Фэй Уэлдон - Худшие опасения
Худшие опасения Дженни Линден? Теперь, когда Нед Лудд мертв? Месть Александры. Самое страшное — если Александра причинит вред мне или моим близким. Заставит моего мужа меня разлюбить — теперь, когда Неда больше нет, любящий супруг понадобился мне вновь. Или Александра каким-то образом вынудит меня осознать, что в Неде Лудде я пробуждала лишь жалость — он меня ничуть не любил и даже почти не вспоминал.
Мало того, я настолько ничтожна, что Александра Лудд и та думать обо мне забыла; игнорирует меня напрочь, и это очень больно.
Худшие опасения.
Мои худшие опасения, опасения Александры Лудд.
По плечу ли мне перевоплотиться в актрису, играющую меня саму?
Какой я покажусь себе со стороны?
Раньше я больше всего страшилась того, что Нед умрет и оставит меня одну и мне придется заново расшифровывать смысл мира, который я так долго, так отчетливо видела его глазами. Муж и жена развиваются вместе, присосавшись друг к другу, неизбежно обмениваются питательными соками; ребенок, формирующийся в ее лоне, — общая суть их обоих: характер и натура ребенка передаются матери, а через мать — отцу. Так живая клетка семьи замыкается на себе, становится взаимосвязанной, самодостаточной. Вот почему смерть или развод так разрушительны — расчлените живой организм, и получите что-то вроде куска сырого кровоточащего мяса, который свисает с крюка в мясной лавке. Ребенок чувствует это так же остро, как и родители. А все потому, что спим на одной кровати, подумала Александра. Нужны отдельные кровати, отдельные спальни, раздельный быт.
Какой чудный вечер! Оглянись она сейчас, она увидела бы две торчащие из-за холма печных трубы. Трубы «Коттеджа». Если она пойдет назад той же дорогой, дом постепенно, мало-помалу как бы вырастет из-под земли. Известное до последнего закоулка, выстроенное на совесть здание терпеливо, затаив дух, ожидает ее возвращения; мать и дитя в одном лице — дом. Нельзя, конечно же, нельзя любить дом так же сильно, как человека, но эти чувства сопоставимы. Старые дома — это сложившиеся личности, сумма всех их былых обитателей. Подремонтируйте их, перекрасьте, оштукатурьте — они посвежеют, радостно заулыбаются вам, начнут вас узнавать; если вы их холите и лелеете, они греют вам душу, если же запускаете — разоряют вчистую. Нед ушел в мир иной, но остался жить в черепице, стенах, перекрытиях, о которых он так заботился; в доме, на который столь часто сетовал, точно любящий отец на расточительного сына. Вьющиеся розы, посаженные Недом у фасада, обнялись с побегами виргинского плюща, взбираются все выше и выше; их огромные, шарообразные, чувственно-алые бутоны трепещут под самым карнизом. Неда нет, а они живут; распускаются, вянут, опадают; вечно возрождаются, в отличие от Неда. Без Неда стручки фасоли на пирамидках растут и пухнут, бобы становятся жесткими; зато они уцелеют, в положенный срок упадут на землю, чтобы дать начало новым стеблям. Это называется «самосев». Очень многое из сделанного Недом продолжается уже само собой, без него. Она, Александра, жива; дом и сад отныне — ее утешение и одновременно головная боль. Не забыть о скамье, зараженной личинками древоточца; надо что-то предпринять, пока они не расплодились. Дело нехитрое — вооружившись специальным шприцом, вспрыскивать яд в одно микроскопическое отверстие за другим, отмерять микроскопическим врагам мизерные, но смертоносные дозы.
Дом и все, что с ним связано: здесь зачат и появился на свет Саша, здесь Нед, несмотря на все, обнимал ее, любил, согревал — как и она его. Сколько приготовлено обедов, сколько собрано друзей, сколько интересных разговоров. Книги на полках, привычные сладостные умствования, внимание мира приковано к этой гостиной, выводы, сделанные человечеством, подвергаются дотошному анализу; заразительный смех, чудесные откровения, объяснение всех загадок. Счастливый брак; счастливый дом, иного и пожелать нельзя. Нельзя было раньше. Где есть ангелы, найдутся и черти. Личинки древоточца, Дженни Линден, вороньи гнезда в дымоходах, тля на розовых кустах, саркастические рецензии, непристроенные рукописи; все эти микроскопические — по сравнению с тем, что действительно важно, — напасти. Мебель, их с Недом гордость, бесценные сокровища, найденные за много лет в пыльных антикварных лавках, на блошиных рынках и помойках, порой перешедшие по наследству от равнодушных к древностям родственников; Нед и Александра своими руками реставрировали мебель, натирали дерево воском до неземного блеска, и красота возрождалась; было полное впечатление, что комоды и стулья смотрят на них с благодарностью за спасение, за новую жизнь. Воспоминания — вот настоящие сокровища; сокровища, до которых не доберется ни один вор.
Жаль, что день, проведенный в Киммериджской бухте, помнится ей смутно, как бы она ни напрягала память. Очень удачно съездили. Настоящий пикник получился. Кажется, и Ирэн там была? Александра с Сашей нашли отлично сохранившийся аммонит. Подумать только, эти спиральные завитки, такие простые и изящные, сформировались 500 миллионов лет назад! По заказу Неда аммонит отполировали, и он стал украшением мраморной каминной доски в столовой — в той самой комнате, где Нед уселся было смотреть «Касабланку», но на одиннадцатой минуте раздумал.
Худшие опасения.
Александра вернулась к мыслям о них. Заставила себя вернуться. Нед умер. Мне больно. У меня есть прошлое, но нет настоящего; и все же я создам себе будущее.
Если бы я была актрисой, играющей меня, если бы я пыталась докопаться до самых глубин моей души, если бы мне потребовалось подготовить для затравки этюд «Худшие опасения и радужные надежды Александры Лудд», я бы перечислила все, чего больше всего страшусь. Самое страшное — что Дженни Линден не сумасшедшая, что у них с Недом был роман, что она с ним спала, спала на нашей кровати с медной спинкой, что он сам привел Дженни Линден в нашу спальню. Что он умер, забравшись на Дженни Линден, умер от перевозбуждения, от наслаждения. Что еще какое-то время предсмертные конвульсии и стоны ничем не отличались от тех страстных конвульсий и стонов, которые он приберегал только для меня — как я верила в своей наивности.
Вот оно. Сказано. Легче легкого — поверить, что так и было. Следовательно, это правда. Закон экономии доводов. Бритва Оккама. Спасибо, мамочка.
Худшие опасения: Дженни Линден выкарабкалась из-под моего мужа — после смерти эрекция прекращается или, наоборот, член отвердевает еще больше? Надо у нее спросить, но я не опущусь так низко. Дженни ошеломленно уставилась на скрюченную руку, которая только что ее ласкала, на вытаращенные, безучастные глаза, секунду назад пылавшие страстью и вожделением. Она свалилась с кровати — или просто медленно сползла? Сначала она наверняка подумала, что самое лучшее — сбежать под покровом темноты, аки вор, но затем осознала весь драматический потенциал свершившегося и позвонила Эбби.
