Мэг Кэбот - Кумир и поклонницы
Дорогая Энни!
В школе есть одна девочка, которая все время соревнуется со мной. Когда мы получаем свои сочинения, она непременно хочет знать, какая у меня отметка, и если у нее отметка лучше моей, она ведет себя так, будто это очень существенно. Она всегда хочет знать, какую тему для сочинения я выбрала, и когда я ей это говорю, она берет туже тему! И потом всегда желает видеть, кто сделал лучше. Мне это надоело. Что сделать, чтобы она это прекратила?
Та, которая делает свою собственную работу
Дорогая Работяга!
Легко. Перестань рассказывать, какую ты получила отметку. А также не докладывай ей, какую выбрала тему для сочинения. Она не сможет играть, если ей не с кем будет играть, верно?
Энни
Одиннадцатая глава
Помните того пижона с белыми волосами в рекламе, который красит банки с супом? Ага, тот-тот. Он говорил, что у каждого бывает пятнадцать минут славы.
Так вот, он ошибался. Потому что на этой неделе, после мытья машин, у меня было ее гораздо больше, чем какие-то пятнадцать минут.
По Интернету было сообщений больше, чем на пятнадцать минут. Газеты пестрели заголовками:
«Большая Звезда посетила маленький город»
«Упрятанный горб!»
«Люк в провинции!»
«Кумир средней школы»
И это продолжалось и продолжалось. Внезапно Клэйтон, штат Индиана, который даже не найти на большинстве карт, попал в свет лучей рампы. На наш маленький город подобно обезьянам в «Волшебнике Изумрудного города», обрушились журналисты. Они были за каждым углом.
Не хочу отрицать, что сначала это было даже здорово. Казалось, все хотят получить у меня эксклюзивное интервью, у меня, у девушки, которая показала Люку Страйкеру, что значит быть настоящим подростком.
Когда сведения о том, что Люк и я вместе идем на «Весенние танцы» выплыли наружу — что произошло очень скоро, — звонки с просьбами об интервью со мной раздавались непрерывно. В конце концов мой папа снял с аппарата телефонную трубку.
Потому что, знаете ли, я не могла давать эти интервью. По поводу того, что Люк — мой друг.
Вы же не пойдете на телевидение давать интервью о своем друге.
О, конечно, если кто-нибудь подсовывал мне к лицу микрофон, когда я утром выходила из автобуса у школы, и спрашивал:
— Дженни Гриинли, трудно было держать в секрете правду о Люке Страйкере? — я, чтобы быть вежливой, отвечала им. Я говорила:
— Нет.
Или:
— Дженни Гриинли, можете сказать нам, что вы оденете на танцы?
И я отвечала:
— О, знаете ли — платье. (Платье моя мама выбрала по каталогу: я не могла пойти в торговый центр, потому что там меня мгновенно окружала толпа восхищенных подростков. Неожиданно оказалось, что если ты идешь на «Весенние танцы» с Люком Страйкером, то сам становишься знаменитостью.)
Но, как бы там ни было, я не собиралась часами говорить о Люке. В отличие от других учеников нашей школы, которые делали это с удовольствием. Вы бы видели Карен Сью Уолтерс, рассказывающую, как после исполнения ею соло в «День за днем», ее похвалил Люк. Так случилось, что я слышала, как Люк сказал ей всего лишь два слова: «Милая песня».
Но она подавала все так, будто Люк репетирует с ней и готовит из нее звезду.
В эту историю включился даже мистер Холл. Он хватался за каждого репортера, который попадался ему на пути, со словами:
— И «Трубадуры» будут выступать на конкурсе «Бишоп Люерс» в эту пятницу. И не пытайтесь нас остановить!
Ах, мистер X.! Я уверена, что вся Америка жаждет увидеть «Трубадуров», запускающих трели в песне «Столько, сколько я буду ему нужна».
Но все прошло очень быстро. На третий день для меня все кончилось. И меня уже не волновала злость Трины. Она все твердила перед камерами: «О! Дженни — моя лучшая подруга», но со мной была абсолютно холодна. Казалось, Трина не может простить мне:
а) разговора о Стиве и
б) то, что я согласилась пойти на «Весенние танцы» с Люком.
Была еще одна вещь, которую она не могла мне простить, хотя в этом не было моей вины. В сущности, я ничего для этого не делала. Стив — старый, добрый, надежный Стив так устал слушать хныканье Трины о Люке Страйкере… что бросил ее.
Ага. Бросил Трину. И рассказал мне за ланчем — он начал есть с нами, пока Трина оставалась в комнате хора, — что нисколечко не сожалеет об этом. Он собрался идти к Куангу на вечеринку «АнтиВесенние-Танцы» и был абсолютно счастлив, почувствовав себя наконец свободным.
Джери Линн, однако, решив дать отставку своему парню, не казалась такой же счастливой. Не то, чтобы она была несчастна от разрыва со Скоттом. Больше было похоже на то, что она несчастна из-за того, что Скотт вовсе не огорчен. Каждый раз, когда я видела ее, она начинала расспрашивать меня о Скотте. Как я думаю — ему нравится кто-то еще? Она чувствует, что ему нравится кто-то еще, и поэтому он совсем не возражал, когда все это случилось. Может, это означает, что ему кто-то еще понравился? Он мне ничего об этом не говорил? Ей вообще-то все равно, но…
Если бы не тот день в доме у Люка, то я должна была бы продолжать нянчиться с Джери: «Да нет, Джери Линн, он мне ничего не говорил. Но я уверена, он до сих пор страдает из-за разрыва. Если тебе его так не хватает, почему бы тебе не подойти, не поговорить с ним? Вы были такой великолепной парой, вы должны снова соединиться».
Невозможно. Теперь я просто сказала:
— Знаешь что, Джери? Ты рассталась с ним. Все кончено. Теперь — вперед!
У Джери глаза стали такими большими, словно она вот-вот расплачется. Пришлось мне извиниться (хотя все равно я не сказала, что считаю, будто они должны снова быть вместе).
Но больше она со мной не пыталась поговорить. Что было большим облегчением.
Все действительно заговорили обо мне после некоего случая с Кэйрой.
То есть сначала это была только Трина. Знаете, всем, кто согласен был выслушать ее, она жаловалась на то, что с той поры, как Люк Страйкер пригласил меня на «Весенние танцы», я переменилась
Затем, после того разговора с Джери, она тоже стала говорить;
— Что случилось с Джен? С ней все в порядке? Она так странно себя ведет…
Никто ничего не говорил мне прямо в лицо, но я знала, что разговоры идут. Когда я входила в дамскую комнату, голоса смолкали, это был точный знак того, что темой разговора была я.
И за столом во время ланча все старались избегать в разговоре предмета, занимавшего умы учащихся средней школы, — Люка Страйкера.
