Бандитский подкидыш (СИ) - Шайлина Ирина

В этот раз смеяться он не стал. Но смотрит – внимательно.

– Хорошая ты, – вздохнул он. – Мне бы тебя, и может все иначе пошло бы.

– Ну уж простите, – отозвалась я. – Я же не вещь.

Говорю и сама Льва качаю – едва не проснулся, когда на руки взяла. Рафаэль встал, к дверям пошёл. Но обернулся. Снова смотрит внимательно.

– Тогда ночью сегодня, я буду очень невнимательным. А ты будь внимательной… И интуиции своей доверяй.

Сказал эту загадку и ушёл – а мне думать. Я по комнате – десяток шагов в одну сторону, десяток в другую. То в окно посмотрю – все по прежнему. Темно уже, но слышу, как бряцают по двору шаги – охрана моя почетная. А мне покою нет – что-то случится же. Сегодня случится.

Дверь открылась далеко за полночь. Лев успел проснуться, поплакать, поиграть, покушать, снова уснуть. Никого я уже не ждала, поэтому испугалась. И свет выключен, ночник только горит, светит едва-едва. И вошедшего человека я не знаю. Худой, пожилой, хромает будто бы. Не вписывается он в портрет моей охраны. Не такой. И пахнет от него сигаретами, а ещё, почему-то – полировкой для мебели.

– Здравствуйте, – говорит он хриплым голосом. – Я на Давида работаю… Две недели прятался в подвалах, как вор, насилу момент удачный нашёл. Я вынесу ребёнка. Вас не смогу, а маленького Льва вынесу. Они не заметят… отцу отдам. Отдайте мне Льва, пожалуйста.

От мысли, что ребёнка придётся отдать у меня трясучка. Колотит просто. Ужасно. Да кому? Я его не знаю! Быть может он меня обманывает? Но это не похоже… Они, те кто меня здесь держит, просто отобрали бы ребёнка. Этот просит. Волнуется. И глаза такие… Не добрые, нет. Жёсткие даже. Но смотрят в душу и верить хочется. А ещё – своей интуиции.

– Как он без меня, – растерянно говорю я.

Говорю, а сама аккуратно Льва в одеяло заворачиваю – система уже отточена. Отдала, насилу от себя оторвав. И мужчина так бережно ребёнка взял, что снова говорю себе – все будет хорошо. Война эта дурацкая закончится. Снова жить спокойно буду. И пусть в клочья душу рвёт, все правильно делаю.

– Всё хорошо будет, – шепнул мужчина, а потом растворился в темноте коридоров, вызвав у меня немалые вопросы – моя охрана осторожно сидела у стеночки. Живая. Спала.

Я поревела. Порыдала. Навзрыд. Представляю, как Лев проснётся, а меня рядом нет. Испугается. А потом и вовсе про меня забудет – от этого больно. Младенческая память короткая… Ревела я пока не выплакала всю себя до дна. А потом сделала то, чего боялась последние несколько дней – спокойно уснула.

Глава 31. Давид

Я надеялся, что сына увижу и отпустит. На эту ночь был назначен штурм – устал плясать под дудку жены, пытаясь выполнить все её причуды, которые раз от разу становились все диковеннее. Хотел забрать Льва. И Катьку, пусть даже сто раз ей не нужен. А все пошло не так.

Наши постовые машины всегда здесь стояли, глаза мозолили местной охране. Прятать я их был не намерен. Но сегодня мы прятались. Много моих людей. Действительно много – я снова не один. Мы отступили в густую декабрьскую черноту, она нас собой укрыла. Ждём сигнала. План уже отработан – ворота сносятся ко всем чертям собачьим, а дальше как мне мечталось. И Лев, и Катька, и моя рука на горле жены, и распростертое у ног тела Рафаэля. И я не хотел, чтобы он умер. Я бы спросил – за что?

И да, все по плану шло. И ворота хрустели, визжали падая под нашим напором, только искры мелькали от используемой техники. И топот десятков ног в тяжёлых ботинках заполнил двор. Под ногами и ажурная плитка дорожек, и мерзлая земля клумб – цветы, это то немногое, что моя жена действительно любила.

Выстрелов звуки, запах пороха, морозный воздух изо рта белыми облачками. Всё шло правильно кроме того, что их не было. Из комнаты Сашка приволок мою жену. Алый пеньюар обнажает белые плечи, в глазах не осталось уже превосходства. Боится.

– Где Лев? – кричу я. – Где Катя?

Она смеётся. Вздрагивает всем телом и смеётся истерично.

– Катька твоя ушла, – усмехается моя жена. – Я её отпустила, раз ты ей не больно нужен. Она ребёнка оставила и ушла.

В это я не хочу верить. Катя могла бы уйти от меня, в это я поверить мог. Почти поверил. Потому что она не такая. Она чистая смешная и простая. Искренняя, не смотря ни на что. Не подходил ей я, жизнь моя тоже. Малышка устала. Пусть мне паршиво, но я был готов это принять. Но Льва? Она просто бросила Льва тут? Зная мою жену? Зная, что Льва едва не убили на моих руках? В это я не верю. Не могла Катя притворяться, с такой любовью на моего сына глядя. Что угодно может врать, но не любящие глаза матери, а она словно мамой ему стала… Больше, чем эта красивая женщина напротив, больше, чем кто либо.

– Лев? – спрашиваю я. – Где Лев?

– А он…я не знаю, Давид. Он просто исчез.

Наматываю тёмные волосы на кулак. Дёргаю к себе так, что голову запрокидывает, смотрит глазами круглыми от испуга снизу вверх, и на шее жилка бьётся быстро быстро, когда то я любил приникать к ней губами. Саму женщину не любил, а телом её был счастлив, покорностью. Теперь то я знаю, что этого мало, что может иначе быть…

– Аделина, – просто говорю я.

Не пугаю даже, просто говорю. Она слушает внимательно, ловя каждый звук, приоткрыв рот, показав полоску блестящих зубов. Красивая и пустая. Нет, полна она, только зависти, горечи и желчи.

– Искать! – ору я, хотя знаю, что и так ищут. – Её в машину!

Теперь я верю. Отпускаю волосы, отталкиваю от себя. Теперь я не выпущу больше, не оставлю в этом кукольном домике. Не позволю жить в свое удовольствие, пока мой сын и Катя неизвестно где.

Обхожу комнаты, под ногами хрустит битое стекло. В большой гостиной стекло полностью вынесено, даром, что пуленепробиваемое – уметь надо. Шторы болтаются безжизненно и жалко – наверное так же выгляжу и я сейчас. Поздно говорю себе я. Поздно слишком. Все ждал, боялся испортить. Боялся, что им навредят. И упустил. А город, он большой… Искать в нем, как соломинку в стогу сена.

– Хозяин, – орут с улицы, словно мы в средневековье живём.

Однако голос напряжен, да и не время и место для шуток. Перепрыгиваю через подоконник. Во дворе тоже битое стекло. Рядками лежат храбрые защитники Аделины. Живые, но кровью пахнет – трех в больницу увезли, один в критическом состоянии. Мой человек. Запах крови тяжёлый, щекочет где-то в горле, возвращает меня мысленно в заброшенную дачу, на холодный стылый пол возле колыбели ребёнка. Лев спит беспокойно, а я чувствую, как повязка кровью наливается… зато тогда сын был рядом, пусть его отец и был слаб, как котенок слепой.

– Хозяин!

Высокая сутулая фигура стоит в воротах. Узнаю сразу. Смотрю жадно. В руках тяжёлый свёрток – боюсь верить своим глазам. Игорь шагает ко мне, ещё более сильно хромая, чем обычно, значит свёрток тяжёлый. Мои люди обступают его, но словно боятся ступить ближе, он их одним взглядом не подпускает. И помощь ему ничья не нужна. А потом… Свёрток изгибается в его руках капризно, требовательно и обиженно кричит. Я бегу. Перехватываю. Разворачиваю неумело, потом спохватываюсь – холодно. Заворачиваю обратно.

Сажусь в ближайший автомобиль, закрываю за собой. Льва на сиденье. Вот теперь можно развернуть. Руки на месте. Ножки. Упрямые ножки – пинается. Сердится. Орёт. Явно здоровый, сытый, иначе бы силенок так голосить не было бы. Щекастый. Залюбленный. Катей. Любила, любила, а потом бросила?

– Теперь папа сильный, – говорю я, – теперь я тебя никуда не отпущу.

Лев резко переворачивается на пузо и едва не падает с сиденья, явно показывая, что он теперь тоже сильный. Подзываю Игоря.

– Катя?

– В руки мне его отдала. Ревела, но отдала, видимо, поверила. Я только вышел, а вы стрелять. Ну, я и заныкался от греха, чтобы среди шумихи не положили. Я умею, воевал…

Знаю, умеет. Сдержанно хлопаю его по плечу. Повысить бы его, толковый же, но не хочет, отвоевался, говорит. В саду, да в гараже, ему спокойнее. И именно так он принёс пользу. Спас сына. И я теперь точно знаю – Катька никуда не ушла. Рафаэль её увёл. И Льва тоже бы забрал, если бы успел. И Катьку я найду. И пусть говорит, что я ей не нужен, под себя подомну, зацелую, там посмотрим, как запоет.