Наталья Калинина - Малиновый запах надежды
– Юль, у меня все в порядке, – сказала я в трубку, с трудом сдерживая слезы.
Хоть и долго собиралась с духом, чтобы позвонить сестре Тима, не ожидала, что слышать звук ее голоса окажется для меня таким тяжелым испытанием.
– Я рада, – ответила она. Помолчала и с искренним беспокойством попросила: – Саш, будь осторожна, пожалуйста.
– Обещаю, – ответила я и тихо добавила: – Тим будет меня хранить.
Мы обе помолчали, не решаясь попрощаться и не зная, как продолжить разговор. Обе понимали, что сейчас повесим трубки, и на этом закончится наша почти родственная связь. И каждая из нас не решалась сделать это первой.
– Саш, я только хотела тебе сказать... – произнесла Юлия первой. – Если тебе будет плохо, возвращайся. Тебе здесь всегда рады.
– Хорошо, – отозвалась я, прекрасно зная, что не вернусь.
– Тим будет тебя хранить, ты права, – сказала она.
И, не прощаясь, повесила трубку.
Я действительно больше ей не звонила, хоть вспоминала часто. Пару раз чуть не сорвалась и уже схватилась было за телефонную трубку, чтобы набрать Юлькин номер, но каждый раз в самый последний момент останавливалась. И в итоге, дабы не искушать себя, стерла его из памяти мобильного.
* * *– ...Саш? – тихо позвал меня Лелик, когда мы уже подъезжали к моему дому.
– Да? – рассеянно отозвалась я.
– Ты это, знаешь... Если ты еще не готова выходить за меня замуж, я пойму, – неожиданно сказал он.
– Банкирская дочка оказалась симпатичней и моложе меня? – неловко сострила я.
– При чем тут банкирская дочка! Я не о ней говорю! Я сказал, что пойму, если ты решишь немного подождать.
– Хорошо, – тихо ответила я.
Лелик бросил на меня красноречивый взгляд, явно ожидая более полного ответа, чем туманное «хорошо», но ничего не сказал, лишь шумно вздохнул.
Я позволила Леониду проводить меня до квартиры и даже подумала, не предложить ли ему чашку чая. Но так и не успела пригласить, потому что увидела валяющийся под дверью белый конверт.
Первой моей мыслью было проигнорировать его, перешагнуть, как грязь, и забыть. Но Лелик уже заметил его:
– Смотри, Саш.
Я думала, что в конверте, как обычно, окажется очередная туманная записка, не дающая никаких объяснений. Но когда я взяла его, по весу поняла, что в нем находится какой-то предмет.
– Что это? – нахмурился Леонид и протянул руку, чтобы взять у меня находку. Но я уже нетерпеливо надорвала край конверта и достала наручные часы.
Часы Тима.
Я узнала их сразу – «Командирские», доставшиеся ему от отца, с потертым кожаным ремешком и желтоватым пятном на циферблате. Только стекло было в лучах трещин, будто от сильного удара.
– Что это, Александра? – нетерпеливо повторил Лелик.
И я, сглотнув подступивший к горлу комок, ответила охрипшим голосом:
– Часы.
– Это может быть опасно! – воскликнул вдруг Леонид.
Наверное, провел какую-то странную параллель между обычными наручными часами и взрывным устройством. Тяжела же жизнь бизнесмена...
– Это обычные часы, Лелик, – тем же севшим голосом пояснила я. – Просто часы.
Если бы это были «просто часы»...
– Что они тут делают? Зачем их тебе подбросили? Надо разобраться. Александра, дай мне их!
Лелик, все еще не избавившись от подозрений, требовательно протянул ладонь. Но я сжала часы в кулак:
– Нет! Не надо разбираться! Я знаю, кому они принадлежали.
– И? – выжидающе спросил он.
Оставлять вопросы невыясненными Леонид не любил.
– Одному знакомому человеку. Лелик, ты не волнуйся, я сама разберусь. Это мое дело – узнать, кто и зачем подбросил мне эти часы, – ответила я довольно резко и, похоже, обидела его. Но мне действительно не хотелось, чтобы кто-то посторонний (с каких пор Лелик стал мне посторонним?) касался их.
Мы еще немного поспорили, стоя на пороге квартиры. Леонид, встревоженный моей заметной нервозностью, хотел войти и побыть со мной. Я же уговаривала его оставить меня одну.
– Ладно, Мартышка, как хочешь, – с тяжелым вздохом сдался он после долгих уговоров. – Но позже я тебе позвоню, спрошу, как ты.
– Хорошо.
– До встречи, – нехотя попрощался он и, поцеловав сухими губами меня в щеку, ушел.
Я вошла в квартиру и, бросив пакет с моей повседневной одеждой и сапожками прямо на пол, с облегчением сняла новые туфли и прямо в куртке, наброшенной поверх вечернего платья, прошла в ванную.
Отвернув оба крана до упора, я присела на край ванны и вытащила из кармана часы. Стрелки замерли, показывая без четверти восемь – то ли утра, то ли вечера. Я покрутила колесико заводки, но стрелки так и не сдвинулись с места. Эти часы прошли жизненный путь от деда к отцу, а потом и к самому Тиму, и вот преданно остановились, когда оборвалась жизнь последнего законного хозяина. Я трепетно провела пальцем по трещинкам, лучами разбежавшимся по мутноватому стеклу, и словно вернулась в тот роковой день.
* * *...Я помню его, но вся предыстория стерлась из моей памяти, кажется, безвозвратно. Может быть, ее и не было – предыстории, но, когда я думаю о том дне, у меня каждый раз возникает неясное ощущение, что что-то важное предшествовало тем событиям. Что-то нехорошее, иначе бы не сжималось в такой тревоге сердце.
Это произошло за месяц до нашей свадьбы. Мы с Тимом куда-то ехали на машине. Может быть, к Юльке или от нее. Но в тот день мы не болтали, как обычно, беззаботно во время дороги и не слушали музыку. Тим вел машину молча, бросая на меня тревожные и виноватые взгляды. Кажется, ему хотелось начать разговор, но он не решался. Я же, старательно делая вид, что не замечаю его взглядов, отвернулась к окну. Мы ехали какими-то улицами, которые я не фиксировала взглядом. Был вечер, но солнце все еще ярко светило в окно, а у меня же на душе было так пасмурно, как в дождливый осенний день.
– Вот и все, – сказала я неожиданно громко, обращаясь скорее к себе, чем к Тиму. – Закончилось. Так просто.
– Саш...
– Не надо, не говори ничего. Иначе я снова заплачу, а это ни к чему. Мы уже поговорили обо всем. Раньше.
– И все же, Саша...
– Следи за дорогой, – серьезно посоветовала я.
– Сашка, прости меня. Прости, Саш! Я не знал!
– А если бы знал, что бы это изменило? Мы уже приняли решение.
– Ты мне не сказала! – крикнул он и повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы, а на лице было написано отчаяние. Таким я его и запомнила.
Отвлекшись всего на мгновение от дороги, Тим проскочил на перекрестке на красный свет, и ему уже не хватило времени, чтобы затормозить перед «КамАЗом». Последнее, что он успел сделать, – вывернуть руль так, чтобы удар пришелся не на ту часть машины, где сидела я, а принять его на себя.
