Синди Джерард - Слияние душ
— Мне не нужна новая должность, верните мне старую, — твердо ответила Рейчел.
— Хотите отправить на виселицу за компанию и нас?
— Совершенно верно. Как вы отправляете меня.
— Подождите… дайте угадаю. Повышение по службе и прибавка к жалованью? — спросила Сильви пятнадцать минут спустя, когда Рейчел вернулась в офис.
Не замечая Сильви, та села на пол позади стола и опустила голову на руки. Она ощущала себя больной. Раненной насмерть.
— Рейчел?
Она медленно подняла голову, трясущейся рукой потянулась к ящику стола и достала кошелек.
— Меня отстранили от должности, — выдавила Рейчел глухо. — На неопределенное время.
— Что вы сказали?
Рейчел коротко и ясно рассказала о случившемся.
— О господи! Это… это крайне несправедливо. Вы говорите, они просто растерзали вас? Как же так?
Рейчел потерла висок большим пальцем.
— Как свора собак, дерущихся из-за костей.
Она поднялась, задвинула ящик стола и, обведя взглядом кабинет, подошла к книжной полке. Взяла фотографию семьи и направилась к двери.
— Рейчел?
Она остановилась и повернулась к Сильви. Та крепко обняла ее.
— Не позволяйте им выйти сухими из воды.
— Не позволю. Но мне нужно уйти отсюда, пока я еще не успела натворить глупостей. — Например, дать им увидеть ее слезы.
Рейчел ехала домой как в тумане.
Она заперлась в квартире. Плакала. Бушевала. Швыряла на пол вещи и вновь плакала. Целыми днями сидела одна, заперев двери и задернув шторы, погружаясь в бездну самого глубокого и мрачного отчаяния.
Она скучала по Нэту. Ей не хватало его рук.
Но Нэт — это не выход. Нэт ушел, как ушла ее работа. Все, чем она жила, чему посвящала себя, все самое важное для Рейчел ушло навсегда.
Она не отвечала на телефонные звонки, когда приходила Сильви, отказывалась впустить ее.
Рейчел не ела. Не спала. В голове вертелась одна и та же мысль: единственно надежная вещь, работа, в которую она вложила всю жизнь, подвела ее. И теперь она побитая, упавшая духом, совершенно одинокая. И так будет всегда.
На четвертый день, когда депрессия достигла высшей точки, Рейчел наконец обрела способность логично мыслить. В том, что она потеряла работу, повинен единственный человек — Гвинет Бакли. Рейчел вдруг почувствовала, как к ней возвращается решимость. Непростительно потерять столько дней, ничего до сих пор не предприняв.
Время сделало свое дело. Ей было необходимо выплакаться, как следует пожалеть себя. Этот период закончился, предстоит заново организовать жизнь и покарать виновных.
Рейчел взяла в руки телефон и набрала номер единственного человека, в которого верила больше, чем в кого-либо.
Нэт откинулся на спинку кресла; пиджак был небрежно брошен рядом, рукава белой рубашки закатаны по локоть, галстук развязан. Слева от него сидел главный судебный советник Брайан Морган, справа — личный секретарь Кларисса Фокс. С другого конца длинного стола взирали братья Борлин — новые клиенты, рассчитывавшие на Нэта и желавшие обратить в выгоду понесенные ими убытки.
Каждый мускул лица у Нэта вдруг напрягся при виде замигавшего рядом с его локтем огонька телефона. Только крайне важный звонок мог прервать встречу.
— Простите меня, — обратился Нэт к присутствующим. Рука его застыла в воздухе на несколько секунд, прежде чем взять трубку. — Да.
— Рейчел Мэтьюз на первой линии, сэр.
Нэт выдохнул, словно выпуская воздух, набранный в легкие еще четыре дня назад, когда Рейчел показала ему на дверь.
— Переведите звонок в мой кабинет. Извините, — сказал он, вставая. — Я должен ответить на этот звонок. Оставляю вас в надежных руках Брайана, — заверил он братьев Борлин и, не объясняя ни слова, вышел из конференц-зала. — Рейчел, — произнес он, обрушившись в кресло, — привет. Молчание. Он будто видел, как она сжимает аппарат побелевшими пальцами. Нэт ждал. Это ее звонок, ее шаг. Необходимо дать ей высказаться.
— Я… я очень сожалею, что вынуждена побеспокоить тебя на работе.
— Ты меня ничуть не побеспокоила, — уверил Нэт, заметив странное напряжение в ее голосе.
— Надеюсь, я не прервала никакой важной встречи.
Ничего важного, всего лишь возможность заработать полмиллиона и выиграть сложный процесс.
— Не волнуйся. Как твои дела? — спросил он, чувствуя, что безумно скучает и даже не пытается этого скрыть.
— Честно? Не очень хорошо.
Совсем нехорошо, Нэт понял это по интонации.
— Нэт… мне нужен адвокат.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы переварить фразу. Ничего подобного он не ожидал. Нэт хотел услышать: «Я не могу без тебя, пожалуйста, вернись». Но адвокат…
— Адвокат?
— Я никого не знаю, кроме тебя. Раньше мне никогда не требовались услуги юриста. Надеюсь, ты посоветуешь мне кого-нибудь в Уэст-Палм, на кого можно рассчитывать.
Глядя в окно на Майами-Бич вдалеке, Нэт пытался побороть разочарование. Итак, Рейчел позвонила не ради признания в любви. Но все же позвонила. На сегодняшний момент это возможный максимум, об остальном он побеспокоится позже. Он умирал здесь, скучал по ней. Если бы Рейчел не позвонила до конца недели, он сам полетел бы в Уэст-Палм.
— Расскажи, что произошло.
Она рассказала. Четко и ясно, практически без эмоций. Нэт слушал, делая пометки, беспокойно мотал головой, страдая от пережитой ею боли. Он знал, чем была для нее работа. Рейчел лишили не только положения и денег на счете, ее лишили гордости. И только в его силах вернуть ей все обратно.
— Я улажу дело, — просто сказал он.
— Нет. О нет. Я вовсе не желаю втягивать тебя…
— Я улажу дело, — твердо повторил Нэт. — Я хочу сделать это для тебя. Ты можешь мне доверять.
— Нэт…
Но он уже повесил трубку.
— Вот это платье, — бормотала Рейчел, копаясь в шкафу спальни для гостей. Уже три дня она занималась уборкой квартиры — три дня, прошедшие после звонка Нэту. Четыре года это особое платье не попадалось ей на глаза.
Серое. Сшитое со вкусом. Закрытое. Невзрачное. Рейчел сняла платье с вешалки и бросила его на кровать, где уже лежала гора одежды, предназначенной для благотворительных целей. Она обнаружила в шкафах целые залежи тусклых, скучных вещей. Никогда раньше она не замечала, как мало у нее ярких, веселых, кокетливых нарядов. Но теперь ей не нужны серые платья.
В рваных джинсовых шортах, бывших когда-то брюками, и в мешковатом топе Рейчел пошла на кухню за новой чашкой кофе. За окном уже темнело. Самое главное сейчас — искоренить в себе менталитет жертвы, умонастроение, с давних пор подсознательно холимое и лелеемое. Ей надо полностью изменить жизнь. Несколько дней беспомощного барахтанья и жалости к себе, усилие, потребовавшееся, чтобы выбраться из засосавшего ее болота, унижение и неописуемые страдания — все это оказалось лучшим лекарством. Пережитое горе заставило ее прислушаться к собственным чувствам, обыкновенно заметаемым под ковер или же годами игнорируемым.
