Как автомат... Каждый удар — выстрел...
Вспышка. Крик. Кровь...
Я вижу, как Ромка медленно приближается, на его лице радостная улыбка. Он протягивает ко мне руки...
— Нет!!! — сдавленно вырывается из моей груди. — Нет!!!...
А там, в конце коридора, стоит Герман, хохочет, и ударами ладоней отсчитывает каждый выстрел. Как он доволен мной!
Я вдруг понимаю — чтобы прекратить это убийство, чтобы спасти Ромку, моего ни в чем не повинного друга, надо уничтожить Германа! Это и есть тот самый заветный ключ, ведущий к выходу из лабиринта! Его смерть... Я медленно поворачиваю автомат, но чувствую страшную тяжесть. Автомат притягивает меня к земле, я не могу от нее оторваться, не могу убить его... Я слишком его люблю!...
А Герман продолжает хохотать, медленно приближаясь ко мне...
Вдруг все исчезло. Я снова оказалась в своей комнате, среди привычных знакомых вещей. Но сейчас все здесь показалось чужим, холодным, безжизненным. Мой сон... Сон ли это был или пророчество, посланное свыше?
Меня осенила страшная догадка. Это не Германа хотят убить, а он сам убивает неугодных ему людей! А я, сама того не зная, помогаю ему! Я стала соучастницей этих убийств! Я увидела это вдруг отчетливо и ясно, именно тогда...
Накинув халат, я выбежала из спальни. Где же эта проклятая медсестра? Кажется, слава богу, еще не пришла! В доме пусто. Я бросилась в мастерскую, у меня была одна единственная мысль — немедленно уничтожить все оставшиеся портреты! С какими ожесточением я рвала их, бросая обрывки на пол! Когда все было закончено, я схватила бумагу, кисть, чтобы нарисовать свой последний портрет — портрет Германа. Я смотрела на белый лист, пустой белый лист, к которому почему-то страшно было прикоснуться карандашом или кистью. Мне вдруг показалось, что вместо краски моя кисть окунается в кровь. Я увидела кровь на своих руках, которые держали кисть и поняла, что не смогу больше рисовать, вид белого листа, кистей, красок вызывал у меня ужас. Я опустилась на пол и зарыдала над обрывками своих уничтоженных работ. А когда подняла голову, то увидела Германа, который молча наблюдал за мной.
— Ты почему не в постели, Анна? — спросил он спокойно. Надо отдать должное, у него была потрясающая выдержка! — Доктор велел тебе лежать.
— Лежать?! — закричала я. — Ну уж нет! Я не могу так жить! Вокруг происходят убийства! Почему погибают те, кого я рисую?
— Это просто случайное совпадение, — сказал Герман. — Мне самому очень жаль, что так получилось. Пожалуйста, успокойся.
— Нет, я не успокоюсь, пока ты не объяснишь мне, почему гибнут люди, которых я рисовала? Я чувствую себя соучастницей этих убийств, вижу кровь на своих руках! Ты специально заставлял меня их рисовать, чтобы увидеть в них что-то, что не видел сам? А потом ты их убивал? Вот для чего тебе нужно было мое творчество! Ты использовал меня! Ты сделал мое творчество орудием убийства, а меня — убийцей!
Герман сказал чуть изменившимся тоном, в котором чувствовалось теперь легкое раздражение.
— Анна, ты ведь умная женщина! Но у тебя слишком разыгралась фантазия! Не преувеличивай, ничего страшного не произошло. Все это чушь, мистическая сказка! А я — вполне реальный живой человек, я занимаюсь вполне реальным земным бизнесом.
— Каким бизнесом? Убийством людей?! — закричала я.
— Ладно, я вижу, ты не в себе, — сказал Герман. — Отложим этот разговор...
Он вышел из мастерской, оставив меня одну. На этот раз он даже не попытался меня утешить, не просил прощения, а просто ушел, бросив меня один на один со всем этим кошмаром, который он создал моими руками! Как я ненавидела его в этот момент!
В доме наступила тишина. Я медленно спустилась в спальню, машинально разделась, натянула ночную сорочку и бессильно упала в постель. Казалось, рассудок покидает меня. Жизнь стала невыносимой. Но что я могла сделать? Все рушилось, катилось в бездну, и не за что уцепиться... У бездны скользкие края, ни выступа, ни кустика, остается только падать вниз...
Вдруг Герман вошел ко мне в комнату и сказал.
— Иди в машину.
— Зачем?
— Поедем покатаемся, тебе надо развеяться.
— Но я уже в постели! Я никуда не поеду!
— Поедешь! — он произнес это таким голосом, что я поняла — спорить бесполезно. Потом молча подал мне плащ. Я накинула его прямо поверх рубашки и пошла следом за ним вниз по лестнице.
Машина стояла у ворот. Герман уже сидел в ней, увидев меня, завел двигатель, распахнул дверь. Я молча села рядом с ним, кутаясь в плащ. Меня знобило, то ли от холода, то ли от нервного напряжения, а может быть от всего вместе. Ворота медленно раздвинулись, Герман рывком тронулся с места и выехал на дорогу.
Мы ехали молча. Вдруг я заметила, что за окном — совершенно незнакомые места. Мне стало страшно. А что, если он увезет меня куда-то и там убьет? Ведь я разгадала его замысел, разоблачила его! Теперь он хочет избавиться от меня! Зачем же я это сделала? Затем, что не умею хитрить?
— Куда мы едем? — спросила я, с трудом сдерживая дрожь.
— Хочу заехать к другу, тут неподалеку его дача, — холодно ответил Герман.
Я закричала.
— Останови машину! Я хочу выйти, сейчас же!
— Прекрати истерику! Это не поможет. — Усмехнулся Герман.
Я попыталась выскочить на ходу, но не смогла. Как глупо, я забыла о блокировке дверей изнутри!
Вскоре мы подъехали к какому-то деревянному забору, за которым возвышался силуэт большого дома. Вокруг было темно.
— Выходи, — сказал Герман, открыв дверь машины.
Я вышла в темноту.
— Идем. — Он крепко сжал мою руку и повел меня за собой.
Я почти ничего не видела. Мы вошли в калитку, я услышала негромкое, но грозное рычание.
— Молчать, Киллер! — приказал Герман.
Огромный пес, прогремев цепью, подошел к нему, сверкнул из мрака глазами, словно собака Баскервиллей.
Герман подвел меня к крыльцу дома, открыл ключом дверь.
— Входи.
Потом он взял Киллера за ошейник, усадил на крыльцо и произнес почти с той же интонацией.
— Охраняй!
Мы вошли в пустой дом, внутри пахло затхлостью и пылью. Под ногами скрипели рассохшиеся доски. Где-то наверху тоскливо и жутко завывал ветер. Герман нащупал рукой выключатель. Под потолком тускло загорелась грязная лампа без абажура, осветив серую паутину, бесконечными нитями сплетавшуюся под потолком. Казалось, в этом ужасном доме обитают привидения, затаившиеся за каждой дверью, каждым углом.
— Ты зачем привез меня сюда?! — испуганно спросила я.
— Думаю, нам какое-то время будет трудно вместе, — сказал Герман невозмутимо. — Ты поживешь здесь. Я оставлю тебя на несколько дней. Киллер будет охранять тебя. Отсюда ты никуда не денешься, поживешь, подумаешь.
— О чем мне думать?! Я верила, что ты и вправду тот человек, который может меня защитить! А ты, ты предал меня! Ты предал все, чем я жила, что я любила! А я любила тебя так, как никогда не любила никого! Вся моя душа принадлежала тебе безраздельно! Но теперь все кончено. Ты убил мою душу! Как можешь ты сам жить после этого?
— Ты удивляешь меня, дорогая, — Герман усмехнулся. — Ты — и вдруг желание смерти близкому человеку.
— Мы больше не близкие люди!
— Не горячись. Ты говоришь так от обиды, я понимаю, но разве совместимо то, что ты говоришь сейчас, с принципами всей твоей жизни? — он взял меня за руку, притянул к себе.
Я отшатнулась.
— И ты, ты говоришь о принципах?! Да у тебя их вообще никогда не было! Ты просто холодный, жестокий циник! Ты чудовище!
Герман молчал. На какое-то время наступила тишина, только ветер наверху, какие-то шорохи и скрипы нарушали ее. Потом он заговорил, и голос его теперь был тихим и печальным.
— Анна, ты должна понять, у меня не было выбора... Я предполагал, что когда-нибудь ты догадаешься... Кое в чем ты, конечно, права, но далеко не во всем... Поэтому я и предлагаю тебе спокойно поразмыслить обо всем в уединении... Через несколько дней я приеду за тобой и мы опять будем вместе, как раньше...
