Ольга Егорова - Научи меня любить
Машина мчалась почти с невероятной скоростью.
Он никогда раньше не набирал в городе такой скорости, даже на трассе ему не всегда это удавалось.
Он чувствовал себя, как мальчишка. Давно забытое, оставленное где-то в детстве ощущение надвигающегося праздника царило в душе. Он был почти уверен, что она согласится.
Ее смущение было понятно. В самом деле, за шесть лет связывающих их отношений они ни разу этот вопрос не обсуждали. Андрея ситуация устраивала, и он думал, что точно так же она устраивает и Ирину.
Он всегда думал, что она не такая, как все. Это у остальных голова только тем и забита — как бы окрутить мужика, привязать его к себе покрепче, сделать его ручным и домашним, заставить подумать о потомстве. А уж потом, обзаведясь этим потомством, успокоиться окончательно и начать ходить перед ним совершенно невозмутимо в бигудях и засаленном халате. Куда он денется с подводной лодки?
Ирина не такая. И все же, все же… Неспроста она тогда сказала ему об этом! Значит, где-то в глубине души она все же мечтает — и о ребенке, и о семейном уюте, и, возможно, даже о статусе. С другой стороны — и самому ему уже не двадцать, и даже не тридцать лет. Наверное, и в самом деле пора распрощаться со своей свободой. Если она этого хочет… Могла бы и раньше сказать об этом. Ведь, наверное, были у нее в голове эти мысли, давно уже были. А вырвались наружу совершенно случайно. Если бы не поругались они в тот вечер — неизвестно, сколько времени она бы еще молчала.
Желание женщины выйти замуж всегда казалось Андрею банальным. Но в данном случае оно показалось ему трогательным, очень трогательным — возможно, оттого, что она так долго его скрывала. С другой стороны, он тоже хорош — мог бы и сам уже давно задуматься об этом.
Впрочем, он задумывался. Много раз задумывался и каждый раз понимал, что не хочет ничего менять в своей жизни. И вот теперь понял, насколько необходима ему эта перемена. Только с чем это связано?
«Неужели не догадываешься? — ехидно зашипел внутри противный голосок вечного скептика. — Привязать к себе покрепче, сделать ручной и домашней, заставить подумать о потомстве… Ты же как обыкновенная среднестатистическая баба, которая боится упустить мужика. Ты просто решил построить для нее эту самую подводную лодку, с которой она уже никуда не денется! Ты просто боишься, Погорелов, боишься ее потерять! Чувствуешь, что теряешь, и цепляешься за последнюю надежду, за соломинку…»
Он не стал вступать в спор со своим «альтер эго», понимая, что возразить ему нечего. Да, так оно и есть — он вдруг почувствовал, что почва уходит из-под ног, и стал лихорадочно искать выход. И, кажется, он его нашел. Только бы она согласилась…
И с музыкой он придумал неплохо. Полгорода объездил, пока нашел наконец этот диск. Но оно того стоило. Она была смущена, взволнована… Она была рада. Она должна была его простить и согласиться…
Он едва не задел вывернувшую из-за поворота белую «Ниву», выругался и потом только понял, что проехал перекресток на красный свет. Сбросил скорость, закурил, пытаясь унять охватившее волнение. Волнение нарастало с каждой минутой, с каждым метром, приближающим его к ее дому. Волнение разрасталось, грозя перевоплотиться в страх. Он чувствовал это и успокаивал себя: ему нечего бояться. Она согласится. Она хочет этого. Она, в конце концов, понимает, что это их последний шанс.
Притормозив у светофора, он опустил руку во внутренний карман пальто и достал небольшую бархатную коробочку. Открыл, чтобы посмотреть еще раз на кольцо. Кольцо было потрясающим. Оно достойно ее руки. Оно должно ей понравиться.
И, в который раз — она должна согласиться…
Притормозив возле ее подъезда, он раздраженно покосился на темно-фиолетовую «девятку», которая стояла на самом удобном для парковки месте. Остановился неподалеку, неловко развернувшись и едва не поцарапав задний бампер.
В ее окне горел свет.
Он попытался представить себе, что она сейчас делает.
Возможно, сидит, склонившись над книгой. Улыбается, хмурится, изредка шевелит губами. Ирина всегда выглядела очень трогательно, как-то по-детски, когда читала.
А может быть, она просто стоит в комнате у окна и слушает, как обычно, музыку. Гайдн, соната № 94 — Сюрприз… Он попытался вспомнить эту музыку, но не смог, несмотря на то что слышал ее сотни раз. Просто никогда к ней не прислушивался.
«Теперь все будет по-другому, — пообещал он себе, нажимая на кнопку лифта. — Если для нее это так важно, так нужно — значит, и я попытаюсь понять, разобраться в этой музыке и в этих книжках, которые она читает и, наверное, хотела бы со мной обсудить…»
Теперь все будет по-другому.
После первого звонка ему не открыли, и он снова подумал о том, что Ирина, наверное, слушает музыку. Слушает музыку, и поэтому не слышит звонка…
Наконец послышались шаги. Дверь открыла Римма Михайловна.
Как-то странно она на него посмотрела — впрочем, это было не важно, теперь уже все было не важно, все кроме того, что ожидало его впереди. Там, за дверью.
Он достал коробочку с кольцом. Зажал в ладони и опустил руку в карман. Подумал о том, что вручит его сразу, не задавая никаких вопросов, не ожидая ее ответа. Наверное, так будет проще. Она возьмет кольцо, он наденет его ей на палец — и не нужно будет уже ничего говорить.
Дверь в комнату была приоткрыта.
Вздохнув поглубже, он слегка подтолкнул ее и вошел в комнату.
Они стояли возле окна, взявшись за руки. Как два ребенка, которые, спрятавшись от взрослых, доверяют друг другу свои секреты. И еще ему показалось, что в комнате звучит музыка. Но на самом деле не было никакой музыки — была лишь тишина и два человека, полностью сконцентрированные друг на друге.
Он застыл в оцепенении, внезапно осознав, что его не замечают. Что он может простоять здесь долго, очень долго, и так и остаться незамеченным. Потому что эта чертова дверь открывается слишком бесшумно…
Впрочем, не поэтому. Просто они вообще ничего не замечают. Не слышат, не видят — ничего вокруг себя. Все остальное для них сейчас, в этот момент, не имеет значения. Не существует. Весь окружающий мир отошел куда-то в небытие, и сам он, Андрей Погорелов, маленькая частичка этого мира, тоже стал для них неразличим. Неслышим, неосязаем, невидим. Вот так-то…
Он усмехнулся: оказывается, он пришел слишком поздно. Поезд ушел, пронесся мимо на бешеной скорости, оглушив стуком колес.
Подумал: нужно что-то делать. Сколько же можно стоять вот так и смотреть на них. Смотреть и завидовать. Злиться, сходить с ума, не вымолвив при этом ни слова.
Нужно что-то делать…
