Мы носим лица людей - Тори Ру

– Когда же ты перестанешь лезть в драки и являться домой с разбитой рожей? – Она стоит в дверном проеме и взывает к совести внука.

– Да он за меня заступился! – завожусь я, но бабушка игнорирует мой выпад и продолжает выговаривать сидящему на диване Максу.

– Не забывай: ты все еще состоишь на учете. И у нас нет влиятельных родственников, которые могли бы тебе помочь! Тебя же посадят!

Слова бабушки проходятся по мне катком.

Весь мир должен был вертеться исключительно вокруг меня и моей беды, которую я по своей же глупости на себя и накликала. Почему же я не подумала про Макса, про то, чем для него может обернуться очередная драка?

Вчера в меня снова вселился бес – я наблюдала за расправой, которую Макс учинил ради меня, и получала удовольствие… Мой пульс учащенно бился от вида зверя, в которого превратился мой светлый и великодушный брат, от его резких точных ударов, без жалости наносимых моему обидчику…

Мучительно краснею и хватаюсь за подоконник.

Втягивать Макса в свои проблемы я больше никогда и ни за что не стану!

– Грандма, открытые, положительные взаимоотношения между людьми, содержащие уверенность в порядочности и доброжелательности другого человека, называются доверием, – устало отвечает Макс. – Но тебе этого, видимо, не понять…

– Доверять я тебе стану, когда ты сдашь тест на наркотики, бестолочь! – кричит бабушка и в сердцах хлопает дверью так, что трещат косяки.

Макс морщится и шепчет:

– Даня, я больше не могу выслушивать эту ужасную женщину. Может, прогуляемся? – Его глаза полны мольбы.

– Прямо сейчас? Куда?.. – с тоской вглядываюсь в мерзкий мелкий дождь за окном, который поливает осиротевшие лавочки, ржавые качели и поникшие тополя во дворе. Этот двор я навсегда запомню как самое уютное место на свете.

Макс пожимает плечами:

– Да, податься решительно некуда. – Он снова морщится и трет лоб. – Да еще и котелок трещит… Герой хренов.

…Резкий удар головой, которым он молниеносно свалил с ног здоровяка гораздо выше себя, холодная ярость моих собственных глаз на его пустом лице…

От воспоминаний пульс снова пускается в галоп.

Макс, откинувшись на подлокотник, усиленно обдумывает возможные варианты досуга, а я никак не могу взять себя в руки и тупо разглядываю его.

Сегодня он в синих джинсах и темно-синей, цвета его глаз, толстовке с капюшоном, на два пальца не застегнутой сверху.

Его челка падает на глаза, в ухе поблескивает едва заметное колечко. Его внешность сбивает с толку сочетанием резких обжигающих черт и милых веснушек. Несмотря на вечно беззаботное выражение лица, он выглядит гораздо взрослее своих лет. Если Макс улыбается, от его обаяния светлеет мир вокруг, но это едва ли упрощает ему жизнь. Из-за этой улыбки никто не замечает темные закоулки его души, из которых он временами не может выбраться.

По странному совпадению мы сегодня оделись в одной цветовой гамме – на мне коротенькое синее платьице в стиле бэби-долл поверх узких джинсов.

Приходит в голову мысль, что это существо – отколовшаяся от меня в прошлой жизни часть, без которой я не могу быть целой с самого своего рождения.

Я знаю, что его поцелуи похожи на сказку. С ним я могла бы зайти дальше безо всякого страха…

Удушливая волна паники и адреналина почти парализует.

– Макс, а хочешь посмотреть, как живу я? – В горле пересохло, но я все равно озвучиваю свою шальную мыслишку, часто моргаю и невпопад жестикулирую. – В доме сейчас никого нет, и нас могут сожрать сторожевые собаки, но… ты ведь быстро бегаешь?..

– Да не вопрос, Даня! – с азартом кивает Макс и встает с дивана. – Поехали!

Глава 36

Кажется, я уже всей душой полюбила старые, воняющие выхлопными газами автобусы.

Около месяца назад я ехала в этот старый непрестижный район, и вполне приличная иномарка дяди Миши казалась мне колымагой, а сейчас мы с Максом трясемся внутри ржавого монстра, и нас нещадно подбрасывает на кочках. Колышутся занавесочки на окнах и плетеные чертики на ветровом стекле, мельтешат узорами синтетические коврики на сиденьях, дополняя картину моего умиротворения и счастья.

Мы подло удрали из дома, когда бабушка вышла за хлебом в ларек на углу, а теперь голова Макса родной тяжестью давит на мое плечо, а я в полудреме смотрю на проплывающие за окном унылые пейзажи.

Автобус следует мимо огороженного бетонным забором холма, где ребята в сумерках делились своими мечтами, мимо перевернутых колесами к небу вагонеток, мимо огромного грозного здания с пустыми глазами окон, на одном из подоконников которого Макс впервые меня поцеловал…

Наши ноги в промокших кедах вытянуты далеко под соседнее сиденье – из-под него исходит тепло печки, прозрачные дождевики лежат рядом, и по ним слезами стекают холодные капли.

Волосы Макса приятно щекочут щеку, я сонно улыбаюсь. Я везу в беспросветный, пустой холодный мир свое персональное теплое солнце, и оно мирно сопит у меня под ухом.

Должно быть, в тепле и уюте меня все же сморило, потому что в следующую секунду взъерошенный и не вполне проснувшийся Макс с красным отпечатком моего воротника на щеке возникает перед глазами:

– Станция У Черта На Куличках. Приехали. До твоего коттеджного поселка еще пять километров, но, как только что выяснилось, этот автобус туда не идет…

Шурша дождевиками и спотыкаясь, мы плетемся под реденьким мерзким дождем по виляющей среди перелесков и кукурузных полей дороге.

– Кома, сейчас ты находишься в историческом месте – каждое утро десять лет подряд папочка возил меня по этой дороге в школу. Вон за тем косогором будет остановка, где я обычно выхожу, когда на общественном транспорте возвращаюсь обратно. Кстати, до нее мы и должны были доехать, если бы сели в нормальный автобус…

– Спокойно, израненный солдат. Пара километров – фигня для вьетнамских кедов. А пешие прогулки – это такой же фитнес, как йога, пилатес,