Кэти Линц - Шальные похождения
— Терпите, вы же не малый ребенок. — Обычно Холли не злоупотребляла насилием или антисептиком, потому что у нее было доброе сердце.
— Вам не говорили, что от ваших манер сиделки тошнит? — прорычал он, когда она принялась обрабатывать ему суставы пальцев.
— Прежде я не слышала жалоб, — безмятежно проворковала она.
— А сейчас я жалуюсь.
— Слышу.
— О-о-х! — Он мрачно наблюдал за ее руками, пока она не закончила обрабатывать его царапины и ссадины, закрепив на щеке похожий на бабочку пластырь. — А вы не обращаете внимания.
— Я подумала, что вы, должно быть, изголодались по боли. Иначе зачем бы вам лезть в драку?
— А если для защиты вашей репутации? — Слова выскочили раньше, чем он успел подумать, и в ту минуту, когда они прозвучали, он готов был откусить себе язык.
— Для защиты моей репутации? — повторила Холли, закрывая сумку “первой помощи” и решительно щелкая замком. — О чем это вы говорите?
— Ни о чем. Забудьте.
— Совершенно не намерена забывать.
— Ну допустим, кто-то что-то сказал, я решил возразить, а не оставить все как есть.
— Обо мне? Не говорите. Позвольте, я сама догадаюсь. В городе сказали, что я странная, правильно? Что мы здесь, во “Внутреннем взгляде”, занимаемся черт — те чем? Что я вроде хиппи? Вероятно, сказали, будто мы принимаем наркотики? И еще устраиваем сексуальные оргии?
Он выглядел ошеломленным точностью ее догадки.
— Не смотрите с таким удивлением, — продолжала Холли, — я слышала все это раньше. От людей с разумом комара.
— Это не тревожит вас?
— Конечно, тревожит. Никому не нравится, если его считают каким-то темным мошенником.
— Они так далеко не заходили.
— Может быть, здесь и не заходили. Зато в других местах…
— В других местах… что? — настойчиво спросил он.
— Ко мне относились как к отверженной, — спокойно проговорила она. — Быть творческой личностью — значит отличаться от остальных. А если человек другой, не такой, как все, некоторых это пугает. Пугает людей с невосприимчивым разумом и окостеневшим конформизмом, предпочитающих все аккуратно раскладывать по полочкам. Я разрушила рутину и сломала штампы, за что и заплатила.
— В каком смысле заплатила?
— Людям свойственна жестокость. — Она замолчала, вспомнив ферму в одном из городков Иллинойса, где местные жители сделали все, вплоть до пальбы из ружья, чтобы выжить ее. Они не хотели, чтобы в их городе появилась колония художников, в которой, как они считали, начнется что-то безнравственное и непристойное. — Бывают такие моменты, когда я сомневаюсь, в самом ли деле человечество — высшая форма жизни. Не низшая ли это форма.
— И кто же сейчас цинично рассуждает?
— Минутное состояние, — ответила она с медленной улыбкой. — Я впадаю в такое состояние всякий раз, когда у меня мало шоколада.
— Или когда вас слишком сильно обижают. А вас много обижали в прошлом, правда?
— Нас всех обижали.
— Да, но некоторые чувствуют обиду болезненнее, чем другие.
Ее удивила проницательность Рика.
— Обидеть вас — все равно что оторвать крылья у бабочки, — мягко добавил он.
— Я не беспомощная бабочка.
— Нет, не беспомощная. — Протянув руку, Рик коснулся ее волос, ласково запустил пальцы в роскошные шелковистые локоны, рассыпавшиеся по плечам. — И очень красивая. — Он провел большим пальцем по изгибу ее скулы. — И необыкновенная. — С дьявольской нежностью он обвел линию ее рта. — Просто волшебная.
В этот момент Холли почувствовала себя и в самом деле беспомощной. Не способной сопротивляться. Не способной противостоять возбуждению, бесконечному наслаждению от прикосновений Рика. Он и впрямь заставил ее чувствовать себя красивой. Необыкновенной. И состояние, которое они разделяли вдвоем, было поистине сказочным.
Не сводя с нее глаз, Рик прикоснулся губами к ее рту и поцеловал. Поцелуй получился сладостным. Нежным. Чувственным.
Холли подалась ближе к раскрытой теплоте его объятий. Закинув руки ему на шею, она сплела пальцы в его волосах. И увидела в его глазах, прежде чем закрыть свои, вспышку голодного желания. Позабыв обо всем, она наслаждалась прикосновением его тела и его близостью.
Рик сидел, будто птица на насесте, на краешке стола, и это прибавило их объятиям провоцирующей интимности. Холли оказалась в сладком плену всего его тела — она стояла меж его раздвинутых ног, ощущая пульсирующую твердость его возбужденной плоти.
Положив чашей руки на полушария ее груди, Рик дотянулся подошвами до пола и, обретя опору, прижал ее к себе. Хрипло бормоча слова наслаждения, с яростной страстью он пытался все глубже слиться с ней в поцелуе, и Холли охотно шла ему навстречу.
Она обвивала его язык своим, подталкивала его и, лаская, отступала. Сквозь тонкую эластичную ткань легинсов Холли чувствовала ниже спины полную значения теплоту его рук, а впереди упругое давление требующей своего плоти. Жадно льнущее к ней тело не оставляло сомнений, какой дикий голод она возбудила в нем. С хриплым стоном Рик еще крепче привлек ее к себе.
— Холли, — прошептал он ее имя, на мгновение оторвав свой рот от ее губ.
Она судорожно припала к нему, почти вызвав в нем взрыв.
— О Боже…
Звуки боли в его голосе заставили ее открыть глаза. Она поймала себя на том, что пальцы ее, засунутые в задний карман его джинсов, все теснее прижимают его тело, чтобы заполнить эту бесконечную ноющую глубину внутри.
— Думаю, нам надо…
— Не думай, — перебил он ее, лаская губами пульсирующую у нее на шее жилку. — Только чувствуй.
У Холли перехватило дыхание, когда его рука отважно обхватила снизу одну из ее грудей. Он держал на ладони своей руки ее цветущую полноту, а большим пальцем прокладывал воображаемую тропинку вверх по нежному склону. Даже сквозь хлопковую ткань ее просторной майки результат этой ласки оказался восхитительным.
Движение его пальцев, ласкавших склоны ее грудей, вызвало огненную бурю и до предела разожгло неукротимую страсть. Холли умирала от желания, чтобы он сделал что-то большее, а не только дразнил своими прикосновениями. И будто прочитав ее мысли, Рик скользнул руками под ее свободную майку и с чуткой ловкостью взломщика расстегнул крючок лифчика. Теперь его руки могли без всяких помех гладить кремовый бархат ее грудей.
Молниеносными движениями он расчищал одной рукой поверхность стола, а другой укладывал ее. И секундой позже Холли нашла себя распростертой под ним, будто она была завершающим блюдом на банкете.
Сравнение это мелькнуло у нее в голове, когда Рик стянул с нее майку, откинул в сторону лифчик и, расчистив путь к ее телу, принялся осыпать его легкими эротическими покусываниями. Языком он возбуждал, дразнил, ласкал ее. Когда наконец его губы сомкнулись вокруг розового соска, она уже почти кричала от мучительного наслаждения, какое дарил ей его рот, так мягко и, ох, так хитро потягивая сосок.
