Не обмани меня (СИ) - Сергеева Марианна

— Так, деточка, давай теперь на кресло, — наконец, поднимает на меня глаза.

Захожу за ширму. Медсестра показывает мне на стопку одноразовых пелёнок.

— Двигайся ближе ко мне, — врач надевает перчатки и начинает осмотр.

— Вы мне скажете результат?

— Ты беременна, деточка. Сейчас возьмём у тебя мазок на микрофлору. Всё, можешь одеваться.

Когда выхожу из-за ширмы, вижу в кабинете только медсестру. На мой вопрос, где врач, девушка вежливо поясняет:

— Она с вашим мужчиной в коридоре.

Действительно, у окна Андрей разговаривает с проводившим мой осмотр гинекологом. Женщина показывает ему мою карточку и что-то ему втолковывает.

— Скрининг с одиннадцатой по тринадцатую неделю, — это всё, что я успеваю услышать, пока иду к ним.

При моём приближении оба замолкают.

— Хорошо, я понял. Я свяжусь с вами, — заканчивает разговор Стогов и обращается ко мне: — Поехали.

Мы оба молчим всю дорогу. Андрей переключает радиоволны и останавливается, когда салон машины оглашает печально-меланхоличный баритон Константина Никольского:

«Отыщите мою радость, что за горем затерялась.

Принесите песни мне о родившейся весне…» *

Я тяжело вздыхаю, раздумывая, почему всё выглядит так, как будто я виновата в случившемся, и теперь мужчина вынужден разгребать мои проблемы.

Стогов высаживает меня у дома и, как обычно, легко целует в губы:

— У меня сейчас суд. Я вернусь после обеда, и всё решим.

Со щемящей тоской смотрю вслед отъезжающей тойоте. Меня одолевают дурные предчувствия.

––—––—––

* К. Никольский. «Птицы белые мои».

— Послушай меня, Ульяна, — Андрей обхватывает ладонями мои плечи и заставляет сесть рядом с ним на диван. — Сейчас современные технологии, никакого риска или вреда. Я обо всём позабочусь. Для нас с тобой сейчас неподходящий момент заводить ребёнка.

Мягкий тон его голоса совершенно не вяжется с тем, что он говорит. Я дёргаюсь в его руках в немом протесте.

— Не… подходящий? — переспрашиваю полушёпотом. — Почему?

— Потому что ребёнок — это большая ответственность, — терпеливо поясняет мужчина. — Тебе придётся полностью изменить свою жизнь, от много отказаться. Ты же постоянно мне твердишь, что тебе необходимо общение с подружками, необходима свобода — этого больше не будет. Будут пелёнки, подгузники, бессонные ночи. А что скажут твои родители? Ты забыла, что мы им обещали? Сама подумай: тебе ещё учиться и учиться.

— Я переведусь на заочное. И мне не нужна свобода. Я хочу семью, с тобой!

— Ты хоть понимаешь, что такое семья? — раздражённо произносит Стогов. — Это не романтика и удовольствия, как у нас с тобой сейчас! Это постоянная работа, обязанности, быт. Ты к этому готова?

— Да, — отчаянно киваю, — да, готова!

— Готова! — Андрей саркастически хмыкает. — Ты просто не представляешь, что это такое. Да ты сама ещё ребёнок! Ульяна, давай сделаем, как я говорю. Дай себе время повзрослеть. Поживи немного для себя.

— Я не буду делать аборт!

— Ты совсем меня не слушаешь. Сейчас не время.

— Почему? — глаза начинает предательски щипать от подступающих слёз.

— Почему? — вдруг злится он. Отпускает меня и резко поднимается с дивана. Засунув руки в карманы брюк, нервно шагает на середину комнаты и разворачивается ко мне. — Откуда я могу быть уверен, что ребенок от меня? У тебя срок шесть недель. Шесть недель назад, если ты забыла, мы ещё не были вместе. Я не собираюсь становиться отцом чужого ребенка.

Пришибленно смотрю в его раздражённые глаза. Едкие слова бьют хлёстко, и всё, что я могу сейчас выдавить из себя, чтобы не разреветься, это:

— Мне нужно в ванную.

Не могу смотреть на него, хочу отгородиться, побыть одной, чтобы взять себя в руки. Запираюсь на щеколду, включаю холодную воду и умываю лицо. Не справившись с эмоциями, тихо и долго рыдаю, обзывая себя последней дурой. Каюсь, что в своё время не послушала родителей. Все наши отношения с Андреем, начиная со дня знакомства, видятся мне теперь чередой моих глупых ошибок, приведших меня к закономерному итогу.

Первый порыв оправдаться, предложить осмотр у другого врача постепенно проходит с пониманием того, что дело вовсе не в сроке. Он просто не хочет ребёнка. А его сказанные когда-то слова, что он желал бы провести со мной жизнь, вовсе не означали семью и детей, как я думала.

К тому моменту, когда слышится тихий стук в дверь и раздаётся приглушённый голос Стогова: «Ульяна», — я успеваю немного успокоиться и принять решение. Отодвигаю щеколду и выхожу к нему.

— Андрей! — хватаю его за руку и тащу за собой в гостиную, снова на диван.

— Послушай. Мы с тобой раньше не обсуждали наши отношения. Ты говорил, что любишь, что встретил родного человека, хочешь провести со мной жизнь. Я думала, это означает, что у нас с тобой будет семья. Я беременна. Я этого не планировала, но это случилось. И сейчас я не понимаю. Получается, с ребёнком я тебе не нужна? Тогда для чего я здесь? Кто я тебе?

— Ульяна… — начинает говорить, осекается и замолкает. В его глазах замешательство. Мне сложно представить, что творится сейчас в его голове. Но я должна знать, должна получить ответ на свой вопрос. И я жду. Пока не приходит понимание, что ответа не будет.

— Ну что же ты так! — шепчу сквозь слёзы и разочарованно качаю головой.

Кто этот незнакомец с чужим отстранённым взглядом? Где тот Андрей, который обещал мне заботу и защиту, говорил, что никогда больше не обидит меня? И был ли он вообще? Или я, выросшая на любовных романах и не имеющая опыта отношений с мужчиной, его себе придумала, моего личного героя, романтизировала наши отношения, не желая воспринимать реальную действительность? Как сказала мама: любовница и содержанка, наиграется и бросит — вот кто я для него.

— Можешь не беспокоиться. Я сама всё решу, без тебя. Попрошу родителей, они помогут.

Под напряженное, давящее молчание Андрея я собираю в сумку свои книги, одежду, косметику, едва удерживая их в подрагивающих, ставших вдруг непослушными ладонях, затем решительно направляюсь к выходу из квартиры. Открыв дверь, я поворачиваюсь к моему теперь уже бывшему мужчине, стоящему с невозмутимым видом со скрещенными на груди руками. Вот и всё. На душе разливается горечь, хочется устроить истерику, кричать, исступленно лупить его по плечам кулаками за всё, что он сделал со мной, стереть эту непробиваемую невозмутимость с его лица. Вместо этого я делаю глубокий вдох и медленно, стараясь справиться с эмоциями, выдыхаю.

— Помнишь, тогда, в парке? — бросаю ему на прощание чуть дрогнувшим голосом. — Помнишь, что ты сказал мне? Что никогда меня не обидишь. Хочешь, чтобы я чувствовала себя с тобой как за каменной стеной. Что ж, я почувствовала сполна. Дальше не твоя забота. Пока!

* * *

Вернувшаяся от своего парня Оксана застаёт меня зарёванную, валяющуюся на кровати и тихо поскуливающую от жалости к себе.

— Так, успокаивайся! — она подает мне стакан воды. — Рассказывай, что случилось.

Выслушав, она криво усмехается:

— Ну, что и следовало ожидать.

— Почему? — слегка опешиваю от такого категоричного заявления.

— Мужику тридцать пять, и он до сих пор не был женат. Он холостяк, одиночка, ему удобно одному. Семья, дети — ему это не нужно. Это же сразу было понятно.

— Мне не было понятно.

— Ты влюбилась, — пожимает плечами соседка по комнате.

Садится рядом и сочувственно гладит по плечу.

— Знаешь что, — продолжает задумчиво, — маме надо сказать обязательно. Сейчас, а не на шестом месяце, когда появится живот. Не плачь. Это не конец света, жизнь продолжается.

* * *

Жизнь продолжалась. В пустом общежитии оставались студенты, которые устроились на работу. Остальные разъехались по домам на летние каникулы.

Я же так и не решилась поехать и признаться родителям в своём положении. Зато у меня появилось два ученика, которым нужно было подтянуть успеваемость по русскому языку. Занимались мы обычно по вечерам, потому что утром меня мучил токсикоз, а днём летняя жара не давала возможности выйти на улицу.