Марта Остенсо - Шальные Кэрью
Бэлис бросил свою широкополую соломенную шляпу на лежавшие сзади вещи. В сверкающем прозрачном воздухе ясно видна была легкая медно-красная линия на верхушке его лба под темными волосами. Эльза перевела взгляд от этой линии вниз на загорелое от солнца лицо с черными четко очерченными бровями и затем на глаза странного цвета и с немного опущенными углами век. Эти лениво опущенные углы всегда возбуждали в ней досаду, Они казались ей отличительным признаком всех Кэрью, которым все так легко давалось. Глядя теперь на Бэлиса, она чувствовала, что ее досада переходит в непрерывно возрастающее возбуждение. В его лице не было сейчас ни следа той жесткой, капризной улыбки, которую она всегда искала на нем. Вместо того на лице Бэлиса лежала какая-то темная тень, которая заставляла ее сердце болезненно содрогаться.
Эльза усердно принялась за тяжелый труд: наводить в срубе какой-то порядок. Бэлис хотел взять в помощь ей девушку из Сендауэра, но она с возгласом раздражения отвергла его мысль. Это их собственный угол – только их. Она все сделает сама. Бэлис совершил несколько поездок за разными вещами в дом Кэрью, возвращаясь каждый раз через поля, которые были видны Эльзе, когда она поджидала его в дверях, и всякий раз, как она его замечала, ее охватывала восторженная радость.
В течение всего дня дул ветер. Звук плотничьих молотков, доносившийся до нее с вершины склона, где люди работали над постройкой нового дома, напомнил ей то время, когда она ходила с отцом смотреть, как строили большой дом Кэрью на юге. Те дни казались ей теперь далекими, как сны из какой-то другой жизни. Нежный, сухой запах спелого хлеба, еще не скошенного ее отцом, смешивался с крепким запахом новых досок. Бесконечное море солнечного света волновалось над прерией, с постепенными мягкими сменами цветов от рассвета до сумерек, и низко над горизонтом нависали облака, белые и раскаленные, как вспученные формы выдуваемого стекла. Снова были дни жатвы – пора косьбы и молотьбы, необходимых, чтобы могла длиться жизнь. Легкая грусть и безотчетный восторг трепетно волновали Эльзу в течение всего дня. В своем воображении она видела, как будет течь их жизнь с Бэлисом здесь, на этой высоте над Балкой: они будут видеть черные изрытые поля дождливой весной, слабые побеги, которые окрасят нежно-зеленым рисунком темно-красную почву ранним летом, колеблющееся золото спелого зерна в августе, и жесткую пустую степь под осенним небом. Они будут жить здесь – так близко к этой красоте и скудости, росту и смерти. Что такое жизнь, если вы их не испытаете, как испытывает их земля!
В середине дня, когда они прервали работу для торопливого завтрака, Эльза сказала Бэлису:
– Мне ужасно захотелось узнать сегодня утром, было ли у тебя когда-нибудь такое сознание близости к земле, как у меня, сознание, которое не покидало меня, сколько я себя помню. Видишь ли, Бэй Кэрью никогда не трудились так над землей, как мы – там, в Балке.
Бэлис угрюмо рассмеялся.
– А мне очень хотелось знать, побеспокоишься ли ты когда-нибудь осведомиться, что именно я чувствую по отношению к земле или вообще к чему бы то ни было, если на то пошло!
Она крепко сжала губы, чтобы подавить улыбку, которая грозила перейти в громкий радостный смех. Ее вдруг охватило неодержимо сильное желание вскочить и взъерошить ему волосы, просто для того, чтобы почувствовать их в своих руках. Потом она поцеловала бы его и убежала вниз по склону горы, под ветром и солнцем. Но какая-то необъяснимая инертность удержала ее.
Перед самым заходом солнца рабочие ушли, и Эльза осталась одна на горе. Бэлис в последний раз уехал в дом отца. Эльза быстро приготовила ужин на небольшом очаге в кухоньке сруба, затем поспешно стала переодеваться к возвращению Бэлиса. Она вымылась в холодной воде маленького ручья, потом уселась в свободном платье перед туалетным столиком, который привез ей Бэлис из Гэрли, и начала рассматривать свои мелкие отличительные черточки, которых, как ей казалось, она никогда раньше не замечала. Глядя в ручное зеркало, она заметила, как вьются вверх мелкими кудряшками светло-каштановые волосы на ее шее у затылка; отметила маленькую родинку на левой груди; шрам на правом колене, оставшийся с тех пор, как она двенадцатилетней девочкой пыталась однажды слишком поспешно пролезть сквозь колючую проволочную ограду. Она глядела на все это с удивлением человека, делающего открытия, и думала: «Это я, Эльза Бауэрс. Все это мое, мое собственное! Все это я! Но скоро все это больше не будет принадлежать мне. Все это перейдет от меня к кому-то другому, и он еще не знает об этом! То, что есть я, перейдет к Бэлису Кэрью».
Эльза почувствовала страх и тревогу. Она прижала пальцы к глазам и затем, открыв глаза, посмотрела в окно, на нежные, колеблющиеся цвета вечернего неба. На некотором расстоянии она услышала в мягкой высокой траве ноту одинокого жаворонка, жалобно раздававшуюся в полной тишине. Бесконечное упоение разлилось по всему ее телу.
Она надела синее платье, которое подчеркивало голубоватый оттенок ее почти серых глаз, и спустила на лоб завитки волос. Затем накрыла стол белой скатертью и поставила на него букет из пурпурных и синих цветов, которые собрала неподалеку от порога. При звуке приближавшихся шагов кровь быстро прилила к ее щекам и согрела виски. Это, должно быть, Бэлис. Однако, повернувшись, она увидела на пороге Лили Флетчер. Она быстро подавила внезапно поднявшееся в ней неприятное чувство.
– Как? Лили! – воскликнула она.
– Здравствуй, Эльза, – приветствовала ее Лили. – Пожалуйста, не падай в обморок от того, что я нашла, куда вы спрятались. Двое ваших рабочих остановились по дороге домой поговорить с папой и сказали нам, что вы сюда переехали. И я шла, пока не добрела сюда.
Эльза придвинула ей стул.
– Неужели ты хочешь сказать, что всю дорогу от дома ты шла пешком? – спросила она ее.
– Шла! Я только и делаю, что хожу… днем и ночью, уже целые недели. – Она замолчала и быстро оглядела комнату, затем остановила глаза на приготовленном к ужину столе с букетом цветов посредине. – Бэй еще не пришел?
– Он отправился за последними вещами в дом отца. Впрочем, он может вернуться в любую минуту. Я думала, что это он, когда услышала твои шаги.
Лили смущенно закусила губу и боязливо покосилась на дверь. Два ярких пятна пылали на ее щеках. Ее колени нервно терлись одно о другое. Холодные страх пронзил Эльзу, когда она посмотрела на свою гостью.
– Послушай, Эльза, – торопливо сказала Лили, – мне нужно с тобой поговорить. Я сойду с ума, если не выскажу того, что у меня на душе. Я хотела поговорить с тобой на том танцевальном вечере, но я колебалась, и к тому же ты исчезла раньше, чем мне представился удобный случай. – Она отчаянно глотнула воздух. – Ты знаешь, я почти все время проводила с Джоэлем с тех пор, как он вернулся домой. Я прямо помешалась на нем, Эльза, совсем помешалась! Я почти не виделась с Акселем, я не хотела его видеть. – Голос Лили поднялся почти до истерического крика. – Теперь я не могу его видеть. Я не могу посмотреть ему в лицо и сказать ему все!
– Ты не решаешься признаться ему в своей любви у Джоэлю, Лили? – спросила Эльза, отгоняя овладевший ею темный страх.
– Конечно, конечно, но я… я не о том говорю. О Эльза, я думала, что ты поймешь!.. Ты ведь замужем теперь… Не заставляй меня говорить это прямо, Эльза!
Эльза поднялась, широко раскрытыми глазами уставившись на девушку, в то время как отвратительная разгадка проникла в ее мозг. Невольно она заметила, что Лили, несмотря на свое отчаяние, не забыла завить волосы, которые блестели сейчас так же ярко, как в тот вечер танцев в сарае при свете фонарей. Эльза подошла к двери и выглянула наружу, желая привести в порядок свои мысли. Бэлис уже съехал с дороги и вылезал из автомобиля у подножья холма. Она обернулась и увидела, что Лили плачет, конвульсивно вздрагивая. Эльза смотрела на нее с изумлением. Она никогда не считала Лили Флетчер способной на глубокое чувство. Поспешив к ней, она начала ласково гладить ей волосы и говорить успокаивающие слова, сама едва понимая их смысл.
– Не надо, Лили! Не надо! Перестань, пожалуйста! Сейчас придет Бэлис. Он уже внизу под горой. Постарайся взять себя в руки… Скорее! Слушай, Лили, Джоэль знает? Ты сказала ему?
– Я сказала ему все, вечером, перед тем, как он уехал, – жалобно произнесла Лили, – О Эльза, я, которая… никогда… ты знаешь меня хорошо, ты знаешь, что я никогда бы не подумала…
Ее голос, постепенно ослабевая, оборвался. Слезы снова полились их ее глаз.
– Ш-ш… тише! – сказала Эльза. – Что же он ответил? Предложил он что-нибудь?
Говоря это, Эльза чувствовала трагическую бесполезность своего вопроса. Лили подняла голову.
– Чего от него можно было ожидать! Когда я намекнула, что нам следует обвенчаться, он, казалось, и не слыхал моих слов. Во всяком случае, я не собираюсь бросаться ему на шею и цепляться за него, я скорее брошусь в реку, чем…
