По доброй воле - Слава Доронина
Фокусирую взгляд на человеке, который сидит на стуле рядом с кроватью.
– Нина?.. Почему ты со мной? Я же попросила не навещать и быть с бабушкой… – едва ворочаю языком. – Постой… С ней что-то случилось?
Сквозь зашкаливающий пульс до слуха доносится громкий писк приборов.
– С бабушкой все в порядке. Она дома. И очень за тебя переживает. – Нина поглаживает меня по руке. – Да и не только она. Ты всех напугала…
– Почему? – Перевожу взгляд к окну. – Который час?
– Сейчас поздний вечер. Ты почти двое суток не приходила в себя. Операция была сложной…
– А Григорий? Он приезжал?
– Нет. Шахов не приезжал, попросил меня побыть с тобой. То есть его адвокат…
Мысли и так нелегко собрать в кучу, еще и Нина говорит какими-то загадками.
– Что это значит? Какой адвокат? – цепляюсь за ее слова.
Она кусает губы и не торопится говорить. А когда начинает, я думаю о том, что лучше бы Нина и дальше молчала.
– Не знаю, как сказать… Это больше походит на бред… Шахова задержали несколько дней назад за попытку убить твоего мужа.
А, поняла! Меня накрыл мощный отходняк от наркоза. Или снится плохой сон. Сильно зажмуриваю глаза и снова открываю их. Повторяю это действие несколько раз, но лицо подруги не рассеивается. Нина настоящая. И ее слова тоже.
– Я подумала, что будет лучше, если ты от меня услышишь эту новость, нежели от человека Шахова или других людей. Об этом сейчас все говорят, на каждом углу… Григорий пытался изолировать тебя от новостей, даже следователя в палату не пустил. Вероятно, как и Мишу…
– Нина, что ты несешь?! Какой Миша, какой следователь?!
– Агния, ты только не волнуйся… Хотя как не волноваться, когда я сама до сих пор в шоке. В общем, Шахов едва не убил твоего мужа.
– Миша умер. Как Григорий мог бы его убить? Подорвать самолет, в котором он летел? – с раздражением обрываю подругу.
– Кадры, как Шахов избивает Мишу, гуляют по всей сети…
– Я сейчас вызову тебе психиатра, ты опять начала пить? – дохожу до предела.
– Я давно с алкоголем завязала, Ася. Не было Миши в самолете в тот день. Ты что, не понимаешь?
– А где он тогда был?.. – растерянно бормочу я.
Тело словно на автопилоте, потому что разум сопротивляется услышанному, не может в такое поверить. Стены моего мира трещат по швам. Окончательно и бесповоротно. Происходящее напоминает плохой, дешевый розыгрыш.
– Возможно, проблем стало много, Миша и побоялся высовываться. Откуда мне знать, где он был? Разве ты не видишь, в какой заднице мы оказались? А может, он вообще подумал, что заляжет на дно и все само собой рассосется…
Нет! Не верю в это! Миша не смог бы так со мной поступить. По телу прокатывается дрожь, сердце сжимается от боли. Я часто и надрывно дышу, без остановки мотая головой. Писк приборов оглушает с новой силой.
Это неправда! Неправда… Миша не мог!
Мыслей так много, что мозг не выдерживает и отключается. А вместе с ним и я.
Глава 25
В голове столько мыслей, что лучше снова отключиться, чем обо всем этом думать. Не могу поверить и принять, что муж действительно жив. Все это время Миша знал о моих страданиях, знал, что причиняет мне боль. Возможно даже, издалека наблюдал за моей жизнью… И главное, он знал, что оставляет меня в долгах. Совсем одну.
Изо всех сил пытаюсь сохранять трезвость ума, анализировать факты, но ничего не могу поделать с желанием увидеть Мишу, посмотреть ему в глаза и спросить, зачем он это сделал. Как мог со мной так поступить? А может, он пытался оградить нас от какой-то серьезной опасности? Вдруг его смерть была для этого лучшим способом?
Но, даже если так, почему он столько времени не давал о себе знать?
И Шахов… Его нет третий или четвертый день, неизвестно, под стражей он или его отпустили.
Изредка заходит Нина, я созваниваюсь с бабушкой по видеосвязи. Моя старушка не в лучшей своей форме и не может меня сейчас навещать.
Переживаний так много, все чаще возникает ощущение, будто я живу в непрекращающемся стрессе. И что самое отвратительное, куда бы ни сбежала, мои мысли везде бы меня нашли.
Все так же больно, когда думаю о Мише и его предательстве. Но еще больнее, когда представляю, что будет со мной дальше. Как я все переживу? Если мужа официально признают живым, значит, действителен и наш брак?
По-хорошему, нужно настаивать на выписке и ехать домой, к бабушке. Там ждет родной человек, вкусная еда, тепло и спокойствие. Однако мое состояние оставляет желать лучшего, с такими показателями сегодня и завтра точно не стоит ждать выписки.
Прошу Александру сделать укол снотворного, чтобы опять провалиться в спасительное забытье. Сон – это единственное, чего сейчас хочется. В жизни наступил апокалипсис, хуже явно быть ничего не может. Как я заблуждалась, понимаю следующим утром.
Александра пытается накормить меня завтраком, когда дверь в палату открывается и на пороге появляется женщина в элегантном брючном костюме. Если бы не фотографии в интернете, засомневалась бы, а так знаю: это мама Григория.
– Оставьте нас одних, – произносит она строгим и уверенным голосом, задержав взгляд на моей сиделке.
И без того чувствую себя неловко, – меня обслуживает посторонний человек, – а сейчас вдвойне прошивает унижением от того, какими глазами смотрит на меня Ирина Анатольевна.
Александра уходит, я провожаю ее спину, думая о том, что тоже хотела бы покинуть палату. Чутье подсказывает: ко мне пришли явно не благодарить за то, что появилась в жизни Шахова.
Ирина Анатольевна смотрит свысока, и становится понятно, что эта позиция ей по нраву. Ее глаза задерживаются на руках, обмотанных бинтами. Не знаю, сколько еще я буду носить повязки, врач сказал, что спустя время потребуется еще одна операция.
– Я не буду отнимать у тебя и себя много времени, – уверенно начинает Шахова. – Я здесь из-за Гриши. У моего сына часто были проблемы. Да это и немудрено. Он рос без отца и поддержки, был сам себе защитником. Очень дерзкий, самоуверенный, смелый. Одним словом, бунтарь. Когда меня попытались изнасиловать из-за долгов мужа, Гриша едва не убил двух человек. Нам тогда помог следователь, мой одноклассник и хороший друг. Валера был влюблен в меня долгие годы, но ответить взаимностью я не смогла. Благодаря ему сыну удалось избежать сурового наказания. Я воспитала хорошего человека, Агния. Григорий всегда был для меня опорой…
– Был? – перебиваю Ирину Анатольевну, зацепившись за ее слова, и замираю.
– Он и сейчас есть. А вот ты… Каждый однажды может запутаться, впустить в свою жизнь не тех людей, ошибочно придать значение каким-то событиям…
– Вы говорите про наши отношения?
– Мой сын в СИЗО. Случай вопиющий. Гриша пытался убить человека, которого нет в живых. Можешь себе такое представить? Даже связи не могут помочь Григорию оказаться на свободе, потому что у твоего мужа надежная крыша.
– Мы точно говорим о Мише? У него нет никакой крыши. И никогда не было.
– Когда появляется общий враг и цель, то ресурсы и нужные люди быстро находятся. Гришу хотят убрать. Причем давно. Уверена, он отыщет выход из ситуации, накажет всех виновных и вернется к тебе. Но имей в виду, Агния, дальше будет только хуже. – Ирина Анатольевна кивает на мои руки: – Я сначала думала, что это Полина сделала, а теперь сомневаюсь.
– Считаете, мой муж к этому причастен? – Голос против воли начинает дрожать.
– Возможно, и так… Ты знаешь, что Григорий в прошлом пережил страшное горе? У них с Полиной был ребенок…
– Ребенок?.. – прихожу я в изумление.
– Да. До свадьбы у них дело не дошло, но отношения были крепкие. Пока их девочка, моя внучка, не выпала из окна и не разбилась насмерть. Это была огромная трагедия для всех. Да почему была? До сих пор для сына это самая большая потеря и боль.
– Об этом ничего не было в СМИ… Я не знала…
– И неудивительно. Гриша распорядился, чтобы все почистили. Да и случилось это не в России. После гибели дочери его отношения с Полиной испортились. В парах такое часто происходит, когда люди не могут забыть о своем несчастье, а иной раз – и простить друг друга. Понимаешь, о чем я? С вами это тоже может случиться.
В груди печет от боли, глаза щиплет. Не хочу перед этой женщиной выглядеть слабой, она ведь пришла не на мои слезы смотреть. Однако нет уверенности, что я справлюсь с тяжелым временем. Мучая откровениями, меня словно испили до дна за последние дни.
– Григорий винит себя в смерти дочери?
Произношу эти слова, и вспоминается все, что я знаю о Шахове. Тот балкон и высота. Как Гриша глушил виски и как он
