Виноваты звёзды (СИ) - Грёза Полина

— Всё понимаю, но поделать ничего не могу. Приказ есть приказ, — вздохнул Дёмин и развёл руками.

Орлов нервно прошёлся по кабинету.

— А давайте ей больничный выпишем? Будет уважительная причина, — с надеждой спросил он.

— Думаешь, это решит проблему? Всё равно вместо неё кого-то отправить придётся. А желающих месить весеннюю грязь на полигоне так просто не найдёшь…

— Я поеду, — решительно заявил Орлов, — На таких учениях уже работал однажды. Да и физически всё-таки покрепче хрупкой девушки буду…

— Ну, зашибись ты придумал… А я как две недели без начмеда?

— Так пусть Королёва как раз и поработает. Я за неё там, она за меня здесь. Думаю, смышлёная, потянет. За недельку слегка поднатаскаю, ещё и меня возвращать не захотите…

— Ладно, чёрт с тобой, джентльмен хренов… Смотри только чтобы жена тебя из дома не выгнала за такие широкие жесты в отношении другой женщины.

— А я не скажу, кто изначально должен был ехать. И Марьяне тоже не скажу… Ничего особенного. Просто командировка. Приказ только ей не показывайте и внимание не заостряйте.

Дёмин вздохнул и сокрушённо покачал головой:

— Сказал же, чёрт с тобой. Делай, как знаешь. Только чтобы работа госпиталя не страдала.

***

— Ну, что, Марьяна Андреевна, с повышением! — Орлов, хитро улыбаясь, опустился на стул для посетителей.

— В смысле? — Подняла бровь девушка, — Для очередного звания срок ещё не подошёл, а вышестоящую должность занимаете вы, Денис Олегович.

— Так я свою и имел в виду…

— Тебя что, куда-то переводят? — в голубых стрекозьих глазах читается смятение. Или показалось?

Денис выдержал драматическую паузу, вглядываясь в лицо девушки. Брови приподняты в ожидании, вся, как натянутая струна… Во взгляде — тревога и настороженность. Может, и прав Санёк, что ей не всё равно…

— Нет, не радуйся, — отмахнулся Денис, — Меня просто отправляют на учения. На две недели. На полигон Кадамовский.

— А почему тебя-то? — возмутилась Марьяна, — Как же госпиталь без начмеда? Что, других врачей нету, что-ли? Хочешь, я вместо тебя поеду?

— С ума сошла? — Орлов пристально посмотрел на девушку. Такой реакции он точно не ожидал, — Ты хоть представляешь, что там творится? Это не санаторий. Полторы тысячи плохо управляемых мужиков, не понимающих зачем эти учения вообще нужны и мечтающих поскорее свинтить. Не место там молодой девчонке… Так что, не выдумывай, пойдем. В курс начмедовских дел тебя буду вводить.

***

Денис снял с полки и выложил на стол четыре толстые папки.

— Это — основа. То, что нужно выучить прежде всего. Здесь — алгоритмы лечения, маршрутизация, телефоны кураторов, инструкции для действий в нештатных ситуациях. Ну, и конспекты занятий. Меня не будет четырнадцать дней. А раз в неделю, ты знаешь, у нас обязательные семинары. Так что, проводить их тебе…

— И ты хочешь чтобы я освоила такой объем новой информации за неделю?

— Ну, что-ж, значит придётся задерживаться после работы. И не с Криницким кофе распивать, а в любую свободную минутку брать документы и читать. В общем, вспоминай академию.

— Может, я лучше на полигон? — с сомнением посмотрела на кипу бумаг Марьяна.

— Сразу нет, — сурово сверкнул глазами Денис, — Не бойся. Всё получится. Я помогу.

***

Эту неделю Денис потом вспоминал как один из самых счастливых периодов в жизни. Они были только вдвоем. Кропели над бумагами, сидя рядом за письменным столом в его кабинете. О таком количестве времени, проведенном наедине он не смел даже мечтать.

Можно было безнаказанно смотреть на неё, сколько душе угодно. Тонуть в голубизне этих бездонных глаз. Чувствовать щекой её тепло, наклоняясь близко-близко. Сидеть рядом висок к виску, склонившись над документами. Сталкиваться лбами, соприкасаться локтями, вырывать друг у друга карандаш, с наслаждением дышать её тонким запахом. Ловить кайф от того, что пару раз удалось прикоснуться к этим волшебным волосам, поправив непослушно соскользнувшую прядь, якобы мешающую изучать приказы. Слушать этот хрустальный смех, на ходу выдумывать какие-то шутки, чтобы чаще видеть её улыбку.

И медленно сходить с ума. Чувствовать себя преступником. Хитрым вором и мошенником. Нераскаявшимся грешником, крадущим частичку того, что тебе не принадлежит. И молить бога о том, чтобы она ни о чём не догадалась…

Это было нечестно, но в то же время так сладко… И две недели в грязи и холоде на богом забытом полигоне казались такой несущественной платой за эти минуты ворованной радости… Ни за какие сокровища мира Орлов не отказался бы от своего маленького нечаянного счастья.

Они расходились по домам не раньше одиннадцати вечера. И каждый раз возвращаясь к себе в квартиру, Денис с порога набрасывался на Ленку, исполняя нереализованные желания. А потом ещё долго ворочался на диване, пытаясь побороть муки совести…

***

— Ну, что? Ты молодец, всё прекрасно усвоила. Я спокоен, — проговорил Денис, доставая из сейфа свой армейский жетон и засовывая в специальный карман на полевой форме. Завтра рано утром он улетал на транспортнике в Ростов, а оттуда на место сбора.

Марьяна весь день была какая-то тихая и неулыбчивая. Жалась поближе к двери. Как будто хотела что-то сказать, но не смела. И глаза в пол.

— Ты отпишешься, как будешь на месте? — несмело попросила она, — Я понимаю, что у тебя там работы будет море, но постарайся найти минутку… И, можно я тоже буду беспокоить иногда? У меня ещё не всё улеглось в голове, неизбежно появятся вопросы…

— Ну, о чем разговор? Пиши и звони в любое время дня и ночи. Для тебя я всегда свободен. Если там связь будет, конечно…

Марьяна подняла взгляд и закусила губу, как будто набираясь смелости. В голубых глазах сияла решимость.

— И ещё… Денис… — делая паузы проговорила она, — Может, я поступаю не совсем правильно, но все равно хочу это сделать… Всё-таки ты уезжаешь на учения… Там всякое бывает…

Орлов затаил дыхание, боясь пошевелиться. Что задумала эта голубоглазая колдунья? Тук, тук, тук — сердце бьётся о рёбра, молотком выстукивая бешеный ритм. Она же не собирается…

Марьяна сделала шаг вперёд и протянула руку, что-то сжимая в кулаке. Её щёки пылали.

— Вот, возьми. Я купила это, когда мы с Леной последний раз ездили в город. Она сказала, что у тебя скоро день рождения. Хотела подарить тогда, но, думаю, сейчас важнее… Ты же крещёный?

— Да…

— Ну и хорошо. Значит, угадала… — Марьяна раскрыла ладонь. На ней лежал тяжелый православный крест из темного серебра с позолотой, на кожаном шнурке с застёжкой из жёлтого металла, — Даже если не веришь, носи на удачу…

Денис быстро заморгал и перевел дыхание. Взял с её ладони крест. Он был теплый приятно-тяжелый и какой-то родной… С той самой светлой энергетикой, от которой отдыхает душа.

— Спасибо, Марьян… Я буду носить. Обещаю. Наденешь? — он вернул ей крестик и наклонился.

— Жетон давай, — тихо попросила девушка, — пусть висят вместе. Так не потеряются.

Марьяна подошла совсем близко и осторожно обвила руками крепкую шею, застёгивая шнурок. Ден даже зажмурился, полной грудью вдохнув её запах. Сейчас бы прижать к себе, поднять за подбородок и…

Но вместо этого лишь невесомо касаешься плеча, заглядываешь в бескрайний океан голубых глаз и наклоняешься к нежной щеке…

— Можно? — практически выдыхаешь в ухо.

Она молча кивает. Задеревеневшими губами неловко касаешься теплой кожи чуть ниже скулы. Тело прошибает насквозь электрическим разрядом. В висках бешено колотится пульс, а ты просто делаешь шаг назад и дежурно улыбаешься…

Ну, и сколько это может продолжаться? Всё. Нет больше сил… Надо что-то решать…

24. Марьяна. Невысказанное

В эту ночь Марьяна опять практически не спала. Терзали смутные предчувствия, ощущения чего-то нехорошего, прогонявшие сон уже несколько дней. И вообще, в последнее время спокойно становилось только в те минуты, когда Орлов был рядом.

Ей дарил уверенность этот глубокий бархатный голос и теплый взгляд. В нем нравилось всё, от насмешливой манеры говорить, до неуловимого жеста, которым Ден приглаживал коротко стриженные волосы, не говоря уже про улыбку и запах… Смотреть на него можно было вечно. Девушка молча наслаждалась этим временем, проведенным наедине. Жадно ловила каждое слово, каждый взгляд, каждое нечаянное прикосновение. Смеялась над шутками, таяла от тепла глаз, и про себя молилась, чтобы он ничего не заметил.