Я подарю тебе ребёнка (СИ) - Малиновская Маша

— И учти, Разумовская, никаких трёх лет декрета. На свою зарплату няню потянешь, так что полгода и хватит, — пробурчал напоследок.

Спорить с ним сейчас на этот счёт смысла не было, так что я этот разговор отложила, угукнув.

Захар, кстати, узнав, что я звонила начальству сама, нахмурился. Сказал, что стоило сделать это при нём, это бы сгладило нервное напряжение, которое мне сейчас противопоказано.

В новую палату он приходит ко мне вечером. Девчонки сразу же убирают дела: кто-то телефон, кто-то книжку, усаживаются на кроватях в ожидании.

— Расслабьтесь, дамы, я не на обход, — улыбается он им, и те, хоть и озадаченно, но возвращаются к своим занятиям, поглядывая на нас с интересом.

Я собираюсь встать, чтобы выйти поболтать в коридор, но он удерживает меня за плечо и присаживается рядом. Я так рада видеть его, что моё сердце начинает стучать быстрее.

— Как ты на новом месте? — улыбается и спрашивает негромко.

— Отлично. Девушки милые, можно поболтать. Одна я чуть с ума не сошла.

— Скоро наступит время, когда одна совсем не побудешь, скучать ещё начнёшь по одиночеству.

Зернов усмехается, а потом кладёт ладонь мне на живот, отчего дыхание сбивается. Он замечает, что я перестаю улыбаться и, смешавшись, хочет убрать руку, но я накрываю её своей и придерживаю. Напитываюсь моментом, будто заряжаюсь от этого прикосновения, а ещё даю малышу понять, что мы с ним не одни. Захар будет любить его, я знаю. Уверена в этом.

Зернов уходит, сегодня у него договорные роды. А вот я ощущаю себя под тремя парами рентгеновских лучей.

— Не замужем, говоришь? — расплывается в улыбке Настя.

— Нет, правда, — смущённо опускаю глаза. — Мы просто…

Одноклассники? Старые знакомые, друзья, сделавшие ребёнка?

— Ты не обязана перед нами оправдываться, — говорит Айтын. — Вообще ни перед кем. Но вы с доктором смотритесь потрясающе.

— Захар Леонидович — классный! Он когда дежурит, даже медсёстры, кто в ночь, спокойнее как-то и улыбчивее. Не то что этот бука Жестяков. Что ни спроси, вечно недоволен, — Настя поудобнее усаживается на постели. — Рожать буду только у Зернова, — а потом вдруг смотрит на меня внимательно. — Ты же не против?

— Я? — смеюсь. — Нет, конечно, он же не мой личный доктор.

Мы с девчонками смеёмся, пока к нам не приходит медсестра с вечерними уколами и журит за шум. Режим есть режим, тем более больничный.

Так проходит ещё неделя. Я кое-что делаю по работе удалённо, но в основном стараюсь больше отдыхать, как советуют врачи. Айтын выписали, её место пока пустует. Захар приходит ко мне часто, дважды мы выходили гулять во двор, в остальные же дни был сильный дождь. Зато спится хорошо.

Я замечаю, что Зернов в последние пару дней какой-то хмурый. Он уверяет, что всё в порядке, просто устал — коллеги кто в отпуске, кто на больничном, а работы много. Говорит, что мне не о чем волноваться.

А ещё у меня пришёл срок первого скрининга. Кровь на генетические аномалии взяли, теперь предстоит УЗИ. Волнительный момент: и малыша увидеть хочется, и страшно, что с ним что-то не так.

— Готова? — Захар заходит за мной утром после завтрака и обхода.

Я плотнее затягиваю халат, уже по привычке скользнув рукой по чуть выпуклому животу. Мы выходим в коридор, и Захар тормозит меня, прикоснувшись к локтю.

— Нервничаешь?

— Немного. Ты будешь УЗИ делать?

— Нет, я на аппаратах такого класса не работаю. Но не волнуйся, тут хороший спец.

Мы проходим через смежный коридор, спускаемся на этаж ниже и останавливаемся у двери кабинета УЗИ. Наверное, я начинаю нервничать заметно, потому что Зернов сам берёт меня за руку и сплетает наши пальцы, прежде чем постучать и войти.

Его ладонь тёплая и уверенная. Так и я чувствую себя куда увереннее.

21

В кабинете нас встречает мужчина-врач в возрасте. Сперва кажется мне строгим и хмурым, но когда улыбается и здоровается за руку с Захаром, я расслабляюсь.

Укладываюсь на кушетку и затаиваю дыхание, вцепившись пальцами в края. Чувствую, как сердце в груди отбивает гулкий ритм.

— Так, сейчас посмотрим… — доктор наносит гель на датчик и размазывает по моему животу, а потом всматривается в монитор.

Надо мной на кронштейне ещё один монитор дублирует изображение. Захар садится на стул рядом со мной, отцепляет мои напряжённые пальцы и сжимает их. Молча, без взгляда в глаза, но от этого ещё теплее на душе становится.

Я смотрю на большой монитор во все глаза. Я видела на экране обычного УЗИ-аппарата только небольшой овал и пульсирующую внутри точку, сейчас же картина совсем другая. Пусть и не совсем чётко, но тем не менее хорошо можно различить очертания головки маленького человека, его большой выпуклый животик, тоненькие ручки, ножки и даже носик! И этот человечек внутри меня! Моя мечта, мой подарок судьбы после стольких лет отчаяния, мой ребёнок.

Он шевелит ножками и ручками, двигается, ёрзает. Я этого ещё совсем не чувствую, но так интересно смотреть и наблюдать.

— Так… Две руки, две ноги. Пальцы… все. Печень, две почки… Сердце: четыре камеры…

Он перечисляет и дальше, делает какие-то замеры, а я продолжаю неотрывно смотреть на большой монитор и сжимать пальцы Захара. Осознаю, наполняюсь, радуюсь… Волнуюсь, конечно же, чтобы всё было хорошо с маленьким.

— Пол озвучивать? — спрашивает доктор.

— А уже видно? — удивлённо спрашиваю. Уверена, что Захар всё рассмотрел, если это возможно.

— На таком сроке не всегда и не у всех. Но в вашем случае с вероятностью в девяносто девять процентов могу сказать, что это… — он ещё раз смотрит на меня, ожидая подтверждения того, что я хочу узнать пол малыша. Конечно же хочу! Тут же киваю. — Девчонка.

Дочка! У меня будет дочка! Хотя мне вообще было всё равно: девочка или мальчик. Просто теперь я знаю точно. Ну, девяносто девять процентов, как сказал доктор.

Смотрю на Зернова и замечаю, как изменилось выражение его лица. Так же, как и я, он только что в намного большей мере осознал, что от нас двоих получится, уже получился, новый человек. Наша девочка.

Наше безмолвное общение прерывает негромкий стук в дверь. Заглядывает медсестра и сообщает, что Захара вызывают, он извиняется и говорит, что отойдёт буквально на минуту.

Врач нажимает что-то на своём аппарате, и на изображении ребёнка появляются мигающие синие и красные пятна, потом какие-то графики, похожие на кардиограмму.

— В целом всё хорошо, — говорит он в конце концов. — Сейчас распечатаю заключение и пойдёте к Дарине Фёдоровне.

— В целом? — настораживаюсь, зацепившись за фразу.

— Кровоток системы в норме, но следы гематомы ещё есть.

— Что это значит? — в груди становится прохладно.

— Что, скорее всего, ваш лечащий врач оставит вас ещё под наблюдением на какое-то время. Не волнуйтесь, Виктория, ничего ужасного я не увидел. Но, думаю, стоит перестраховаться. В любом случае, решать Дарине Фёдоровне.

Он помогает мне подняться с кушетки, я вытираюсь от геля и выхожу в коридор с заключением в руках. Зернова не вижу.

— Девушка, — окликает меня медсестра с поста недалеко, — Захар Леонидович просил передать, чтобы вы шли к доктору Жуковой, а он догонит. Его начмед позвала.

Я благодарю девушку и направляюсь к своему врачу.

— Ну-у, всё лучше, чем я предполагала, — Дарина Фёдоровна внимательно изучает заключение узиста. — Но на пару недель я тебя ещё оставлю.

Если честно, я ужасно устала валяться в больнице. Конечно, ради малыша согласна на всё, но четыре стены тяготят.

— А если я буду осторожна? Никуда не стану ходить, буду валяться целыми днями на диване? — чувствую себя маленьким ребёнком, выпрашивающим конфету.

— Нет, — но мой врач строга и непреклонна. — Мне нужно, чтобы ты была под наблюдением.

Так, значит так.

После короткого стука в дверь, в кабинет входит Захар. Оценив моё кислое выражение лица и перекинувшись парой слов с коллегой, вдруг выдаёт: