Невидимые знаки - Пэппер Винтерс
Не было роскоши расплакаться от жалости к себе. Нет смысла кричать о помощи, как сумасшедшая. Я должна был быть той, на кого другие могут положиться. Мне нужно бороться не только за себя, но и за этих драгоценных детей, которые заслуживали гораздо большего, чем то, что им дали.
Очистив песок с моих Гэлнсов, я снова зашагала в лес.
— Я знаю, где можно добыть кое-какую еду. Пойдем, проверим вертолет. Ты сказал, что знаешь, где это.
— Я знаю. Но там мертвый пилот.
Я поборола нервную дрожь.
— Наверное, ничего не поделаешь.
— Я не говорил Пиппе этого, но я ненавижу видеть мертвых так же сильно, как и она. — Его дыхание стало прерывистым. — Я действительно скучаю по ним. Это... это не реально.
Какой рациональный ответ я могла дать столь ужасному факту? Не было никаких вариантов, так что я не ответила:
— Мы не будем приближаться к пилоту. Мы возьмем наши сумки и все остальные вещи, которые могут нам понадобиться, и уйдем.
Коннор потер лицо, вытирая слезинку. Горе от смерти его родителей никогда не покидало его глаз.
— Хорошо.
Я помахала ему рукой.
— Ведите, мистер Проводник. Пойдем пообедаем, чтобы мы смогли добраться к остальным покалеченным.
…
Слезы, страхи, недоверие — каждая возможная эмоция сдавливала мое горло, когда вертолет (или то, что от него осталось) предстал перед нами.
— Сюда. — Коннор повел меня вперед, ныряя под упавшими деревьями и неуклюже карабкаясь через них. Зарубки, оставленные на стволах и обломанные ветки — все добавляло трагизма нашему краху.
Я не могла вымолвить ни слова, когда двигалась среди крушения. При свете дня и без проливного дождя остатки вертолета поразили меня. Я была удивлена, что мы выжили, не говоря уже о наших травмах.
Такое ощущение, что несчастная машина была вывернута наизнанку.
Отпавшие лопасти находились недалеко, торча из земли, как копья. Боковые части вертолета были вывернуты, а пыль покрывшая машину, превратила ее в реликвию. Вертолет не был блестящим и новым с самого начала, но теперь он выглядел древним. Усталый, покинутый и никоим образом не достаточно величественный, чтобы подняться в небо и взлететь.
Я действительно испытывала симпатию к самолету. Мы все были травмированы, но это... он был уничтожен.
Коннор вскарабкался в кабину и скрылся из виду.
— Эй, подожди!
Я бежала, спотыкалась, задыхаясь от боли сломанных ребер, желая, чтобы кровь и синяки на моей груди исчезли, и мне не пришлось бы объяснять свои травмы Гэллоуэю.
Дребезжание и периодическое постукивание доносились из кабины, когда Коннор делал, одному Богу известно, что. Обойдя вокруг искореженного корпуса, я стала на оставшуюся часть шасси, и поднялась, чтобы посмотреть.
Коннор наклонился, опираясь о сплющенные ящики и болтающиеся ремни безопасности. Он прижимал поврежденное запястье к груди, а здоровой рукой рылся в сумках. Его медные волосы падали на лоб, когда он активно что-то искал, бросая в сторону всякий хлам.
— Я не могу найти рюкзак моего отца.
Я была ответственна за это. Я была той, кто держал багаж. Это я его растеряла.
— Извини, я потеряла его.
— Я не обвинял тебя.
— Я знаю. Но если бы я смогла все удержать...
— Вещи не могут быть далеко. — Он осторожно направился ко мне, наступив на старый журнал, и нырнул под выдернувшуюся проводку. — Если найдем его рюкзак, мы найдем еду. — Он сглотнул, когда погрузился в воспоминания об отце.
Я молчала, потому что мои легкие сдавило от горя.
Я была такой же бесполезной, как использованная салфетка. Как я могла оставаться сильной, когда его страдания приводили меня к чувству беспомощности?
Шмыгнув носом, с храбростью мужчины вдвое старше, чем он был, Коннор проглотил свою грусть.
— У него с собой всегда есть бутылка с водой и батончики мюсли. Он становится очень нервным и голозлым, если у него нет еды.
Я вздрогнул от фразы: есть бутылка с водой. Не «была». Делая все возможное, чтобы затушить пожар боли в моем сердце, я постаралась придерживаться нейтральной темы.
— Голозлой?
— Да, ты знаешь? Голодный и злой?
— Как это получается, я нахожусь посреди Тихого океана и узнаю новое словосочетание?
Коннор ухмыльнулся, мудро сфокусировавшись на более простых предметах.
— Потому что ты со мной.
Я с изумлением изучала его.
— Ты не похож на нормального тринадцатилетнего.
— Мама всегда так говорила. — Его глаза потускнели. — Сказала, что у меня старая душа.
— Я думаю, что она была права. — Мороз пробежал по моей коже, от разговора о женщине, с которой я только что познакомилась, сидела рядом и болтала. Она была такая милая, хорошая мать, воспитала таких достойных детей. Хороший человек, который не заслуживал смерти.
Коннор направился в мою сторону и, использовав шасси, начал спускаться вниз.
— Это я виноват, что они мертвы.
Он сказал это так тихо, что я еле расслышала.
От охватившего меня страха я сорвалась:
— Никогда не говори так. Это не твоя вина.
Он проигнорировал меня, прыгнул на землю и пошел прочь.
Я последовала за ним, повернув к себе за локоть.
— Коннор, послушай меня...
Он начал вырываться, его молодое лицо было все в слезах.
— Я заставил их поехать. Папа был так занят, и Пиппа продолжала просить его провести с нами время, но он не стал. Мама спросила меня, что я хочу на мой день рождения, и я сказал, поездку на ФиГэл.
Он рассердился, вырвавшись из моих объятий.
— Он сказал, что не может уехать. Что в это время года это было невозможно. Я назвал его размазней и сказал, что он дерьмовый отец. — Его глаза сжались от сожаления. — Я не это имел в виду. Но на следующий день он отменил свою рабочую поездку и забронировал отель на Кадаву. Он менеджер в банке. Постоянно в стрессе. Я думаю, мама выбрала курорт с надеждой, что остров без интернета или телефонов поможет ему вспомнить о нас. Мы все были в восторге. Я был так счастлив. Даже если я жалею о том, что ему сказал.
