Соль (СИ) - Ксюша Левина
В моём бокале уже плавает одинокая стекляшка в воде с остатками рома. Я гневно смотрю на этих двоих. Я порицаю Майю, которая умудряется завладеть вниманием сразу двух парней, при том что и так на неё смотрят все, не взирая на наличие полуголой Мелоди. А ещё более гневно я смотрю на Ксавье. Друг… И ты туда же? Я знаю, Майя выглядит крутой и опасной, но только недавно Ксавье обвинял её во всех грехах, а теперь пожирает взглядом, и я начинаю ревновать. До одинокого воя ревновать, потому что вокруг кипят страсти, и они всем видн. А я свои из пальца высасываю и выдумываю у себя в голове.
— Может, ты уже возьмёшь с собой бутылку? — не глядя на меня, спрашивает Ксавье. Обернись! Смотри на меня!
Я очень люблю Майю, но это жестоко. Лучший друг и лучшая подруга, и это когда я, Соль, так запуталась?
Я вручаю Ксавье свой бокал и решительно направляюсь на второй этаж, куда ещё не добрались довольные студенты. Сильно пьяная, не меньше Ванессы мечтающая опустошить желудок, я ищу пристанище в одной из спален, сажусь на кровать и начинаю, как маленькая, пьяно рыдать, осознавая, как это ущербно. Как девчонка рыдаю от обиды. Дурак Ксавье, повелся. И Майя, он же сейчас видит не её, а стройные ноги из-под короткой юбки! Она на самом деле совсем не та, кого можно просто трахать, она лучше, она не «дырка, в которой он будет не первым»! Какие поверхностные дураки оба. Почему нельзя все делать правильно? Где любовь! Чувства! Интриги и трепет? Где нежный первый поцелуй? Где острота, перчинка. Мне обидно за них, мне жалко, что они впустую распыляются на других… И вообще зачем они друг другу, если это так неправильно?
— Почему нельзя все делать правильно? — в сердцах кричу я, будто стены ответят, но пьяной голове собеседник не нужен.
— Правильно — это как ты? Пять лет любить неизвестно кого? — Ксавье появляется в комнате и плотно закрывает за собой дверь. У него в руке стакан воды. — Ты сходишь с ума, родная. Давай без концертов?
— Я плохая подруга, — мои руки обречённо повисают, будто в них гири. Я отчаянно нуждаюсь, чтобы меня переубеждали.
— Почему, солнышко?
— Я не желаю в-вам счастья, с М-майей…
— Ну как это? Какое счастье, когда мы враги?
— Н-нет… Я р-ревную тебя к Майе, а М-майю к тебе…
— Это как так?
— Я п-плохая подруга. Ты не понимаешь… — вздыхаю я. Мне так плохо, и хочется, чтобы кто-то пожалел. Это проснулось пьяное женское кокетство.
— Нет, нет. Конечно нет, — ласково бормочет Ксавье, приближаясь. — Идем, тебе нужно умыться. Да?
— Да… — я послушно иду за ним, потом терплю его пальцы на своём лице, он смывает растекшуюся тушь. — Мне стыдно.
— За этот вид? Я видел тебя обкуренной, полуголой, лежащей прямо на песке без лежака. И это не было так эротично, как звучит.
— Да нет, не за вид. Я тебе доверяю…
— Отлично, можно я тогда буду фотографом на твоих родах? — почти серьезно спрашивает он.
— Чего? Блин, Ксавье, если тебе не интересно, я могу не продолжать! — я вытираю лицо полотенцем и поворачиваюсь к нему лицом.
— Продолжай, конечно. Все равно ты всё мне выложишь рано или поздно. Давай. За что тебе стыдно?
— Я, кажется, и правда приревновала….
— Всё-таки Майю ко мне или меня к Майе? — он лукавит и напрашивается на неправильный ответ, явно видя мою слабость и спутанность сознания.
— Тебя. К Майе. Но ей я бы сказала наоборот, п-потому что я плохая п-подруга…
Он с отеческой нежностью смотрит на меня и даже гладит мои волосы, потерявшие былой вид. Он такой взрослый сейчас, уверенный в себе и красивый, что у меня в голове не укладывается, почему он стоит тут и вытирает мне сопли. Он должен идти и разбивать чьи-то сердца и желательно не тех, кого я хорошо знаю.
прекрасно осознаю, что о таких вещах не говорят, но ничего не могу с собой поделать, он так внимательно слушает, а ром развязывает язык. Я стою и думаю о том, что что бы сейчас ни сказала, спишу все на опьянение, и что бы ни сделала, скажу потом, что ничего не помню. И мне кажется это невероятно смешным, будто кто-то руки развязал и выпустил на улицу. И мне невероятно интересно, Ксавье тут ни при чем, он просто самая родная душа в этом доме, которой можно доверять.
— Ксавье? — я опираюсь на него, при этом хватаюсь за шею, и это в общем-то не страшно, но он отчего-то взволнован.
— Что ты делаешь? — он напрягается, но не отходит. Я знаю, что он сейчас думает обо мне, а не о ком-либо другом, и даже не о Майе. И да, может, между ними и не ненависть, но мне кажется в эту секунду, что я сейчас махом в себе разберусь.
— Я ничего. Мне интересно, не мешай, — я привстаю на цыпочки, оказавшись к нему совсем неприлично близко, и улыбаюсь, когда слышу его частое дыхание. В моём представлении не происходит ничего криминального. Я, покачнувшись, испуганно вдыхаю, но он воспринимает это как… ну что-то явно другое и теряет бдительность. А я считаю, что момент подходящий. С четырнадцати лет я думала о том, что, наверное, впервые поцелую именно этого мальчика. По итогу это происходит в двадцать, и он не первый, но я целую его, все ещё поражаясь собственной смелости. Правда, в моей голове в эту секунду всё встаёт на свои места. Это не более чем поцелуй, смешная нелепость. Ничего не дрожит внутри, даже не ёкает. Мне просто приятно, а этого, пожалуй, мало, и ревность как-то улетучивается.
А Ксавье в этот момент сожалеет о том, что больше не сможет спать с ней в одной кровати без сомнений и предрассудков, не пройдётся мимо неё в одних трусах и не поможет ей переодеться, когда она пьяная завалится к нему после вечеринки.
Он не сопротивляется, все мысли его направлены на то, что это, вероятно, самый осмысленный поцелуй в его жизни. Он контролирует каждое своё движение, но дыхание уже сбивается. А Соль не останавает его, ни секунды не дает на размышление. И Ксавье очень боится, что она сейчас просто не понимает, что и с кем происходит. Она поддается его рукам
