Розамунд Пилчер - Дорога к любви
Когда спектакль закончился и актеры выстроились раскланяться перед зрителями, раздались долгие искренние аплодисменты, и все они предназначались Кристоферу.
— Что будем делать? — спросила Джейн.
— У нас еще есть десять минут до закрытия бара. Пойдем выпьем.
Они опять пошли в бар. Бармен спросил:
— Как вам понравился спектакль, сэр?
— Ну, я не знаю… Я…
Джейн была смелее:
— Мы считаем, что это было ужасно, — сказала она, но добавила, пытаясь сгладить невежливость: — Я влюбилась в Кристофера Ферриса.
Бармен усмехнулся:
— Согласитесь, в нем что-то есть. Жаль, что вы пришли именно сегодня, когда было мало зрителей. Господин Чилдерс надеялся, что, поскольку пьеса написана местным автором и все такое, ей гарантирован успех. Да еще эта жара…
— А обычно у вас много народу? — поинтересовалась Джейн.
— Когда как. На последнем спектакле «Тот, кто смеется» у нас был полный зал.
— Это хорошая пьеса, — признал Роберт.
— А какая роль была у Кристофера? — спросила Джейн.
— Дайте вспомнить. А! Он играл молодого драматурга. Одного из тех, которые раскачиваются на стульях и жуют печенье. В пьесе его зовут Рональд Мол. О! В этой роли Кристофер Феррис ужасно смешной! Он всех уморил, правда… — Вытирая бокалы, он взглянул на часы: — Боюсь, вам надо заканчивать, сэр. Мы закрываемся…
— Да. Конечно. А как нам попасть за кулисы? Мы хотим увидеться с Эммой Литтон.
— Пройдите через зал, сэр, затем в дверь справа от сцены. Но не наткнитесь на господина Коллинза, помощника режиссера. Он не очень-то жалует посторонних.
— Спасибо, — сказал Роберт, — и до свидания.
Они вернулись в зал. Занавес подняли, и они вновь увидели сцену. Но без света прожекторов декорация выглядела еще более плачевно, чем во время спектакля. На сцене какой-то мальчишка возился с диваном, пытаясь сдвинуть его с места. Кто-то оставил открытой дверь, так что театр, наполненный затхлым воздухом, застоявшимся за время представления, продувало насквозь. По залу ходила девушка, опрокидывая сиденья и собирая пустые сигаретные коробки и обертки от конфет в контейнер для мусора.
— Нет более жалкого зрелища, чем пустой театр, — объявила Джейн.
Они начали пробираться к сцене. Когда они подошли поближе, Роберт увидел, что та, кого он принял за мальчишку, была на самом деле девушкой в старом голубом свитере и джинсах; она в одиночку пыталась сдвинуть диван с места.
Когда Роберт подошел совсем близко, то спросил:
— Извините, вы не могли бы…
Девушка повернулась к нему, и Роберт, глазам своим не веря, очутился лицом к лицу с Эммой Литтон.
Глава 8
Минуту все изумленно молчали, затем Эмма прекратила попытки сдвинуть диван и выпрямилась. В полумраке сцены Роберту показалось, что она стала намного выше и тоньше, а кисти рук торчали из ее засученных рукавов, как сухие ветки. Но хуже всего выглядели ее волосы. Она коротко подстриглась, и теперь ее голова казалась совсем маленькой и беззащитной, а ежик волос напоминал мех какого-то зверька.
К тому же она и держалась настороженно, как дикий зверек. Вид у нее был встревоженный, она ждала от Роберта первых слов, приготовившись к обороне.
Роберт засунул руки в карманы, стараясь придать себе как можно более непринужденный вид, и сказал:
— Привет, Эмма.
Девушка слабо улыбнулась и произнесла:
— Этот диван такой тяжелый, словно чугунный.
— И тебе никто не поможет? — Он подошел к краю сцены и посмотрел на нее снизу вверх. — Ведь он и правда очень тяжелый.
— Сейчас кто-нибудь подойдет.
Она не знала, что делать со своими руками: вытерла их об джинсы, сложила на груди, при этом поза получилась очень забавная — под тонкой майкой выпирали острые девичьи лопатки.
— Что ты здесь делаешь?
— Мы приехали посмотреть «Маргаритку на траве». Познакомьтесь: это — Джейн Маршалл, это — Эмма.
Девушки улыбнулись и кивнули друг другу, пробормотав приветствия. Эмма обратилась к Роберту:
— Ты знал, что я здесь?
— Нет. Но я знал, что здесь Кристофер, поэтому предположил, что и ты тоже.
— Я работаю здесь уже недели две. Все-таки какое-то занятие.
Роберт ничего не сказал, и Эмма, растерявшись из-за его молчания, села вдруг на диван, который до этого пыталась передвинуть. Руки ее бессильно опустились. Потом она спросила:
— Тебя прислал Маркус?
— Нет. Мы просто заехали посмотреть. Убедиться, что все в порядке.
— Я в порядке.
— Когда ты заканчиваешь работу?
— Часа через полтора. Нужно освободить сцену для репетиций к завтрашнему утру. А что?
— Думаю, мы могли бы пойти в гостиницу, заказать в ресторане что-нибудь поесть и выпить. Джейн и я еще не ужинали.
— Это очень мило с вашей стороны… — Энтузиазма в ее голосе не было. — Дело в том, что когда я иду вечером на работу в театр, то обычно ставлю в духовку что-нибудь к ужину. Джонни и Крис ужинают дома. Поэтому придется идти домой, иначе все сгорит.
— Джонни?
— Джонни Риггер. Который играл жениха. Мы живем все вместе: Крис, он и я.
— Понятно.
Опять повисло молчание. Эмма, в явном замешательстве, пыталась побороть свой инстинкт гостеприимства:
— Я бы пригласила вас в гости, если вы согласны. Но, боюсь, кроме нескольких банок пива…
— Мы любим пиво, — быстро проговорил Роберт.
— И квартира в ужасном беспорядке. Вечно не хватает времени, чтобы убраться. Я имею в виду теперь, когда я пошла на работу.
— Ничего. Как до вас доехать?
— Ну… Вы на машине?
— Да. Она на улице.
— Ладно. Подождите на улице, а мы с Крисом подойдем попозже. Вас это устроит? Мы вам покажем дорогу.
— Прекрасно. А Джонни?
— Приедет позднее.
— Мы ждем вас.
Роберт вытащил руки из карманов, повернулся, и они с Джейн зашагали по наклонному полу к выходу. Когда они были уже у дверей и Роберт придерживал их, пропуская Джейн, на сцене раздался грохот.
— Что там случилось? — Обернувшись, Роберт успел увидеть, что Эмма вскочила с дивана, как будто его подожгли, и опять пытается сдвинуть с места этот неподъемный предмет мебели. Маленький человечек, похожий на бешеного пирата, влетел на сцену:
— Послушай, птичка, я же просил тебя убрать этот чертов диван, а не дрыхнуть на нем. Скорее бы вышла прежняя работница, чтобы я больше тебя не видел!
В такой ситуации следовало либо дать этому типу по физиономии, либо незаметно уйти. Ради Эммы Роберт предпочел удалиться.
Дверь за ними закрылась, но и в фойе все еще были слышны его крики:
