Обычная история (СИ) - Резник Юлия
Не хочу его отпускать. Укладываюсь на грудь, закинув ногу ему на бедро. Вздыхаю.
– Ну что?
– Пипец, Таир. Задница болит, поясница тянет. Не удивлюсь, если у меня пара новых грыж – ты же как слон. А еще твоя шерсть содрала, кажется, с ранок все корочки…
– Дай посмотрю! Нет, нормально все, – сообщает, прежде чем поцеловать меня в ямочку на пояснице. – Как слон, – передразнивает.
– Большой! Мне, кстати, тоже в зал надо, – бормочу, зевая во весь рот. – Покажешь какие-то упражнения? Или мне инструктора лучше нанять?
– А ты в пять утра встанешь?
– Никогда не пробовала. Наверное.
– Ну, тогда покажу, – чувствую, что улыбается. Здорово, что ему хорошо. Меня несказанно радует, что я смогла хоть так отплатить за его доброту.
Вымотавшись, засыпаю.
Не знаю почему, но вид сидящего в лучах утреннего солнца на моей кухне Таира по-настоящему изумляет. Застыв в проходе, хлопаю ресницами.
– Доброе утро.
– Доброе.
Я думала, он уйдет.
Пытливо вглядываюсь в красивые карие глаза. Казалось, с приходом нового дня все изменится, но… Нет. Ни сожаления, ни стыда, ни понимания, что делать дальше. Как, впрочем, и у него. Судя по задумчивому виду.
– Жалеешь, что изменил жене?
– Не поздно ли ты об этом спрашиваешь? – подкуривает сигарету.
– Один – один, – признаю очевидное я. – Кофе будешь?
– Да. Давай. По поводу зала ты не шутила?
– Нет, – оборачиваюсь за спину.
– Тогда сегодня подойдешь со мной к Яременко. Он посмотрит твои снимки. Сориентирует по упражнениям. А я прослежу, чтобы ты их правильно выполняла.
– Окей.
– Напишу тогда, как появится минутка. Больничный когда планировала закрывать?
– Доктор сказал, что в пятницу уже можно.
– М-м-м… Отлично. А на выходные что думаешь делать?
– Дочку заберу, – пожимаю плечами. – А у тебя какие планы?
– Домой съездить, – отворачивается Таир. Киваю. Не выспрашиваю. И даже не злюсь. Нет у меня такого права. Хотя, наверное, я бы хотела повторить вчерашнюю ночь, когда полностью оклемаюсь.
– Круто. Самолетом? Или машину погонишь?
– Машиной, да.
– Осторожнее там, – ставлю перед Таиром чашку.
– Ага. Спасибо, Кать.
Дурацкий все-таки разговор. Как неродные. Хотя мы ими никогда, наверное, и не были. Так, придумали себе что-то… А теперь вроде хочется его поцеловать, но не знаешь толком, имеешь ли на это право. Вроде хочешь спошлить, чтобы разрядить обстановку, но не уверен, а стоит ли. Блин.
– Так, надо идти.
– Давай, – вяло машу рукой, провожая взглядом широкую спину. Почему-то хочется плакать… Бесит.
– Чуть не забыл.
Неужто меня поцеловать?
Вздернув бровь, наблюдаю за возвращением Валеева.
– Вот, – протягивает мне тубу мази.
– Это что?
– Кать, ну… не тупи. Помажь там.
– Серьезно? Мазь от геморроя? – хохочу. – Таии-и-ир!
Блин, и смешно, и опять чертовски трогательно. Вот такой он, да. Мужик, который всегда ответит за последствия собственных действий, какими бы эти самые последствия не были. Это не Реутов.
– Смешно ей, – хмыкает.
– Ну, ведь и правда, обхохочешься. Ладно, давай сюда, – хрюкаю. – Даже спрашивать не буду, откуда она взялась в твоей аптечке. Или мне надо беспокоиться?
– Что тебе надо, так это перестать нарываться.
– А то что?
– А то нарвешься, Кать.
– Боюсь-боюсь!
Закатывает глаза и уходит. С улыбкой смотрю ему вслед, чувствуя, как нахлынувшее веселье отступает под натиском возвращающейся тоски. Надо чем-то заняться, чтобы не думать. Не вспоминать… Когда кто-то рядом – это всегда легче сделать. Может, Сашке позвонить? Или выйти к озеру, вывалиться на шезлонге, подставив лицо жаркому солнцу?
Эх. Все-таки не поцеловал… Ну и ладно. Зато мазь, вон, от геморроя принес. Это же надо! Воспользоваться? Оно не настолько плохо, но и не хорошо. Так что, может, и впрямь поможет. Хм… Жесть.
Глава 19
Кэт
В пятницу меня действительно выписывают. Покончив с делами, я выезжаю за Сашкой, надеясь, что смогу забрать дочь пораньше и свято веря, что уж теперь я точно готова к встрече с ее отцом.
Впрочем, насколько жестоко я ошиблась, становится понятно, как только Реутов открывает дверь.
– Ну, привет, Кэт. Замечательно выглядишь.
Здесь нужно небрежно бросить «ты тоже» и переступить чертов порог. Но мои ноги будто врастают в пол, язык разбухает во рту, а тело охватывает неподдельная слабость. И я тупо не могу сделать ни того, ни другого.
– Кэт, ну хоть ради дочки не начинай опять, а? Проходи, давай. Выпьем чаю.
Да твою ж мать! Не начинай, да? Так просто у тебя все, Вить? Сука, так все просто…
– Какой чай? На улице плюс сорок, – хриплю я.
– Со льдом! – ухмыляется Реутов, – Не упрямься, Кэт. Сашка все равно еще не готова. Подождем.
– Баба твоя не будет против, что ты меня чаем поишь?
– Ники нет, – хмурится Реутов.
– Ну, хоть у кого-то из вашей парочки хватило совести не попадаться мне на глаза, – шепчу под нос и добавляю громче: – Сашка! Я пришла. Давай-ка, собирайся быстрей.
– Сейчас! – кричит в ответ дочь из своей комнаты.
– Дело не в совести. Она просто не хочет причинять тебе боль, – потерев бровь, возвращает нас к прерванному разговору Реутов.
– Тебя послушать – так вы просто святые люди, – хмыкаю я.
– Кэт! – вздыхает тяжело, с показным сожалением, будто с ребенком неразумным, блядь, говорит. А я даже разозлиться на него не могу. Потому что в отфильтрованном системой климат-контроля воздухе вдруг отчетливо проступает его знакомый до боли аромат, и меня опрокидывает в наше прошлое. Бьет под дых. – Присядь…
С удивлением оглядываюсь и понимаю, что, не заметив того, послушно переместилась за Рутовым в кухню. Здесь так же царит стерильная чистота. Мрамор и все оттенки бежевого. Представляю их вместе за этим огромным столом… Боль топит, разливается по венам жгучей пузырящейся кислотой. Хватаю ртом воздух, и все равно задыхаюсь. Я будто на чужеродной моему организму планете, в атмосфере которой просто нет так необходимого мне кислорода.
– Кэт… – опасливо окликает меня Реутов, ставя на стол высокий стакан. Залипаю на колышущихся в чае кубиках льда. Он говорит еще что-то, а я не слышу. Хрустальное позвякивание и шум в ушах заглушают собой все другие звуки. – Кэт!
– А?!
– Говорю, у тебя телефон звонит.
И правда. Валеев интересуется, как я добралась. Строчу в ответ, что все хорошо, желая в ответ и ему легкой дороги.
– Кто пишет? – вдруг будто между делом интересуется Реутов. Вскинув на бывшего мужа взгляд, гадаю, чем вызван его интерес.
– Любовник.
И хоть я тут же возвращаюсь к нашей переписке с Таиром, успеваю заметить, как глаза Реутова на секунду растерянно расширяются.
– Что за любовник, Кэт? Не быстро ли ты…
– А тебе какое дело, Вить? Я теперь свободная женщина, – демонстративно потягиваюсь. – С кем хочу, с тем и трахаюсь.
– Рад за тебя, – он как будто злится, щедро врачуя ревностью им же нанесенные раны, – но поскольку ты забираешь дочь, хочется понимать, с кем ей придётся общаться.
– Что-то я не припомню, чтобы твоя Ника проходила у меня фэйс-контроль, – выдавливаю сочащуюся сладким ядом улыбку.
Реутову нечем крыть, он это понимает. И потому бесится – сжимая кулаки, отворачивается к холодильнику, якобы чтобы досыпать льда в стакан.
– Я все-таки надеюсь на твое благоразумие.
– Надейся. Что тебе еще остается?
Игнорируя мою иронию, Реутов проявляет чудеса дипломатии:
– Я действительно буду рад, если у тебя сложится личная жизнь, Катя.
– Правда? – притворно восхищаюсь я, хлопая, как дура, ресницами. В его замечании все прекрасно. И будущее время, и это ничуть не обнадеживающее «если».
– Тогда, наверное, я смогу перестать опасаться, что ты хакнешь мой комп. Или натворишь какой-нибудь другой дичи.
Теперь он юморит. Ну-ну… А ведь мне ничего подобного даже в голову не приходило. Что очень и очень странно, учитывая, что это действительно самый простой способ найти ответы на мучающие меня вопросы – влезть в его телефон, почитать переписку, пройтись по истории браузера. Или просто глянуть камеры, установленные на доме. Тело охватывает дрожь. Нет, правда, почему я сама до этого не додумалась?! Неужто тюрьма меня исправила? Да нет, конечно. Просто наложила свой отпечаток. Я отвыкла, что могу… Просто тупо могу сделать то, чего Реутов так боится. И теперь от предвкушения у меня волосы на загривке становятся дыбом. Твою ма-а-ать! Все это время он был так близко!
