Теодора Снэйк - Брачные обязательства
Напиток, словно жидкое пламя, обжигал горло и согревал все внутри. Она совершенно забыла, что несколько часов не ела. Было очень приятно вот так сидеть в мягком кресле и болтать обо всем и ни о чем с Домиником. И сам он начинал казаться на редкость милым. Поэтому, когда он предложил повторить, она согласно кивнула. На этот раз она сразу наполнила оба бокала и поднесла один из них гостю.
Эрика хотела снова вернуться в свое кресло, но Доминик удержал ее возле себя. Он положил горячую руку на талию невестки и предложил чокнуться. Идея показалась Эрике замечательной, и она снова кивнула. А на его собственнический жест просто не обратила внимания.
Ей пришлось наклониться к сидящему Доминику, а он из озорства, а скорее всего, и с тонким расчетом, отвел руку с бокалом. По инерции Эрика наклонилась еще ниже, и глазам Доминика предстали обольстительная грудь, виднеющаяся в вырезе блузки.
Эрика совершенно забыла, что не надела бюстгальтер. Улыбаясь одним только красиво очерченным ртом, Доминик попытался притянуть женщину к себе. А когда понял, что поцеловать упирающуюся невестку не удастся, решил действовать иначе — поставил свой бокал на подлокотник кресла и как бы невзначай коснулся рукой губ Эрики. На его пальцах осталась ее помада. Затем он дотронулся до уголка своего рта, оставив на этом месте пятнышко, очень похожее на след от поцелуя.
Доминик усмехнулся как-то недобро, и в голове Эрики зазвенел едва слышный тревожный сигнал. Она попыталась понять, что именно не понравилось ей в действиях гостя, но выпитый коньяк мешал сосредоточиться.
Пока она собирала разбредающиеся мысли, в гостиную быстрым шагом вошел Дастин… и резко остановился. Рука брата по-прежнему лежала на тонкой талии Эрики. А в уголке рта отводившего глаза Доминика красовался след от помады. Интересно, чем же они тут занимались в мое отсутствие? — подумал Дастин и недовольно нахмурился. Вывод напрашивался сам собой.
На появление хозяина дома находившиеся в гостиной отреагировали следующим образом: Доминик нехотя убрал руку с талии чужой жены, а Эрика медленно выпрямилась тоже, как показалось ее мужу, весьма и весьма неохотно. На самом деле у нее были некоторые трудности с координацией движений. Но об этом Дастин не догадался.
Он кипел от злости, но считал ниже своего достоинства устраивать сцену ревности. Кроме того, не желал доставлять удовольствие брату. Вместо этого Дастин прошел к дивану и непринужденно сел, вытянув и скрестив длинные ноги. Его голос прозвучал очень ровно, когда он спросил:
— Вы, я вижу, без меня не скучали?
Тут Дастин властно похлопал рукой по дивану рядом с собой, и Эрика как загипнотизированная повиновалась. Сильная рука мужа обвила ее плечи.
— Нет, старина, нисколько, — довольно посмеиваясь, ответил Доминик, вызвав у брата приступ тщательно подавляемого бешенства.
А Эрика, не испытывая смущения или какой-либо вины за свое поведение, что ещё больше взбесило Дастина, предложила мужу выпить с ними за компанию. В ее руке все еще был зажат бокал. Он был пуст, и она выразительно посмотрела в сторону бара.
— Да ты пьяна, как я погляжу, — удивился Дастин, приглядываясь к ней повнимательнее. Тут ему стало ясно, почему жена двигалась так медленно и неуверенно. Пожалуй, он поспешил с выводами. — Не пора ли тебе отдохнуть, моя милая? Поужинаем дома попозже. А сейчас я отвезу Доминика, как и обещал.
— У бедняжки так болит нога, — качая ставшей вдруг почти невесомой головой в такт движениям бокала, сообщила мужу Эрика. Она немного помолчала, а затем неожиданно предложила: — Ему нельзя никуда ехать. Давай оставим его до утра у нас. А завтра ему станет легче и он сможет вынести дорогу до дома Элинор.
— Да что ты, Эрика, брат умрет от ревности, если я у вас останусь, — притворно нахмурился Доминик, пытаясь встать.
Это оказалось непросто, потому что ногу ему забинтовали на совесть. В месте повязки она никак не сгибалась, а кресло было глубоким. Доминику не понадобилось никакого притворства, чтобы изобразить недовольство собственной неуклюжестью.
— Как можно ревновать к родному брату? — с деланной беспечностью пожал плечами Дастин. — Оставайся хоть на неделю, только не действуй мне на нервы.
— Ладно, тогда поживу у вас пару дней. Не желаю, чтобы мать кудахтала надо мной, — ловко воспользовался ситуацией Доминик.
Он догадывался, как недоволен брат предложением Эрики, но утешал себя тем, что действует для его же блага.
— Отлично, пойду приготовлю для тебя комнату! — воскликнула Эрика, придя в восторг от мысли, что принимает в своем доме первого гостя.
Ей не хотелось, чтобы кто-то мог назвать ее плохой хозяйкой. Однако благим намерениям не суждено было осуществиться. Властная рука мужа перехватила Эрику, едва она попыталась привстать с дивана. Дастин обнял ее за талию и повел в спальню, извинившись перед посмеивающимся втихомолку Домиником.
На лестнице Дастину пришлось поддерживать Эрику еще и под локоть, потому что она шла с полузакрытыми глазами и спотыкалась на каждой ступеньке. Он почти внес ее в спальню и усадил на кровать. Она немедленно упала на подушки и блаженно раскинула руки в стороны. Невинное выражение ее лица и легкая улыбка, слегка изогнувшая губы Эрики, удивительно успокаивающе подействовали на ревнивого мужа.
Глядя на нее, Дастин чувствовал, что его гнев постепенно уменьшается, а на смену ему приходит теплое чувство заботы о легкомысленной жене. Эрика ни в чем не виновата, решил он. Ему с самого начала было известно, что она неравнодушна к Доминику, который преследует ее. Нужно оградить бедняжку от навязчивости Доминика, тогда и не придется мучиться черными подозрениями. Дастин осторожно раздел полусонную жену и накрыл одеялом. Затем вернулся к брату.
Тот ожидал его, вертя в руке блестящую зажигалку. Заметив брата, Доминик сунул ее в карман и поднял над головой пустой бокал. Намек был понят, но проигнорирован. Дастин направился к дивану, сел и сердито уставился на ухмыляющегося брата.
— Что ты задумал? — спросил он напрямик и заметил, что Доминик слегка изменился в лице.
Так и есть, брат действительно что-то затеял. Неужели его травма — чистое притворство? Дастин продолжал зло сверлить сузившимися глазами брата, сидевшего в кресле как на иголках. Если бы не туго перебинтованная нога, тот бы уже улизнул из гостиной, чтобы избежать неприятного разговора. Он уже был не рад, что вмешался в семейные дела Дастина. Но из-за повязки, сильно стесняющей движения, Доминику пришлось остаться на месте, и он чувствовал себя более и более неуютно.
А Дастин продолжал допытываться:
