Плохой хороший парень - Кэрри Прай
Он подпрыгнул, лишив меня возможности ответить. Большим унижением было то, что я не могла ему противостоять. Его смех, голос, прикосновения — оставляли фантомные ожоги. Это злило, но не прибавляло сил.
Майский отпустил меня лишь на улице, где мои крики были уже никому не слышны. Однако в помощи я не нуждалась. Единственное, что мне хотелось, так это избежать его присутствия. И получив такую возможность, я пулей рванула к машине, не желая слушать его.
Какой в этом толк? Он лгал мне всё это время!
— Да ладно тебе, Юна! Это смешно!
Запрыгнув в салон, я стала лихорадочно закрывать двери, хаотично защёлкивая каждый из затворов. На что Майский устало покачал головой.
— Как ребёнок, ей-богу.
Мгновение, и он оказался в салоне, а моё запястье обожгло холодом железа.
Не может быть…
— Сама напросилась, — сказал он, зафиксировав наручник на своей руке.
Теперь мы были связанны физически, но отнюдь не ментально.
— Идиот! Что ты себе позволяешь?!
На его лице засияла пресловутая улыбка.
— Жизнь — изменчивая штука, — повторил он, вальяжно расположившись в кресле. — Закон бумеранга не вошёл в «твою» конституцию?
Мне ничего не оставалось, как полностью покориться. Протяжно выдохнув, я достала телефон и швырнула им в Майского. На кадрах, что растянулись по экрану, он вёл непринуждённую беседу с псевдо-соседом — Стасом.
— Я знаю, что вы с ним заодно, — отвержено проговорила я.
Наперекор моим ожиданиям, Май только больше повеселел.
— А разве это было секретом? — хмыкнул парень. — Ох, теперь я всё понял, — помедлив, парень обратился ко мне. — Ты точно не прогадала с профессией, Юна? Прости, но с таким же успехом ты могла бы тыкать треугольником в овальное отверстие. Только не пойми меня превратно.
Терпение кончилось. Железная стена рухнула.
— Ты лгал мне! — взорвалась я.
— Не припомню такого.
— Ты работаешь со Стасом?!
— Да, но это не делает меня негодяем, — уже без улыбки проговорил он, крайне спокойно. — Ты целовалась с преступником, но едва ли считаешь себя гадиной.
Я запнулась. Множество ответов превратились в долгое молчание.
В этом весь Май. Хитрый. Изворотливый. Невыносимый.
Какое-то время Тимур блуждал взглядом по пыльной панели, будто сам разочаровался во мне. В такие моменты он казался мне незнакомцем.
— Полагаю, Марк напел в твои нежные уши? Впрочем, уже неважно, — он высвободил мою руку от наручников. — Взывать тебя к доверию, ничто иное, как просить блудницу о верности. Бессмысленная затея.
Май покинул салон, влепив мне невидимую пощёчину. Проигнорировать её я не смогла. Выбравшись из машины, я бросила ему в спину:
— У тебя всегда всё просто! Но без откровения доверия быть не может! Ты путаешь карты и сам знаешь об этом!
Тимур остановился, но не обернулся. Тем временем я продолжала:
— В этом главное наше отличие! И мне не стыдно признать, что я прониклась к тебе! — признание вырвалось быстрее, чем я успела с ним совладать. — И знаешь, сейчас я плевать на это хотела! На тебя! Нас больше ничего не связывает!
Май обернулся ко мне крайне медленно. Он грустно улыбался.
— Я здесь не потому что меня волнует твоя карьера. Уже давно. Неужели, ты до сих пор этого не поняла?
Очередной холодный душ свалился на голову.
Нет… Я в полной растерянности. Разве ты не видишь?
Даже к такому — двоедушному — меня тянуло, и я ненавидела себя за это.
— Просто оставь меня.
Отвернувшись, я собрала все силы, чтобы не поддаться эмоциям. Каждая клеточка детонировала, пусть тело оставалось бездвижным. Я закрыла глаза, чтобы стереть его из памяти, но он едкой картинкой обрисовывался в мыслях.
В каждый удар сердца. В каждый следующий вздох.
— Не угадала, Мурка…
Пара настойчивых шагов, грубость рук на скулах и напористый поцелуй. Такой цепкий, что его не остановила нехватка воздуха. Как всегда горячий. Жадный. Обманчивый и дающий призрачную надежду.
Тимур отобрал всё, кроме таких непостоянных чувств.
Мои ладони, что тщетно пытались его оттолкнуть, лишились силы и остались на его груди. И сердце парня не лукавило, оно билось в унисон с моим.
Не наручники связали нас сегодня, а маленькое искушение.
Май лишил меня тепла так же резко, как и окатил им. Стало до дрожи зябко.
— И это всё вызывает у тебя сомнения? — прошептал он, аккуратно поправляя выбившиеся пряди с моего лица. — Я даю тебе время, чтобы поверить мне. Всего один день. Считай это временной поблажкой. Ведь так ты привыкла работать?
Выбор за тобой, Юна.
14
Он врывается в мою жизнь и устанавливает собственные правила.
Даёт мне время на раздумье. Шантажирует. Потешается.
Целует, когда ему только вздумается, а после эгоистично сбегает…
Прислонившись лбом к рулю, я размышляла над установленным Тимуром условием. И вроде бы решение лежало на поверхности, я не могла поставить окончательную точку. Не после того, что было. Ещё никому не удавалось так беспросветно меня запутать. Назвать мои чувства противоречивыми было слишком мягким определением, неправильным. Каждый новый аргумент разрушался крепким оправданием, раз за разом возвращая меня на распутье.
А ведь не так пугал выбор, как его последствия.
Мотор авто нервозно рычал, призывая тронуться с места, что сейчас казалось невозможным. Свет от фонаря попадал на запястье, где остался едва уловимый след от наручников, как тонкий намёк на безволие. Как перманентный знак зависимости.
Нет. Это безумие…
Выдохнув, я попыталась избавиться от душащих мыслей и вывернула на проезжую часть, надеясь поскорее вернуться домой. Мне хотелось спрятаться за стенами комнаты, накрыться одеялом и забыться в крепком сне, лишив всех возможности хоть какого-то диалога со мной. Но упрямый Марк нарушил мои планы.
Приложив телефон к уху, я устало его поприветствовала.
— Где ты есть? — спросил он резким тоном, будто имел на это право.
— Решила прокатиться по вечернему городу… Что-то стряслось?
Марк нарочно пропустил мой вопрос, явно занервничав.
— С чего вдруг ты рассекаешь по городу, к тому же ночью? Яркая встреча с бандой Стаса ничему тебя не научила?
От его претензий голова разболелась с новой силой. Как и мой отец, Марк был слишком требователен, но не спешил дарить что-либо взамен.
— Поверь, тебе не о чем переживать. Я возвращаюсь домой.
Секундная пауза сопроводилась тяжёлым дыханием.
— Ты была не одна?
— Нет, я… Почему ты спрашиваешь? — меня охватила растерянность. — Даже если так, разве мне запрещено общаться с людьми?
И пусть это не имело никакой логики, я чувствовала вину за
