Линда Дэвис - В погоне за миражом
— Как трогательно!
— Могу ли я узнать, что с вами случилось, сэр?
— А вида моего вам недостаточно? Утром, когда я шел на работу, на меня напали и избили.
— Полагаю, вам уже оказали соответствующую медицинскую помощь? — Питтэм кивнул на правую руку Энди.
— Естественно, будь все проклято! — ответила за мужа Карен. — Я сама отвезла его к врачам. Перелом руки, сломанный нос, сотрясение мозга. В больнице сказали, что у него болевой шок. Сейчас мужу необходимо несколько дней абсолютного покоя. И покой этот я обеспечивала — до вашего прихода.
— Мне приказали привезти вас в офис, мистер Рэнкин.
— Ради Бога! — негодующе воскликнула Карен.
— Все в порядке, Кар, — подал голос Энди и перевел взгляд на Питтэма. — Будет лучше, если вы расскажете, что там происходит.
— Не знаю, сэр. Мне просто приказали явиться сюда, узнать, дома ли вы, и если да, то срочно доставить вас в офис.
— Хорошо. Можете считать, что с приказом справились. Но сегодня я и шагу из дома не сделаю. Меня не держат ноги и постоянно тошнит. Я позвоню им и выясню, что происходит.
— Кто это был, сэр? Грабители?
— Откуда мне знать, кто это был?! — вспылил Рэнкин.
После ухода Питтэма Энди выпростал из-под одеяла левую руку, снял телефонную трубку и с трудом набрал свой рабочий номер. Ответил ему какой-то странный женский голос, и Рэнкин едва подавил желание спросить, с кем он разговаривает.
— Будьте добры, Хью Уоллеса.
— Кто его спрашивает?
— Друг. — Называть раньше времени свое имя Энди счел неразумным.
— К сожалению, мистера Уоллеса сегодня не будет.
Рэнкин почувствовал, как его охватывает паника.
— В таком случае Хелен Дженкс, пожалуйста.
— Мисс Дженкс отсутствует.
— Пол Кейт? — Ему стало трудно дышать.
— Мистер Кейт не может подойти к телефону.
— Да где же они, черт бы их побрал?
— Боюсь, что больны. — В бесстрастном голосе женщины прозвучало неодобрение.
— И Энди Рэнкин тоже? — быстро спросил он.
— Совершенно верно, — твердо ответила женщина.
Положив трубку, Энди бессильно откинул голову. Вошедшая в спальню Карен с тревогой посмотрела на мужа.
— Что там еще?
— Уоллеса и Хелен Дженкс тоже нет.
— Звучит, конечно, немного странно, но это еще не конец света.
Рэнкин сделал попытку пожать плечами и тут же скривился от пронзительной боли в ребрах, затем снял трубку и позвонил Уоллесу домой.
В трубке прозвучал механический голос автоответчика.
Глава 27
Пробуждение Хелен было внезапным. Сквозь жалюзи ветерок доносил слабый, смешанный с благовонием ладана аромат лимона. Знакомый запах. Запах лосьона после бритья, которым пользовался отец.
Рывком поднявшись с постели, она обмоталась полотенцем, подошла к двери, раскрыла ее и выглянула наружу. В огромный диск поднимавшегося солнца уходила от коттеджа фигура Мальдонадо. Хелен мгновенно прикрыла дверь, оставив лишь узкую щелку. Когда хозяин поместья исчез из поля зрения, она выскочила в сад, пробежалась вокруг коттеджа и, улыбаясь от удовольствия, ощутила босыми ногами прохладную утреннюю росу.
Вернувшись в спальню, Хелен сбросила на пол полотенце, встала обнаженная перед зеркалом и критическим взглядом окинула свое тело. Естественные округлости, заметила она, стали более объемными, рельефными — сказывались лишние десять фунтов.
Зато теперь она получила абсолютную свободу от рабства цифр и телефонных звонков, от необходимости пить, чтобы поддержать Родди или хотя бы перестать обращать внимание на его друзей. Не понадобится уже и никотиновый бальзам, снимавший на работе горечь от недостаточно продуманной сделки, сообщавший организму призрачный заряд бодрости по утрам. Обретенная свобода могла означать лишь одно: либо Хелен перестанет существовать как личность, либо она родится заново, начнет жизнь сначала.
В Лондоне Хелен находилась в плену общественных представлений о человеческой индивидуальности — не важно, собственных или принадлежавших коллегам и друзьям. Значимость личности определялась плоскими, одномерными предметами: квартирой, автомобилем, одеждой, названием книги, которую она читала, маркой бумаги для писем. Во всяком случае, именно эти вещи служили критерием для таких глашатаев общественной морали, каким был, например, Родди.
В море у Хелен появился шанс стать другой, однако реализовать его не удалось из-за имени, известного к тому времени, похоже, всему континенту. Она была уверена, что ни при каких условиях не позволит себе отказаться от отца. Кем бы она ни была, что бы ни делала, в глазах людей ее поступки всегда будут восприниматься не как проявление свободной воли, но как некая генетическая закономерность. Презумпция виновности. Вплоть до настоящего момента Хелен ни разу еще не пыталась осуществить эксперимент со скрытыми, невидимыми другим чертами собственной личности. Отъезд из Англии принес пьянящее ощущение незнакомой свободы.
Надев купальный костюм и шорты, Хелен прошла к расположенному в самом уединенном уголке сада бассейну.
Прежде всего — йога. Первые упражнения отозвались в мышцах протестующей болью: затекшее в долгом перелете тело отдохнуло во время вчерашней короткой прогулки по саду и ночного сна. Потребовалось не менее получаса напряженных усилий, чтобы движения и дыхание обрели естественный ритм и плавность. Замерев, Хелен ощутила в суставах легкую покалывающую вибрацию. За йогой последовали пятнадцать минут отжиманий и растяжек — именно они придавали мускулатуре требуемую силу.
Наконец она с улыбкой стянула шорты и бросилась в бассейн.
Тридцать раз проплыла Хелен от стенки до стенки, переходя с кроля на баттерфляй и брасс, с наслаждением переворачиваясь на спину. Когда дала о себе знать приятная усталость, она выбралась из воды и встала, широко раскинув руки и ноги, позволяя коже обсохнуть под солнцем.
Хелен стояла и любовалась садом, тишину которого нарушал лишь негромкий плеск в бассейне и сладкоголосое пение птиц. На обратном пути к коттеджу ее удивил резкий, неприятный, неуместный в этом дивном окружении шум вырывавшейся откуда-то под давлением воды. Обойдя высокий куст, Хелен увидела бьющую из шланга струю; метрах в десяти садовник из другого шланга окатывал водой густые заросли какой-то экзотической декоративной травы. Всмотревшись, она различила среди растений путаницу довольно тонких труб.
— Qué pasa? — На память пришла почему-то скульптурная группа Лаокоона.
— Inundación de agua, — ответил садовник.
