Маша Царева - Москва силиконовая
Поэтому с самой первой минуты мы не просто знакомились, подписывали контракт, со светской непринужденностью болтали о ерунде, обсуждали победу Билана на Евровидении, продолжение «Индианы Джонса», новый джип «Инфинити» и пиратскую коллекцию Гальяно – нет, мы разыгрывали партию, понятную лишь нам двоим.
Весь вечер я накачивалась коктейлями на основе рома, я сознательно позволяла ему меня напоить, и он этим бессовестно пользовался. Вечер затянулся, из бара мы перебрались в «Итальянец», и обычно равнодушная к гурманским изыскам, я страстно набросилась на спагетти с морскими гадами, а он любовался моим аппетитом и задумчиво курил. Кстати, я давно заметила, что мужчин возбуждает женский аппетит, возможно, дело в примитивной аналогии: если она жадно ест, значит, наверняка жадна и до секса. К анемичным барышням, весь вечер жующим стручок зеленой фасоли, большинство самцов относится подозрительно, это подсознательная реакция.
Расставаться не хотелось. Уже под утро мы купили в круглосуточном «Седьмом континенте» огромную бутыль «бейлиса» и промасленную картонку с фруктовыми корзиночками. И остановившись посредине Большого каменного моста, устроили себе праздник углеводного непослушания. А потом…
– Ну и что мы будем делать дальше? – спросил он. – Сыграем в приличную девушку и застенчивого влюбленного рыцаря или пошлем все к черту и будем делать то, что нам действительно хочется?
– Боюсь, что сейчас мне действительно хочется разве что пачку активированного угля, – простонала я, похлопав себя по животу, – никогда так не объедалась.
– Кстати, у меня дома отличный активированный уголь, – заиграл бровями он, – а также огромный плазменный экран и четвертый сезон «Доктора Хауса».
– Ты знал, ты знал, – рассмеялась я.
Вот так просто и бесхитростно все и получилось. У него была роскошная двухсотметровая квартира в сталинском доме на Фрунзенской набережной – идеальный атрибут московского донжуана. Ремонтом явно занимался дорогой декоратор, во всяком случае, я искренне надеялась, что эта плосковатая предсказуемость на грани китча вписывается в чьи-то представления об интерьерной моде, а не является личным предпочтением мужчины, с которым я собиралась переспать. Ничего не могу с собою поделать, от дурновкусия или слепого следования тенденциям меня воротит. Знаю, это глупый снобизм, знаю, за нарочитой вычурностью или, наоборот, бездушным минимализмом может скрываться отличный человек, верный, добрый, честный и даже умный, но… Для меня одежда и интерьер – это продолжение самого человека, площадка для творческого самовыражения. Я не верю, что у женщины, которая носит синие лакированные сапоги с леопардовым пальто, нет комплексов, совместимых с моим представлением об интеллекте. Я не верю, что можно жить в навязанном дизайнером японском минимализме (при этом являясь не потомственным самураем, а сыном инженеров из Рязанской глубинки, который все детство смотрел на забитую хрусталем чешскую стенку и разноцветный ковер на полу) и быть при этом независимым и гибким. Я люблю гадать по интерьеру и одежде, как по кофейной гуще, и редко ошибаюсь. Винтажная ли шляпка с вуалью, картина над столом в рабочем кабинете, старый ли фарфор, лимонное дерево в углу, самодельная цыганская юбка или ковбойские сапоги, просвечивающий сквозь строгую белую рубашку татуированный орнамент, смешной вязаный шарф в разноцветные полоски, старинное зеркало – все эти детали расскажут о своем хозяине лучше дворовых кумушек-сплетниц.
Квартира Романовича отдавала брутально-холостяцким душком: черный паркет, абстрактные скульптуры, черная органза на окнах, огромный полукруглый черно-белый диван, шкура зебры (ужас, ужас, ужас!) на полу посреди гостиной, забитый элитной выпивкой бар. Мужественно, дорого, броско. Пошло.
– Нравится? – повел бровью Роман, истолковав затянувшуюся паузу по-своему. – Один аргентинец оформлял. Талантливый, сука. Поклонник Карима Рашида.
– Больше похож на поклонника аргентинских сериалов, – заметила я, – в которых загорелый Хуан Антонио душит увешанную дутым золотом Марию Эманнуэлу, а потом оказывается, что она давно потерявшаяся дочь пятой жены его отчима, и на этом строится вся интрига на пятьсот восемнадцать серий!
– На тебя не угодишь, – рывком он притянул меня к себе, и вот мы оказались на пресловутой зебровой шкуре, которая, видимо, отражала его представление об идеальном любовном ложе успешного московского самца и на которой до меня извивались сотни его постоянных и случайных любовниц.
Я закрыла глаза и абстрагировалась от шкуры и прочего черно-белого безумия вокруг.
* * *– Ты молодец, зря времени не теряешь, – сквозь зубы приветствовала меня Алена, когда следующим утром, бодро напевая хит Мадонны Like a Virgin и сыто блестя глазами, я появилась в офисе.
– У тебя какие-то проблемы? – промурлыкала я.
Ссориться не хотелось. В голове разливанным морем шумела вчерашняя ночь. Он оказался не таким уж мачисто-предсказуемым, этот Роман Романович. Быстро заставил меня забыть и о зебровой шкуре, и о прочих мещанских вычурностях. Он был желанной прививкой от одиночества. Взрослый, опытный. Я уснула под утро – с трудом, но все равно встретила новый день отдохнувшей и разрумянившейся.
А в офисе меня дожидалась охапка белоснежных тропических лилий в золотой оберточной бумаге.
– Ловко ты его, – криво усмехнулась Алена, и я заметила, что она вертит в руках какую-то визитную карточку.
– Ты о ком?
– Да ладно тебе, хватит прикидываться овцой. Карточку принесли вместе с цветами. Здесь написано, что ночь была волшебная и надо бы ее повторить. Странно, ты выглядишь как недотрога, никогда бы не подумала, что ты сильна в постели.
– А что, у вас так принято: читать чужие письма? – Я выхватила из ее рук карточку.
Интересно, когда он все это успел? Мы почти все время были вместе. Неужели позвонил флористу, пока я чистила зубы? Значит, у него есть знакомый флорист, и эти утренние цветы – не внезапный порыв души, а ритуал, для него естественный. Или он все продумал заранее. Еще вечером заказал букет, прекрасно понимая, что начавшаяся в гавайском баре ночь будет иметь продолжение на зебровой шкуре?
И в том, и в другом случае как-то это мелко, неправильно…
«Дронова, ты выпендриваешься и придираешься к мелочам! – мысленно одернул меня внутренний адвокат дьявола. – И вообще, когда тебе в последний раз дарили цветы? Федор предпочитал приносить то, что попроще – винцо из своего магазина. Может быть, дорогое бухло не самый романтичный подарок в мире, но ты была вполне довольна. А теперь придираешься».
– Я столько раз пыталась с ним сойтись, – распиналась Алена. – Столько раз приходила к нему в офис. И вот оказалось, что рецепт прост. Не надо ни дара убеждения, ни находчивости, ни специальных знаний. Просто раздвинуть ноги, и контракт твой.
