Вера Копейко - Любовь — обманная игра
— Там будут ваши люди? — спросил Дима, поглаживая ее молочно-белое бедро. Он не ждал от нее ответа, сейчас ему было все равно. Нет, эта женщина просто мраморная статуя, только горячая и — о Боже — какая умелая! Он и мечтать не мог о том, что она с ним делала. Такого секса у него не было ни с кем после того недолгого времени.
— Ты... не совсем забыла меня? — спросил он.
— Нет, — улыбнулась она. — Я бы хотела быть с тобой снова.
— Я был бы счастлив, — прошептал он.
— Поговорим об этом после, когда все закончится.
Да, да, конечно. Он готов на все, он принесет к ногам этой женщины все деньги, которые останутся после... от...
Диме представилось лицо Люшки, злое, перекошенное лицо, и казалось, он слышит ее слова:
— Я задушу эту стерву своими собственными руками! Я умру, но и она сдохнет и ничего не получит.
Стать единственным наследником денег Замиралова... Вместе со Светой, которая как никакая другая женщина подходила ему. Это было словно наваждение... Да что вспоминать о прошлом? Вот она сейчас рядом с ним, и будет рядом, если он сделает все так, как хочет Света.
37
Ну что ж, лететь так лететь, вздохнула Ира и почувствовала, как сильно забилось сердце.
Она летела в Штаты на частном самолете, про который читала в зарубежных романах, и даже не думала — а чего ради ей было про это думать? — что сама полетит на таком. Самолет «Гольфстрим», который, как сказал Феликс, стоит от двадцати до сорока миллионов долларов.
— Крылатый офис, — сообщил он. — Один из самых современных «бизнес-джетов» — небольших реактивных самолетов. Между прочим, в России не нашлось покупателей для такого. — Он сделал паузу, чтобы до Иры получше дошли его слова. — Но, вообще-то, «бизнес-джетов» у нас наберется с сотню. А у американцев тысяч шесть турбинных. Бизнесмены ценят свое время и себя тоже.
В который раз Ирина поразилась памяти Феликса. Она сама не жаловалась, но чтобы помнить все, как он...
— И они, что же, могут летать когда захотят и куда захотят?
— Не знаю точно, как у них, но у нас с этим делом туго. Наши законы таковы, что бизнес-авиации вроде как и нет. Создается ассоциация деловой авиалинии, и тогда, может быть, деловая авиация станет легальной. Самолеты ведь необязательно покупать, их можно взять в лизинг...
— Отлично. Вот когда все утрясется, Меховой Дом тоже возьмет самолет в лизинг.
Феликс засмеялся.
— Мне нравится ваш аппетит, Ира, хотите, я скажу вам одну вещь? — Он пристально посмотрел на ее губы. Какие красивые, полные... хм. А не упускает ли он что-то? Феликс слегка нахмурился. Нет, эта девочка не для него. Ему ее мало. Если бы сам Меховой Дом. Но это невозможно, даже если он ее окрутит. — Ира, вам не кажется, что вы такая Золушка из сказки?
— Я? — Ее брови взлетели на лоб и исчезли под ювелирно подстриженной челкой. — Нет, Феликс. В случае со мной нет случайности...
— Вы считаете все, с вами произошедшее, логичным?
— Представьте себе, как это ни нагло звучит, да. Замиралов — мой отец. И этим все сказано.
— А если бы он вас не нашел?
— Он нашел мою мать. — Губы утратили свою пухлость и стали тонкими, как у Замиралова. Да, порода одна, подумал Феликс, и решил отбросить посторонние мысли.
— Отлично, Ира. Я рад за Иннокентия Петровича. И за Меховой Дом.
— И за себя, я думаю, — заметила Ира. — Скажите, Феликс, ведь вы колебались, чью сторону принять? Валентины или мою?
Он вытаращил глаза, словно ему в голову никогда не приходила такая мысль.
— Не стоит, Феликс. И знаете, я вам очень благодарна.
— За что?
— За то, что вы убедили Валентину не портить мне кровь. Не звонить с угрозами, не пытаться запугать. Между прочим, отец подарил мне пистолет, пневматический, и я уже представляла себе, как от моих выстрелов лицо нападающего станет похожим на голубое яйцо дрозда.
— Вы могли бы выстрелить?
— Да. Потому что я защищала бы не себя, а отца с его Домом. А он того заслуживает. Правда?
Феликс откинулся на спинку кресла.
— Что ж, рад служить вам, Ирина. — Его голос стал подчеркнуто вежливым. — И еще замечу, ваше появление на частном самолете произведет сенсацию. Журналисты, интервью... Желаю успеха.
— Спасибо.
К самолету ее отвезли на «Волге» Замиралова. Ее собрали по заказу Иннокентия Петровича, который от такого «очковтирательства», как он говорил, получал истинное наслаждение. Стоит у светофора рядом какой-нибудь «мерс», играет мускулами, а шофер Федя как даванет на педаль, и «мерс» пыжится сзади, никак не понимая, что это с его собственной тачкой. Кино!
Феликс проводил ее по трапу в салон. Ира не позволила себе ахнуть, ступив на мягкий ворс зеленовато-голубого ковра, едва взглянула на улыбающуюся стюардессу. Казалось, Ирина Зотова только тем и занималась в жизни, что парила над миром в таких вот миллионерских покоях. Стены обтянуты шелком в тон ковру. Стоило посмотреть на мягкую кожу, как тело уже испытывало удовольствие. Она села возле иллюминатора, а Феликс сказал:
— Связь в любое время суток. И со всем миром. Есть ванная комната и душ. Так что и через десять часов выйдете отсюда свежей благоухающей деловой женщиной. Кстати, очень надежная машина. — Он огляделся.
— Да, Феликс... — Она откинулась на спинку кресла.
— Что ж, детка, я тебя покидаю, — намеренно фамильярно бросил он, желая увидеть реакцию. — С грузом все в порядке. Я сам проверил.
Ира отнеслась спокойно к его выпаду.
— Еще будут пассажиры? — Она спросила таким тоном, что Феликс засмеялся.
— Да, придется кое с кем делить ванную. Но они будут в другом отсеке. Итак, мобильник при вас. Факс вон там, девушки за ширмой, Их можно просить о чем угодно. Счастливого кайфа, дорогая! — Он наклонился к ней и нежно прикоснулся к щеке. — Да хранит тебя Господь, — сказал он. На изумленный вопрос в ее глазах, ответил: — Так просил передать тебе отец. О встрече не волнуйтесь, Ира. Там будет все в полном порядке.
Сердце Иры снова сжалось. Отец даже перед смертью думал о ней.
Ира глубоко втянула воздух, пахло чем-то особенным. Наверное, специфический запах этого самолета, нежный, луговой.
Самолет разбежался и начал набирать высоту. Он делал это мягко, легкий, подвижный.
Ира закрыла глаза и представила лицо отца в юности. Он подал ей свою фотографию и сказал:
— Вот такого Кешу любила твоя мать. Как, одобряешь ее вкус? — и ухмыльнулся.
На самом деле, Иннокентий Петрович был хорош. Коротко подстрижен, острый уверенный взгляд, в котором ни тени сомнения. Характер. Ира вообще больше всего в людях ценила характер. Пусть даже скверный, но цельный.
А у Иннокентия Петровича был характер, да еще какой! Он проступал даже в чертах — тяжелый подбородок, твердые скулы. На фотографии он снят во весь рост, и Ира могла рассмотреть прекрасно сшитый костюм. Безупречный. И безупречно начищенные ботинки.
